Кононов Варвар - Ахманов Михаил Сергеевич
– Джигит! Крепкий парень! – с одобрением произнес Анас Икрамович, поворотился к галерее и щелкнул пальцами. На пороге возник Томас. – Рустама зови! Скажи, что гостя моего к Чернову повезет. На сером «Линкольне»… Нет, к дьяволу «Линкольн»! Пусть «ЗИМ» выводит! Тот, что недавно отреставрировали, черный, с малиновой обивкой!
Томас невозмутимо кивнул и исчез, а хозяин стал прощаться с гостем, жать руку и пить «на посошок». Затем подтолкнул его к террасе:
– Иди и меня не забывай! Мой дом – твой дом!
В дверях Кононов обернулся. Анас Икрамович сидел за столом, над костями индейки и остатками салатов, и с блаженной улыбкой глядел в потолок. Глаза его мерцали, губы шевелились, и Ким, напрягая слух, уловил:
ДИАЛОГ ТРИНАДЦАТЫЙ
– Садись, Зайцев, пей… Не хочешь пить? Ну тогда слушай, Глеб Ильич. Разговор есть.
– Я весь внимание, Анас Икрамович.
– Скажи мне, Зайцев, сколько объектов под нашей защитой?
– Около пятисот.
– А ежели точнее?
– Четыреста восемьдесят два, в Центральном, Невском и Фрунзенском районах. Кое-что на Васильевском и Петроградской стороне.
– Это считая с банками, «Пассажем», «Европейской» гостиницей и «Асторией»?
– Да. Но без мелочи, всяких ларьков да палаток.
– А этих сколько наберется?
– Надо у сборщиков узнать. Думаю, тысячи три.
– Хмм… Вот что, Зайцев, решил я реформировать нашу структуру. Ты своих аналитиков к компьютерам посади, и пусть они составят мне два списка: в первом – заведения порядочных людей, а во втором – мошенников и жуликов.
– Они все мошенники и жулики, Анас Икрамович. Видит бог, все!
– Не прав ты, Зайцев, ой, не прав! Это в тебе прежняя закваска бродит, с кагэбэшных времен – никому не верить! А люди-то все разные: одни обманывают в силу обстоятельств, чтоб дело их не рухнуло, другие жулики по природе. С учетом данного факта пусть списки и составляют. А потом…
– Что потом?
– С порядочных брать дани не будем. Так я решил.
– Анас Икрамович… позвольте кое-что напомнить… Сейчас районы, перечисленные мной, – сфера влияния нашей структуры. Но свято место пусто не бывает! Мы уйдем, придут другие, тамбовские либо казанские, и для наших бывших подзащитных ничего не изменится. Ровным счетом ничего!
– Почему бывших? Нехорошо говоришь – бывших! Мы их, Глеб Ильич, без защиты не оставим и никому не отдадим.
– Жест благородный, но нереальный в финансовом смысле. Если ничего не брать, то на какие средства защищать?
– Э, Зайцев, Зайцев!.. Я ведь что сказал? Я сказал, два списка составить! Тех, что из второго, вдвое обложим, вот и сойдется финанс с балансом!
– А не рухнут, Анас Икрамович?
– Эти рухнут, другие появятся. Сам говоришь: свято место пусто не бывает… Нашей земле вовек на жуликов не оскудеть! Они ребята ушлые, скользкие, ищут новые возможности, что в свою очередь открывает для нас новые ресурсы. Ты вот, Глеб Ильич, проверь, всех ли мы обложили как надо. Банки, предприятия, торговые точки, казино – это само собой, но есть ведь и другое, есть экстрасенсы, гербалайфщики и сайентологи, секты всякие и академии эзотерических наук… Почему с них не берем, а берем с порядочных людей?
– Мудрая мысль, Анас Икрамович! Проверю! – Потом: – А подскажите мне, что делать с фокусником? С писателем, которого я к вам привез?
– Он в первом списке. Ясно, Зайцев?
– Ясно. Слушаюсь!
– И вот что еще, Зайцев… Еще решил я благотворительный фонд учредить для поддержки поэзии и остальных искусств, какие в наши дни отнюдь не процветают. Пусть Суладзе с юристами займется проработкой, устав напишет, а Пронин уточнит кандидатуры, в первую очередь, поэтов… Да, еще над зоопарком шефство возьмем. Пора, давно пора! Как думаешь, Глеб Ильич, тигры там еще не сдохли с голоду?
ГЛАВА 14
ФАЗЕНДА В КОМАРОВО
Мы делаем первые шаги в космосе, наши знания о Вселенной и населяющих ее существах отрывочны и ничтожны – и, более того, мы даже не представляем, как распорядиться этими знаниями. В этой связи мне вспоминаются слова Чарльза Бэббеджа: «Природа знаний такова, что малопонятные и совершенно бесполезные приобретения сегодняшнего дня становятся популярной пищей для будущих поколений». Приходится верить Бэббеджу – как-никак, он изобрел компьютер еще в девятнадцатом веке.
Улица была с оригинальным названием, объединявшим топонимику с политикой: Советская-Щучьинская. С первой частью все было ясно, вторую же добавили по той причине, что улица шла от поселковых окраин к озеру Щучье, плавно преобразуясь в неширокую тихую магистраль среди соснового лесочка. В самом ее начале имелось с полдюжины частных домишек, потом протекал ручеек под прочным бетонным мостиком, потом шелестели сосны да ели, потом по левую руку вставало заброшенное здание старой типографии, а справа – высокая краснокирпичная изгородь. Она тянулась вдоль дороги метров на двести и, вероятно, уходила в лес еще на столько же, охватывая территорию, где мог бы разместиться вполне приличный парк. Парк тут и был, только артиллерийский: стояла кадровая часть с пушками и складами снарядов. В эпоху перестройки часть «кадрировали» до нуля, а бывший ее плацдарм приобрела строительная фирма, дабы воздвигнуть элитные коттеджи в мексиканском стиле. Но до коттеджей дело не дошло: едва расчистили объект от складов и казарм, как руководство фирмы перебазировалось в Мексику – само собой, со всеми капиталами. Затем последовали робкие попытки устроить лагерь скаутов, мини-Диснейленд, оздоровительный комплекс и что-то еще в таком же роде, пока не явился коммерсант Чернов и не скупил все оптом: землю, ограду, сосны, ели и живописные артиллерийские развалины. При нем расчистку завершили, лес облагородили и возвели солидный особняк, однако не мексиканского типа, а, скорее, шведского или канадского, что больше соответствовало климату. Так что фазендой он мог называться лишь с большими натяжками.
Все это Киму поведал Рустам, водитель Икрамова, веселый разговорчивый татарин. Ким не остался в долгу и, нежась на малиновых подушках «ЗИМа», пустился в воспоминания о том, как торговал собачьей шерстью и удобрениями из куриного помета, как расселял для новых русских квартиры Пушкина и Достоевского, как занялся мануфактурным промыслом, бильярдным сукном и парашютным шелком. А нынче вот открыл таверну «Эль Койот» – само собой, с благословения Икрамыча! – и хочет договориться с Черновым о поставках пульке, текилы и шнапса. «Шнапс знаю и текилу знаю, – сказал Рустам. – А пульке – это что?» «Водка мексиканская, – объяснил Ким, – из агавы делается, из самых зверских кактусов. Верблюда валит наповал. Со всех четырех копыт!» «О!» – уважительно произнес шофер и поинтересовался, кто такой койот. «Заокеанский шакал», – ответил Ким и попросил высадить его у стены черновского имения. Мол, хочет прогуляться до ворот и поразмыслить о поставках – может, нужны не только текила, шнапс и пульке, а еще саке и спирт, чтоб разбавлять забугорную продукцию.
Рустам, продемонстрировав немалое искусство, развернулся на узкой дороге и уехал, а Ким полез в развалины бывшей типографии. Когда-то здесь печатали «Комаровскую правду», «Курортный вестник» и остальные местные газеты, но те времена канули в вечность; теперь двухэтажное здание было пустым, заброшенным, с выбитыми окнами и сорванными дверьми. Хороший пункт для наблюдения, неподалеку от ворот, только пыли много. Ким пристроился за подоконником, взглянул на часы – было четверть седьмого – и осмотрел прилегающую местность.
