Павел Орлов - Главное доказательство
На розыск маньяка отрядили народ со всех районов. Был составлен фоторобот и описание примет преступника, которым снабдили тысячи сотрудников. Оперативники патрулировали территории, примыкающие к школам, а учителя были оповещены о том, что в случае обнаружения подозрительных лиц следует немедленно звонить в дежурную часть ближайшего отделения милиции.
И вот как-то раз такой звонок раздался. Завуч одной из школ сообщала, что некий молодой человек вот уже полчаса стоит за деревьями недалеко от входа и кого-то поджидает. Оперативники среагировали мгновенно и уже через несколько минут примчались на место.
Подозрительный тип все еще находился там. По приметам он был достаточно схож с имевшимся описанием, данным потерпевшими. Что же касается фоторобота, то на оный особой надежды не возлагали, ибо по таковому смело можно было хватать чуть ли не каждого третьего гражданина мужского пола. После недолгого совещания парня решили брать.
Тот свою причастность к серии изнасилований отрицал категорически, но вот цель пребывания на школьном дворе внятно пояснить не мог. Ждал, мол, приятеля по имени Саша, с которым на дискотеке познакомился, а более ничего о нем не знает – ни класса, ни где живет. А как раз на территории этого самого отделения произошел один из самых последних случаев, жертвой которого стала восьмилетняя девочка. Оперативники тут же привозят ее вместе с мамой в отделение и втихую, через приоткрытую дверь, предъявляют задержанного. И, к их радости, ребенок опознает в парне недавнего насильника! Однако тот продолжал категорически все отрицать.
Можно было, конечно, показать подозреваемого и другим потерпевшим. Но это означало бы подключить к делу сотрудников Главка, которые не преминут присвоить себе чужие лавры. Есть такое дело – чего греха таить. Поэтому решили обойтись собственными силами. Один из милиционеров, опрашивавших девочку в тот злополучный день, вспомнил, что насильник попросил у нее попить. Она сбегала на кухню, налила в стакан воды, вернулась с ним в прихожую и открыла дверь. Парень попил, а потом поинтересовался, нельзя ли поговорить с кем-либо из взрослых. Услышав, что в квартире больше никого нет, он вошел вовнутрь и закрыл за собой дверь.
Так вот: стакан этот оперативники изъяли – уже вечером, когда пришедшая с работы мать позвонила в милицию. Пальцев на том стакане не нашли, но. Парню во время допроса дают точно такой же стакан («Выпей и успокойся!»), следует новая экспертиза и… в деле появляется неопровержимая улика!
Как знать, чем бы закончилась вся эта история, если бы буквально через два дня, когда подозреваемый уже находился в изоляторе, не было совершено аналогичное преступление. По счастливой случайности девочке удалось вырваться и выскочить на лестницу. Как раз в это время поднимался к себе сосед, живший этажом выше. Мужчина оказался не робкого десятка и сумел подонка задержать. Этот тип, между прочим, оказался здорово похож на задержанного ранее парня, и его опознало подавляющее большинство жертв – в том числе и та самая восьмилетняя девчушка.
Сию историю я вспомнил отнюдь не для того, чтобы «обличить и заклеймить». Сегодня про милицию уже столько страшилок написано, причем профессиональными журналистами, что обывателя уже ничем не удивишь и не напугаешь. Просто хотел заметить, что в отдельных случаях фальсификация экспертного заключения возможна чисто технически, а посему оную нельзя отрицать в принципе [4].
И пусть простят меня за этот пассаж сами эксперты, к коим я всегда относился и отношусь с искренним уважением и где-то даже с благоговением. Что-то в их работе сродни шаманству. Сидят себе возле микроскопов, колдуют чего-то, бормочут себе под нос, а потом клиенту – бац! – десять лет строго режима.
В свое время – в средней школе милиции – был у нас специальный предмет, где нам преподавали основы этой премудрости. Назывался он «криминалистическая техника». И именно из-за того, что «техника», я и невзлюбил сию дисциплину с самого начала – еще до того, как ее начали преподавать. Как только ненавистное слово в расписании увидел – аж скулы свело. Вот и не пошло. Не прикалывали меня все эти синие лампы, микроскопы, реактивы и прочая лабу-да. Фотографировать, правда, любил, поскольку это где-то сродни живописи, и. все, наверное. А когда уж основы баллистики начали изучать – так вовсе тоска настала. Оружие я тоже не люблю. Стреляю, правда, неплохо, автомат Калашникова и сейчас соберу и разберу с завязанными глазами – в армии научили. Но вот показать, где там шептало, где отражатель, а где зуб выбрасывателя, – от этого увольте. Или пули под микроскопом рассматривать. Бр-р-р!..
При всем при этом, проблем с получением зачетов по кримтехнике у меня не было. Но объяснялось сие отнюдь не глубоким знанием предмета. Просто ваш покорный слуга оформил для кафедры несколько учебных стендов – меня для этого даже с занятий снимали. Ну, а взамен, понятное дело, определенные поблажки.
Кстати, был среди этих стендов один, который назывался «Типы и виды папиллярных узоров». Не знаю, почему именно, но дактилоскопия стала исключением – она была мне даже в какой-то степени интересна. Там не было этих чертовых шептал или фиолетовых лучей, всей техники – кисточка да банка с порошком, а терминология так прямо слух ласкала: рисунок, линия, узор.
И вот, вычерчивая на листе ватмана эти самые узоры, я неожиданно поймал себя на мысли, что понимаю все то, о чем тут идет речь. А поскольку еще и зрительную память имел отменную, то и сам процесс идентификации личности немного усвоил – то есть знаю, как определить, твой это пальчик или нет.
Позже, когда уже опером в угрозыске работать начал, приходилось самому разную публику дактилоскопировать: задержанных, подозреваемых, бомжей, а иногда и вовсе трупы. Между прочим, эксперты мои дактокарты даже другим оперативникам в пример ставили!
Так что – повторюсь – в дактилоскопии я кое-что понимаю. По верхам, разумеется, но это не беда. В экспертно-криминалистическом управлении, причем как раз в дактилоскопическом отделе, работает мой старый друг Дима Коротков, так что квалифицированная консультация или помощь мне в случае необходимости обеспечена.
А сейчас давайте снова вернемся к убийству Глебова и попробуем на время забыть про этот чертов отпечаток. Нет его – и все! Тогда в свете поиска настоящего убийцы сразу возникает следующий, традиционный еще со времен римского права, вопрос: «Qui prodest?» – «Кому выгодно?».
На этот вопрос я пока ответить не могу, поскольку не располагаю должными сведениями как о самом убитом, так и о его окружении.
Глебов мог кому-то чем-то помешать, и противная сторона решила устранить эту помеху кардинальным образом. Это также мог быть мотив мести. Это могли быть и денежные «разборки». Это могло быть еще что-то.
Единственное, что можно отмести с уверенностью, – так это убийство на бытовой почве. Оные совершаются спонтанно, а тут преступление тщательно подготовлено, поскольку продуман даже вопрос о том, как направить следствие по ложному пути. Но, в любом случае, убийцей является человек из ближайшего круга покойного. Сей несложный вывод следует из очень простого обстоятельства: постороннего инвалид не впустил бы в квартиру. В наше время люди вообще стали осторожнее, а уж те, кто в силу объективных обстоятельств за себя постоять не сможет, случись что, – тем паче.
И, принимая во внимание данное соображение, я вношу в список подозреваемых первую фамилию: Глебов. Нет-нет, это не мистика! Речь идет о родном брате убитого – его упоминала Нечайкина в своем рассказе.
В квартиру он, надо полагать, был вхож, и причины желать смерти брата оставшийся Глебов вполне мог иметь. То же наследство, к примеру. Так что об этом брате надо собрать более подробную информацию.
Затем в том же списке появляется другая фамилия: Евгений Наумович Шохман, соучредитель нескольких коммерческих структур, солидный бизнесмен и Людмилин муж. Тут опять нет ничего странного. С Глебовым он был, вероятно, даже на «короткой ноге» – в противном случае тот не стал бы при Власове называть Евгения Наумовича просто «Женькой». И у него, кстати говоря, могут быть основания убрать не только Глебова, но и Власова. В отношении Сергея мотивом может служить ревность. Не знаю, насколько сама Люда верит в то, что их отношения являются для окружающих тайной, но мне это представляется более чем сомнительным. Скрыть «служебный роман» от десятков посторонних глаз еще никому не удавалось. Так что господин Шохман наверняка об этих отношениях осведомлен, и кто знает, до какой степени ему в действительности на них наплевать. А что до Глебова, то тут мотивом могут быть финансовые разборки. В принципе, вместо дипломата с тремястами тысячами баксов (я не зря интересовался суммой!) вполне можно было бы подослать специально обученного человечка с острым ножичком, а дипломатик оставить себе. И убийцу попутно выложить следователю на блюдечке: вот он – извольте-с! Словом – одним выстрелом шлепнул двух зайцев. Но, если это так, то перед организатором подобного преступления в известной степени можно снять шляпу.
