Кононов Варвар - Ахманов Михаил Сергеевич
Обзор книги Кононов Варвар - Ахманов Михаил Сергеевич
Если писатель начинает отождествлять себя со своим литературным героем, это может привести к самым непредсказуемым последствиям. Ким Кононов, создатель очередного продолжения знаменитой саги о похождениях Конона Варвара, постепенно теряет границу между вымыслом и реальностью, начиная смотреть на окружающий мир глазами своего почти тезки и совершая поступки, вполне достойные неистового киммерийца. А уж когда в возбужденный мозг писателя вселяется инопланетянин, галактический странник Трикси, предоставивший Киму в обмен на «жилплощадь» беспредельные физические возможности, врагам питерского интеллигента остается только посочувствовать…
Михаил Ахманов
Кононов Варвар
ГЛАВА 1
КРУШЕНИЕ
В юности (ибо тридцать лет в сравнении с моим нынешним возрастом – юность) я зарабатывал на жизнь писанием романов о Конане. Я занимался этим не только ради денег; теперь, умудренный годами, я понимаю, что сочинительство историй о благородном варваре из Киммерии, о злобных магах, жутких демонах, очаровательных принцессах давало выход мечтательным и романтическим склонностям моей натуры. Я никогда не сожалел о времени, потраченном на эту работу, ибо, помимо денег и удовольствия, она принесла мне бесценный опыт – в конечном счете пробудила мой литературный дар и сформировала меня как писателя. Но главное, чем я обязан киммерийским сказкам, много важнее денег, удовольствия и даже писательского опыта; главное в том, что в эти годы я повстречался с будущей своей женой. Но не только с нею – было еще одно знакомство, невероятное и фантастическое, изменившее и жизнь мою, и мнение о человечестве, и взгляды на мир.
Творить Ким Кононов предпочитал ночью. Во-первых, день, время суматошное, нервное, и до писания романов как-то не доходили руки; во-вторых, он вообще относился к совиной породе с пиком активности между часом ночи и тремя. За этот срок он мог нашлепать пять страниц, а днем лишь потел у компьютера да выжимал с натугой вымученные фразы. Такая уж у него была физиология, что все, происходившее в светлый период суток, воспринималось как помеха – топот соседей на лестнице, тоскливый рык канализации, гул нечасто проезжающих автомобилей и даже шелест листьев за окном. Ночами писалось куда быстрее, и потому Ким любил ночь. Покой, тишина, темнота…
Но в данный момент в наличии были только две составляющие – еще не кончился июнь, когда в Петербурге, по словам поэта, одна заря спешит догнать другую. Зато Кононов мог растворить окно, сунуть в розетку фумигатор, убийцу комаров, и отдаться творчеству, вдыхая ароматы свежей зелени и влажной, пропитанной летним дождиком земли. Ким обитал в Озерках, на Президентском бульваре, на самой северной городской черте; по одну сторону узкой улицы стояли дома, прихотливо изогнутые буквами «П» и «Г», а по другую высился лесок, который местные жители, люди неизбалованные, считали парком. Кимова берлога была на первом этаже, окнами к лесу, и от деревьев Кима отделяли только заросли акации да шиповника, тротуар и двухполосная проезжая часть с разбитым, а кое-где отсутствующим асфальтом.
Знакомый, но такой приятный вид! А кроме того, полезный и вдохновляющий! Если напрячь воображение, ближайшая лужа могла сойти за хайборийский океан, темная полоска леса – за остров прекрасной волшебницы, а ласковый июньский дождик – за бурю в этом океане, несущую пиратскую галеру к черту на рога… Конан Варвар цепляется за рулевое весло вместе с верным кормчим Шугой, всматривается в темноту, гадает: откуда буря?.. да еще такая сильная?.. И неизвестно варвару-киммерийцу, что бурю наслал злодей-чародей из северных земель, дабы устрашить красавицу-фею, что живет на острове, и приневолить ее к сожительству. Вот этого мерзкого колдуна по имени Гор-Небсехт Конан и устаканит! Однако не сразу, а сотни через три страниц, проделав долгий путь от острова до колдовского замка Кро Ганбор, а замок будет где-нибудь в Асгарде либо Ванахейме… Словом, в ледяной Лапландии!
Начало было положено, и Ким, довольно хмыкнув, отвернулся от компьютера и оглядел свой рабочий кабинет. Главным предметом обстановки здесь являлись книги, громоздившиеся на полках, на телевизоре, на полу, в старом кожаном кресле и плавно переползавшие на самодельный стеллаж в коридоре. Штабель книг около кресла был увенчан телефоном, на полках тут и там торчали стаканчики с карандашами, коробки с лентами для принтера, дискеты, пепельницы, стопки бумаги и прочий хлам, необходимый в писательском ремесле. Беспорядок, но трудовой, активный…
Снова хмыкнув, Ким почесал в затылке и, закурив сигарету, уставился в темнеющие на экране строчки. Пару минут размышлял над сценой крушения, к примеру, такой: галера налетит на риф и треснет пополам, матросов смоет с палубы, гребцов разметают волны, но Конан непременно доплывет до берега… Оставить еще кого-нибудь в живых? Скажем, старого верного Шугу, чтоб киммериец не скучал?..
Немного подумав, Ким собрался прикончить всех без снисхождения и жалости, а заодно вселить в злодея-чародея бессмертного демона. Эта тварь – Аррак или Демон Изменчивости – будет квартировать под черепом у Гор-Небсехта, словно джинн в бутылке, добавляя магу чародейских сил и злобности, а уйти ему – никак, ибо до самой смерти колдуна связаны они магическим заклятьем. Демон, конечно, знает о сексуальных домогательствах партнера и поощряет их, так что Конану придется туго… А почему? А потому: вырвет он печень чародею, да как бы Аррак не перебрался в него самого!
«Отличный сюжет!..» – решил Ким и, с довольной улыбкой поглядывая в окно, застучал по клавишам. Дождик – буря, лужа – океан, лес – цветущий остров, а Конан – вот он Конан, сидит у компьютера и сочиняет мемуары! Только прекрасной волшебницы нет…
Через пару часов, примерно в три пятнадцать, он остановился и перечитал первую главу.
– Ну и шторм, капитан! – прокричал кривоногий кормчий-барахтанец. – Ну и шторм! Прах и пепел! Клянусь ядовитой слюной Нергала, такого я не встречал за тридцать лет, что плаваю по океану!
– Куда нас несет, Шуга? – Конан, вцепившийся в кормовое весло, приподнял голову. Он пытался высмотреть просвет в тучах, но его не было; наоборот, грозовые облака становились все темнее, в них начали посверкивать молнии, а ледяной полярный ветер разыгрался вовсю, вздымая волны выше палубы «Тигрицы».
– Куда несет? – повторил кормчий и сам же ответил: – Прямиком на Серые Равнины! Одно удивительно: я думал, дорога к ним начинается где-то в Асгарде или в северных Гирканских горах, а нас отбросило к югу.
– Окочуриться можно в любом месте, – заметил Конан, чувствуя, как вздрагивает под ногами палуба корабля. – А чтобы этого не случилось, вели-ка, парень, спустить паруса и срубить мачты. И, во имя Крома, гони всех бездельников на гребную палубу! Пусть берутся за весла и не вопят у меня под ухом о близкой смерти!
– Грести при такой волне? – Шуга с сомнением пожал плечами.
– А что нам еще остается, старый пес? Ждать, пока морские демоны заглотают нас, прожуют и выплюнут кости на ветер?
Кормчий хмыкнул и отправился выполнять приказание. Вскоре над палубой прозвучал его хриплый рев:
– Паруса долой, ублюдки! Беритесь за топоры, мачты – за борт! Шестьдесят мерзавцев – на весла! Остальным – привязаться покрепче и слушать мою команду! Да пошевеливайтесь, дохлые ослы! Кого смоет за борт, тот отправится прямиком на корм акулам!
Конан пошире расставил ноги; рулевое весло прыгало в его руках, словно живое, и с каждым мгновением удерживать «Тигрицу» на курсе становилось все трудней. Да и можно ли было говорить о каком-то курсе, если даже Шуга, опытный морской волк, не знал, куда их несет? Буря гнала корабль на юг, и через сутки они могли очутиться где угодно: у побережья Черных Земель, в открытом море или у скал легендарного Западного материка, куда не добирался никто из хайборийцев. Уже сейчас они плыли в неведомых водах, ибо, преследуя день назад зингарского «купца», сильно уклонились к западу. «Купец», удиравший на всех парусах, благополучно пошел на дно, перевернувшись при первом же сильном порыве урагана; «Тигрице», где часть парусов была вовремя спущена, удалось остаться на плаву. Надолго ли?
Застучали топоры, и Конану показалось, что лезвия их впиваются не в основания мачт, а прямо в его сердце. Он любил свой корабль – не только потому, что судно было надежным и быстроходным; имелись и еще причины для крепкой привязанности. Эта галера напоминала ему о другой «Тигрице», должно быть, сгнившей уже в какой-нибудь бухте Черного Побережья либо разбитой волнами о камни. И помнилось еще ему о хозяйке того корабля, принявшей смерть в мрачных джунглях, на берегах Зархебы, проклятой реки… Помнилось и не забывалось, хотя прошло с тех пор года три или четыре, а может, и все пять… Время само по себе ничего не значило для киммерийца; он измерял истекшие сроки не днями и месяцами, не солнцами и лунами, а событиями – тысячами локтей, пройденных по морю или по суше, ограбленными кораблями, захваченными богатствами, смертями приятелей, соратников или врагов. Но та женщина, Белит, хозяйка прежней «Тигрицы», была не просто соратником… И потому он не мог до сих пор забыть о ней.
