Гарольд Койл - Крещение огнем
Она все еще хрипела, стараясь отдышаться и прочистить пересохшее горло, когда неизвестный склонился над ней и перерезал веревки, связывавшие ее руки и ноги. Освободившись от пут, Джен обнаружила, что ни руки, ни ноги ей не подчиняются: они бессильно упали, как у тряпичной куклы. Она долго лежала, уставясь в потолок, и ждала, когда прекратятся судороги и боль в мышцах. Ее не волновало, кто ее спаситель. Не волновали даже насекомые, по-прежнему снующие по телу. Главное, что больше нет веревок и кляпа во рту. Она мечтала об одном: чтобы, наконец, утихла боль и кто-нибудь дал ей глоток воды.
Так прошла минута или чуть больше. Потом чья-то рука приподняла ей голову. Не успела Джен опомниться, как незнакомец поднес к ее губам кружку с водой. И хотя она умирала от жажды, горло перехватила судорога, и вся вода вылилась на грудь. Незнакомец выждал несколько секунд, давая ей отдышаться, и снова поднес кружку к ее губам. На этот раз Джен удалось сделать глоток. Когда же он хотел убрать кружку, она, испугавшись, попыталась схватить ее дрожащими пальцами, чтобы снова приникнуть к живительной влаге. Но руки не слушались. От толчка вода расплескалась и потекла по шее.
— Тише, тише, мэм. У меня есть еще.
Голос явно принадлежал американцу. Это свои! Десантники группы "Дельта"! Они пришли, чтобы ее спасти! Джен открыла глаза. Все еще ослепленная ярким светом, льющимся в открытую дверь, она не могла разглядеть ни лица, ни оДежды незнакомца и видела только очертания его головы и волосы, слишком длинные для американского солдата. Нет, она еще не спасена. Это не 7-й батальон Скотта. Зато у него есть вода, а это сейчас — главное.
Неизвестный помог Джен сесть и дал ей кружку с водой. Совладав с трясущимися руками, она взяла ее и стала жадно пить. Только опорожнив кружку до дна, она, наконец, задумалась: кто ее таинственный спаситель и, самое главное, что будет с ней дальше?
Предвидя вопросы, Рэндел решил сам рассказать женщине все, что считал нужным.
— Я не могу сказать вам ничего конкретного. И вообще, чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас. Во-первых, с друзьями вашими пока все в порядке. О них должны позаботиться. Во-вторых, я не могу сказать, ни кто мы такие, ни чем занимаемся, ни где мы сейчас находимся. Еще раз повторяю: вам лучше знать как можно меньше. И, наконец, я понятия не имею, что с вами будет. Пока мой шеф не получит ответ от своего шефа, не моїу сказать ничего определенного.
Сидящая на полу женщина повертела в руках кружку и в упор взглянула на него:
— То есть вы не знаете, как именно вы нас убьете.
Даже пощечину наемник воспринял бы легче. Женщина была права. Чайлдресс знал, что в конце концов у Делапоса все равно не будет выбора — ему придется убрать журналистку, конгрессмена и съемочную группу. Их просто нельзя оставлять в живых, после того как они видели Лефлера и его людей: слишком рискованно. Кроме того, логика подсказывала Рэцделу, что похищение и зверское убийство конгрессмена полностью согласуется с планом Аламана, цель которого — возбудить негодование американской общественности и армии. А возможность надругаться над Джен Филдс, которая так часто выступала в поддержку мексиканского правительства, — это шанс, который просто нельзя упустить. Чайлдресс знал, что она права, абсолютно права.
Глядя на женщину, он ощущал, каїк ее слова, сливаясь с его собственными мучительными раздумьями, разъедают его душу, словно кислота. Каким же негодяем он стал! Последняя тварь ползучая, и то лучше. Змея хотя бы убивает свою жертву быстро и только для того, чтобы прокормиться или защитить себя. А Делапос с компанией, и он, Чайлдресс, убивают ради денег и чтобы доказать себе и другим, что они — настоящие мужчины.
Нельзя сказать, что американца одолели угрызения совести — для этого он слишком долго прослужил в рядах наемников. Если разобраться, они с Лефлером похожи: оба старались продемонстрировать окружающим, что достигли непревзойденных высот в искусстве убивать. Но, в отличие от француза, Рэцдел предпочитал убивать на расстоянии. Он утверждал, что верх мастерства — сразить противника одним выстрелом, находясь в миле от него. И хотя в этих словах была доля истины, и многие вокруг с ним соглашались, сам Чайлдресс знал истинную причину подобного отношения к убийству. На большом расстоянии не видишь глаз своей жертвы. Даже в самый сильный бинокль все кажется далеким и нереальным. Крика не слышно, а наблюдать, как лицо жертвы удивленно застывает, вовсе не обязательно. Даже запаха страха, смешанного со сладковатым запахом крови, издали не ощутишь. Похоже на стрельбу по мишени.
Вблизи все по-другому. Глядя на Джен, Рэндел видел в ее глазах страх и ненависть. И когда придет время, — а оно непременно придет, в этом он не сомневался, — для того чтобы прикончить эту женщину, никакого искусства не потребуется. Это будет убийство — обыкновенное и жестокое убийство.
Не в силах больше выдерживать взгляд пленницы, Чайлдресс встал и отвернулся. Он сознавал, что понесет за ее смерть такую же ответственность, как и тот, кто спустит курок. Страшно подумать, как далеко он теперь от Бога и своего любимого Вермонта... И сколько бы ему ни заплатили, какими бы словами это ни называли, то, что неминуемо должно произойти, не принесет ему ни радости, ни удовлетворения, ни, тем более, покоя.
Американец молча поставил флягу с водой на пол, вышел из сарая и сделал знак стоящему снаружи часовому запереть дверь.
16 сентября, 16.15 Арлингтон, ВиргинияЗаранее зная, что все ее усилия обречены на неудачу, Мигэн Льюис все же сказала:
— Подождите минутку, я пойду узнаю, сможет ли мама подойти к телефону.
Осторожно положив трубку на стол, она вышла из кухни, и на цыпочках приблизилась к двери комнаты, которую отец приспособил под кабинет. Она остановилась и прислушалась. Ни звука. Тогда Мигэн тихонько постучала.
— Мама, это снова из Белого Дома, секретарь президента. Президент хотел бы с тобой поговорить и выразить свои соболезнования.
Мертвая тишина.
— Ну, пожалуйста, мама, скажи хоть что-нибудь. Он звонит уже третий раз. Можно ведь хотя бы выслушать, что он скажет.
Но и эти ее просьбы не вызвали никакого отклика. Подождав еще несколько секунд, Мигэн сокрушенно вздохнула.
— Я скажу, что ты сейчас не можешь подойти, пусть звонят завтра. Ладно, ма?
Так и не добившись ответа, Мигэн повернулась и медленно пошла на кухню. Она знала: при желании мать умеет быть такой же упрямый, как и отец.
Аманда Льюис неподвижно застыла на своем привычном посту — напротив стола Эда. Дочь, несмотря на оценки после окончания колледжа, которые обеспечивали ей поступление в любой медицинский институт страны, не сможет ее понять. Да и откуда? Она — еще совсем девочка, и только начинает узнавать жизнь. Мигэн еще не знает той силы любви, что узнала ее мать. Ей еще предстоит понять, что громкие титулы и возраст не могут дать некоторым людям ни ума, ни сострадания. Даже Эд, несмотря на "всю свою силу, оставался всего лишь человеком, который пытается разобраться в том, почему временами мир, в приступе, бессмысленной ярости, набрасывается на собственных детей и пожирает их.
Красная лампочка на аппарате Эда перестала мигать — дочь наконец положила трубку, — а Аманда продолжала свдеть, не сводя глаз с телефона. Неужели и с мужем было так же? Только что в человеке билась, трепетала, горела жизнь, мгновение — и ничего? Неужели вся жизнь Эда оказалась лишь краткой и незначительной вспышкой света? Неужели все его стремления, мечты и надежды, о которых свидетельствуют эти кипы бумаг, мгновенно исчезли, как эта вспышка света?
Нет, Эд заслуживает лучшей участи. Его дело не было только мечтой или иллюзией. Пусть старания добиться мира и понимания стоили ему жизни, это не значит, что все его планы умрут вместе с ним. Еще не зная точно, что она предпримет, Аманда решила, что надежды и стремления мужа, какими бы непрактичными они иногда ни казались, не должны быть забыты. Он часто говорил: мало протестовать против несправедливости, необходимо подтверждать это делами. Отказываясь выслушать соболезнования президента и тем самым позволить ему успокоить свою совесть, Аманда выражала свой протест. Но протест ее будет бессмысленным, если не подкрепить его действием.
Обойдя стол мужа, Аманда села в его кресло и рассеянно раскрыла первую попавшуюся под руку папку. Читая рукописные наброски, она думала: что сделать, чтобы уберечь других жен и матерей от той муки, которую переживает сейчас она? Быть может, если привлечь чье-то внимание к тому, что пытался сказать Эд, удастся что-то изменить. Как знать? Нужно попробовать... Хотя бы во имя того, чтобы ее утрата обрела какой-то смысл, не стала напрасной.
