Г. Матвеев - Мир приключений 1959. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов
Кратковременная, но сильная гроза прервала разговор. При шуме потока, тресках молний и раскатах грома они не слышали друг друга. Клокочущая пена целиком накрывала кабину.
А когда прояснилось, они увидели, что над водой осталась незначительная часть кожуха. Еще один — два грозовых фронта — и поверхность залива сомкнётся над ними.
— Кажется, самый раз прийти подводной лодке, — заметил Второв.
— Придет в свое время.
На панели приемника замигала лампочка вызова. Второв повернул ручку верньера. Вызывал Топорков.
— Как положение? — спросил он.
Мельников опередил своего товарища, собравшегося ответить.
— Без особых перемен, — поспешно сказал он.
— Погружение?
— Идет нормально. Ничего угрожающего.
— Я уже давно не имею связи с лодкой, — сказал Топорков. — Где она?
— Километрах в пятидесяти.
Было слышно, как Игорь Дмитриевич тяжело вздохнул.
— Мы очень тревожимся за вас.
— Нет никаких оснований.
Связь снова прервалась. Условия прохождения радиоволн на Венере были на редкость капризны.
— Зачем вы их обманываете? — спросил Второв. — Не лучше ли сказать правду?
Мельников не сразу ответил. Он смотрел на Второва, словно изучая его лицо.
— По личному опыту, — медленно заговорил он, — я знаю, что переживать бедственное положение товарища гораздо труднее, чем самому находиться в таком положении. Они ничего не могут сделать для нас, кроме того, что уже сделали. Что же мне им сказать? Что лодка может подойти не раньше как через час, они сами знают. Что, если пройдут еще два ливня, мы окажемся под водой и найти нас будет неизмеримо трудней? Что любой грозовой фронт может оказаться таким же длительным, как тот, который послужил причиной нашего теперешнего положения?..
Он с минуту молчал, потом спокойно произнес:
— Правда хороша всегда, но во имя спокойствия друзей ею иногда надо жертвовать. Пусть они думают, что у нас все по-прежнему.
— Вы думаете, что наше спасение еще под вопросом?
Мельников улыбнулся.
— Ты сам знаешь «милый» характер Венеры. Пока мы не окажемся внутри лодки, я ни в чем не уверен. Но сейчас у нас неизмеримо больше шансов, чем до ремонта радиостанции. Тогда не было почти ни одного. Но и это еще не причина приходить в отчаяние.
— А если бы радиостанция не заработала?
— Вот тогда мы оказались бы в серьезном положении. Возможно, что пришлось бы погибнуть…
Этот последний час ожидания был самым длинным. Казалось, что секунды превратились в минуты…
Баландин сообщил, что локационный прибор показывает твердую землю в пятнадцати километрах от лодки. Это мог быть только тот берег, возле которого находился самолет, — подводная лодка шла прямо на него.
Прошло еще двадцать минут, в продолжение которых ни один ливень не обрушивался на залив, и лодка подошла совсем близко. Маяк был выключен: в нем не было больше никакой нужды.
— Вот нам и достался тот шанс, о котором вы говорили, — весело сказал Второв.
Вместо ответа Мельников поспешно наклонился к микрофону.
— Зиновий Серапионович!
— Слышу.
— Не всплывайте! Держитесь на глубине! Приближается мощный фронт.
Из-за вершин леса, зловеще поднимаясь все выше и быстрее, надвигалась широкая темная полоса. По количеству молний, по раскатам нарастающего грома Второв понял, что это не кратковременный, а долгий, затяжной ливень. Края водяного занавеса скрывались в туманной дали.
— Ну, держись, Геннадий! — сказал Мельников. — Это последнее и самое серьезное испытание.
Сорок минут непроницаемый мрак скрывал от них положение кабины; сорок минут неистовствовала вокруг разнузданная ярость стихии. При свете лампы они видели над головой только белую пену. Удары грома приглушенно доносились до них. Это могло быть следствием того, что кабина ушла вглубь, ниже поверхности залива.
И Мельников и Второв были уверены, что не увидят неба, когда гроза пройдет, что они уже «с головой» погрузились в воду.
Но, когда, наконец, грозовой фронт промчался, они, к своему величайшему удивлению, не заметили никакой перемены в положении. Уровень залива относительно кабины был на той же высоте, что и раньше, до грозы. Сорок минут тяжесть водяного потока «вдавливала» самолет, но он ни на сантиметр не опустился ниже.
— В чем тут дело? — озадаченно спросил Второв.
— Вероятно, мы легли на плотный грунт.
Это было единственным и, по-видимому, правильным объяснением. Теперь уже никакая опасность не угрожала и можно было бы спокойно ждать еще несколько часов, пока не истощатся запасы кислорода. Но в этом не было нужды, — подводная лодка находилась где-то близко.
— Вы были правы, Борис Николаевич, — сказал Второв. — Если бы мы сказали правду, то доставили бы этим много напрасных волнений.
— Запомни, Геннадий! — ответил Мельников. — Основное правило — думать всегда о других прежде, чем о себе. Это всегда полезно, а в космических рейсах является законом. Следуй этому закону — и ты никогда не ошибешься.
— Ваших слов я не забуду, — с чувством сказал молодой инженер.
Ожидать пришлось всего несколько минут.
Недалеко от них забурлила вода, и прозрачная «спина» подводной лодки показалась на поверхности залива. Можно было только поражаться изумительному искусству, с которым Зайцев провел лодку в совершенно неизвестном ему океане Венеры, руководствуясь сигналами радиомаяка, точно к цели.
Открылся люк, и над ним появилась голова профессора Баландина в шлеме противогаза. Вступили в действие личные рации.
— Друзья мои! — сказал он. — Да ведь вы совсем затонули. Сию минуту снимем вас.
— Можно не торопиться, — ответил Мельников. — Кабина больше не погружается.
Зайцев, тоже вышедший наверх, приветствовал друзей жестами обеих рук.
— Вы так погрузились в воду, — сказал он, — что еще немного или будь тут малейшее волнение, — мы не смогли бы увидеть вас.
Опасаясь новой грозы, поспешно вынесли и опустили на воду надувную резиновую лодку. Зайцев подплыл на ней к затонувшему самолету.
Инженер был одет в непромокаемый костюм, не имевший охлаждающей системы, и почувствовал себя словно внутри доменной печи. Горячий воздух, нагретый до восьмидесяти градусов, проходя через фильтр противогаза, обжигал лицо и затруднял дыхание.
Не мешкая он прыгнул в воду и, ощупью отыскав стойку стабилизатора, прикрепил к ней конец троса.
— Тащите! — крикнул он, забираясь обратно в лодку и отплывая в сторону.
Баландин дал задний ход. Выходной люк подводной лодки имел свой самостоятельный пульт управления, и, чтобы пустить моторы, не нужно было проделывать длительную процедуру входа внутрь.
Полторы тысячи лошадиных сил, заключенные в моторе, «шутя» вытащили самолет из песчаной могилы. Через несколько секунд он всплыл на поверхность и был подтянут вплотную к борту лодки.
— Добро пожаловать! — пошутил Баландин, обнимая спасенных.
— Вы блестяще выполнили задачу, — сказал Мельников. — Спасибо!
Прежде всего связались со звездолетом и сообщили о благополучном завершении спасательной операции. Ко всеобщему удовольствию, радиосвязь действовала.
— Что делать с самолетом? — спросил Мельников.
— Нельзя вынести его на берег?
— Невозможно. Кругом почти отвесные скалы.
— Значит, придется его бросить.
Пользуясь передышкой, предоставленной грозами, фюзеляж самолета полностью разгрузили. Пустая кабина с открытым кожухом будет потоплена первым же ливнем.
— Жаль машину, — сказал Мельников, — но что поделаешь!
— Хорошо бы выйти на берег и осмотреть его, — предложил Второв.
— Здесь это опасно. Слишком круты скалы. Постараемся найти такое место, где можно в случае грозы успеть укрыться в лодке.
— Надо направиться прямо на корабль, — вдруг сказал Баландин. — Вы ранены.
— Это не раны, а царапины, — ответил Мельников. — Мы о них совсем забыли.
Профессор продолжал настаивать. Мельникову и Второву с трудом удалось уговорить его не сообщать на звездолет о полученных ими, действительно, незначительных повреждениях. Баландин согласился только тогда, когда лично осмотрел обоих и переменил неумело наложенные повязки.
— Константин Евгеньевич будет очень сердиться, — сказал он.
— Это я беру на себя, — ответил Мельников. — Зачем терять время? Мы у неизвестной земли, и надо исследовать ее.
Было решено пройти на лодке вдоль берега и выяснить, остров это или материк.
Держась в надводном положении, лодка вышла из залива и повернула на север. Кабина самолета осталась покачиваться на воде, в ожидании очередной грозы, которая пустит ее на дно.
Линия берега тянулась в обе стороны до самого горизонта. Сколько хватал глаз, она была сплошь заросшей лесом из гигантских оранжево-красных деревьев. Иногда он подходил к самой воде, иногда отступал, образуя поляны, покрытые желтой и коричневой травой. У подножия деревьев виднелась сплошная стена более низкой растительности. Были это кустарники или молодая поросль тех же деревьев, нельзя было определить.
