Гарольд Койл - Крещение огнем
В кабинете Гуахардо ее ждал легкий завтрак: булочки, фрукты, кофе, соки. Пока они закусывали, болтая о том о сем, Джен заметила, что полковник выглядит отдохнувшим и благодушным, что казалось, по меньшей мере, странным для главнокомандующего, страна которого находится в состоянии войны. Он, как и всегда, производил впечатление спокойного, уверенного в себе, хладнокровного человека. Это слегка насторожило журналистку. Если он, по выражению Джо Боба, "главная военная шишка", не проявляет никаких признаков озабоченности, несмотря на то, что американская армия стремительно наступает, то, быть может, все заверения чиновников из Пентагона, что эта кампания будет легкой, не очень-то обоснованны? Разговаривая с Альфредо, Джен наблюдала за выражением его глаз. Она знала, что он, как и Скотт Диксон, ее возлюбленный, смотрит на мир глазами профессионального убийцы, которые не выдают ни тайн, ни эмоций.
После того как подносы с остатками завтрака убрали, Джен и полковник пересели в большие мягкие кресла, чтобы выпить по чашке кофе. Для начала Гуахардо сказал, что не мог позволить сеньорите Филдс покинуть Мехико, не выразив ей глубокой благодарности — от себя и от лица президента Мексики — за честное и объективисте освещение событий июньской революции и действий Совета тринадцати. И поскольку вчера ему пришлось приехать в столицу на важное совещание, он решил сделать это лично.
— Немногие из ваших коллег-журналистов, — пояснил полковник, — попытались вникнуть в суть событий тех дней и разобраться в причинах, которые их вызвали. Вы, сеньорита Филдс, продемонстрировали, что при желании можно преодолеть культурные различия, разделяющие наши великие державы, и увидеть произошедшее нашими глазами.
На мгновение в комнате повисла неловкая тишина — так бывает, когда сильные чувства остаются невысказанными. Кашлянув, Альфредо снова предложил Джен кофе. Ей больше не хотелось, но она согласилась. Полковник с явным облегчением встал, принес кофейник и наполнил чашки. Потом заговорил о другом.
— Вам известно, сеньорита Филдс, что вы — единственная из американцев, кто после двадцать девятого июня взял на себя труд поговорить с каждым членом Совета?
Джен об этом не думала. Просто ей нравилась сама идея — как основа для серии репортажей. Но когда смысл сказанного дошел до ее сознание, она восприняла это как пощечину. Что он говорит? Что никто, ни один из представителей ее страны, солдаты которой уже идут по мексиканской земле, не удосужился поговорить с теми, кого считают врагами? Не может быть! Глядя на Гуахардо, который снова сел напротив, Джен сказала, что слышала, будто государственный секретарь США трижды встречался с министром иностранных дел Барредой, а специальный представитель Белого Дома два раза посещал председателя Совета полковника Молииу.
Усмехнувшись, Альфредо откинулся на спинку кресла.
— Вы плохо меня слушали, сеньорита. Ведь я сказал "поговорить". А ваши представители не разговаривали — они поучали, угрожали и даже пытались диктовать свои условия. Но сесть и поговорить, как мы с вами, — нет, ни разу. Ни в июле, ни в августе — никогда. Разве можно вести конструктивный диалог, если собеседник заранее убежден, что происхождение, положение и культура дают ему право смотреть на нас сверху вниз? Каждый из представителей вашей страны был образованным человеком и, тем не менее, думал — нет даже не думал, а был уверен, — что он прав, а мы — нет. Ни один из представителей, посланных Вашим президентом, так и не смог избавиться от мысли, что люди, с которыми он разговаривает, — то есть мои соратники — невежественные солдафоны, несведущие ни в политике, ни в дипломатии. Как Линдон Джонсон в свое время видел в Хо Ши Мине невежественного крестьянина и террориста, и строил свою политику, исходя из этого, так и ваши представители видят в нас мелких диктаторов и шутов гороховых.
Полковник замолчал, поймав себя на том, что в голосе его звучат горечь и злость. По лицу Джен он увидел, что и она заметила это. Сжав ручки кресла, Гуахардо устремил взгляд в потолок и несколько раз глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки. Успокоившись, он покосился на Джен: она ждала, глядя на него широко раскрытыми глазами.
— Прошу прощения, сеньорита Филдс. Очень уж трудные нынче времена. Я не хотел ни пугать вас, ни срывать на вас свое раздражение. Боюсь, своей несдержанностью я испортил нашу приятную встречу.
Джен покачала головой чи пожала плечами, показывая ему, что все в порядке.
— Не могли бы вы, сеньорита Филдс, в качестве личной услуги сделать для меня еще кое-что?
Джен кивнула в знак согласия.
— Ваше ЦРУ наверняка узнает, что вы побывали у меня: я и не старался держать нашу встречу в тайне. Так вот, люди из ЦРУ, скорее всего, свяжутся с вами. Тогда скажите им, пожалуйста, что у вас есть послание президента Мексики, но оно носит личный характер и предназначено исключительно для ушей президента США.
Джен широко открыла глаза. Черт возьми, а ведь Джо Боб оказался прав. Зачем только она полезла в это дело? Теперь она вляпалась серьезно: тайные послания, ЦРУ и еще Бог знает что. Тем не менее, она еще раз кивнула и обещала сделать все, что от нее зависит. А что еще ей оставалось? Она стала пленницей обстоятельств. На миг Джен представила себе, как принцесса Лейла велит Дарту Вейдеру[4] катиться ко всем чертям, но Этот пример мало ее вдохновил.
Но не ощущение собственной беззащитности заставило ее согласиться. Джен привлекла возможность сделать что-то важное, что-то, способное приблизить окончание войны. Это было нечто большее, чем долг перед Богом и своей страной, хотя она подумала и об этом. Ей представлялся случай сделать что-то такое, что избавит Скотта от смертельной опасности. Одно это заставило Джен, не задумываясь, взяться за поручение Гуахардо.
— Расскажите своему президенту о нас. Расскажите, что вы о нас думаете. Постарайтесь, чтобы у него создалось впечатление, что мы — живые люди, а не просто члены правительства вражеской державы. Потом расскажите о том, что вы здесь видели, что вы думаете о Мексике и о наших планах. Если он позволит вам высказать все это, передайте ему следующее. Мы не хотим конфликта с Соединенными Штатами. Будущее наших стран, как и наше прошлое, тесно переплетаются. Нам не прожить друг без друга: слишком многое нас роднит. И американцы, и мексиканцы считают себя великими нациями, гордятся своим наследием и мечтают о лучшем будущем. Все, о чем мы просим, — позволить нам жить в мире, приближая это будущее и действуя по собственному усмотрению. Мы не просим ни о чем, кроме мира и уважения. И еще, сеньорита Филдс, передайте ему: если он не сочтет нужным удовлетворить нашу просьбу о мире, у нас не останется иного выбора, как отстоять его на поле боя.
11 сентября, 18.30 5 километров к западу от Сабинас-Идальго, МексикаПрилетев в расположение своих войск уже под вечер, Гуахардо стал готовиться к первому серьезному бою с американцами. Он взглянул на часы. Скоро стемнеет, и вокруг появятся ночные хищники.
Со своего командно-наблюдательного пункта, замаскированного рядом с заброшенной каменоломней, полковник наблюдал, как американские части занимают свои позиции, но понимал, что под покровом темноты они, как и его войска, поменяют расположение. Маневр, который сейчас демонстрируют ему американцы, рассчитан на то, чтобы ввести его в заблуждение. Командующий американскими войсками, как игрок в покер, придерживает лучшие карты, пока не представится благоприятный случай их разьпрать. Впрочем, все это не имело особого значения. Чтобы американский командующий ни предпринял в этом секторе в ближайшие часы и во время грядущего боя, он не заставит Гуахардо изменить план обороны Монтеррея.
Соблюдая величайшую осторожность — за исключением нескольких недоразумений, — 16-я бронетанковая дивизия двинулась на юг и остановилась, стянув войска к северу и северо- востоку от города. Одна бригада сосредоточилась севернее Монтеррея, вокруг Лампасоса, другая — к югу от Вальесильо, третья — южнее Aгyэрyaсa, заняв позиции для броска на Монтеррей. Расстояние между американскими бригадами подсказывало полковнику, что командир дивизии не опасается контратаки мексиканской армии: в противном случае он сомкнул бы свои подразделения, развернув их так, чтобы они имели возможность прикрывать друг друга. Современные системы связи, вместе с многочисленными отрядами авиации, способными охранять коридоры между бригадами, давали американцам возможность, растянув атакующие силы, штурмовать Монтеррей с трех направлений сразу. Если сейчас, используя моторизованную часть, напасть на одну из бригад, то самолеты и вертолеты-штурмовики немедленно обнаружат и пресекут угрозу задолго до того, как мексиканцы сумеют войти в соприкосновение с американскими наземными частями.
