Евгений Сухов - Бубновый туз
— Тебе никогда не казалось странным, что такая эффектная барышня, как Мария Сергеевна, служит в Чека? Тут и крепкие мужики не всегда выдерживают, а ведь она и вовсе из «бывших», — намекнул он на ее дворянское происхождение.
— Поначалу действительно было как-то странно, — неуверенно признался Кравчук, — а потом ничего, привык.
— В этом деле имеется еще одна непонятная штука… Марию Сергеевну видели в обществе одного жигана… Я не хочу сказать о ней ничего плохого, женщина она молодая и как-то хочет устроить свою жизнь. Бог ей в помощь! Но что, если жиганы с ее помощью выведывают нашу оперативную информацию? Ведь она могла просто влюбиться в какого-нибудь жигана и по своему неведению выбалтывать ему все, что у нас происходит. С женщинами такое случается. Тебе не кажется странным, что в последнее время наши облавы ни к чему не приводят?
— Да, я тоже об этом задумывался.
— А на прошлой неделе были убиты два милиционера. Отправились арестовать карманников и напоролись на засаду.
— Совсем молодые ребята были.
— Все, что ты о ней узнаешь, доложишь лично мне!
— Есть!
Игнат помолчал и глухо сказал:
— Ну а я уж решу, как следует поступать!
* * *В свою бытность в Петербурге Мария Сергеевна жила в центре города. Дом был красивый, с кариатидами, подпирающими портик. В прежние времена у высокого крыльца дежурил швейцар и, напустив на себя строгость, шугал от крыльца многочисленных попрошаек.
В нынешние времена уже не увидеть дорогих экипажей, подъезжающих к парадному подъезду. Не услышать окрика строгого швейцара, все иначе, попроще, что ли, да и народу значительно прибавилось. Шикарные квартиры оккупировала беднота, а двор, где прежде были разбиты клумбы, теперь был завален мусором, перегорожен бельевыми веревками, на которых висела поношенная одежда.
Прежде семья Марии Сергеевны занимала почти полностью второй этаж. Ее отец, профессор Петербургского университета, очевидно, был вполне состоятельным человеком — мог позволить себе держать прислугу.
Отыскалась и водосточная труба, по которой, судя по рассказам Марии Сергеевны, она спускалась во двор к соратникам по партии.
Надо признать, что она, тогда еще Завьялова, была весьма отчаянной особой, если отваживалась на такое. Конечно, шею с такой высоты не свернешь, но вот покалечиться можно запросто.
— Вы кого-нибудь ищете, молодой человек? — услышал Федор за спиной чей-то вкрадчивый голос.
Повернувшись, он увидел немолодую, лет пятидесяти пяти, женщину. Таких можно увидеть в каждом дворе. Они всегда все знают, о чем спорят за стеной соседи и что именно они готовят на обед. Так сказать, кладезь информации, нужно только отыскать подходящие слова, чтобы получить их расположение.
Огонек интереса, скрывавшийся в глубине ее глаз, так и мерцал. В Кравчуке она отыскала весьма перспективный объект для изучения, и ей не терпелось узнать о нем побольше, чтобы аккуратнейшим образом уложить в одну из ячеек памяти.
Такую женщину следовало расположить. Кравчук попытался дружески улыбнуться.
— Я из милиции, — махнул Федор удостоверением.
Лицо женщины приняло подобающую суровость.
— Вот оно как.
— Вас как зовут?
— Евдокия Васильевна.
— Вы давно здесь живете, Евдокия Васильевна?
— Пожалуй, лет тридцать уже будет.
— Значит, вы всех здесь знаете?
— А как не знать, полжизни здесь! Сначала в этом доме господа жили, а потом жильцов уплотнять стали.
— Так вы из господ? — улыбнулся Федор.
— Упаси боже! — отмахнулась женщина. — Мой муж дворником у господ был. Ну и я по хозяйству немного помогала. Флигелек видите? — показала она на небольшое строение в глубине двора. — Вот там мы и прожили все эти годы. А как советская власть настала, так мы в дом перебрались, — не без гордости сообщила она. — А ведь прежде в нашей квартире Завьяловы жили.
— Евдокия Васильевна, а не могли бы вы сказать, что за люди были эти Завьяловы?
Приложив руку к груди, женщина сказала:
— Ничего плохого про них сказать не могу. Сергей Павлович ученый был. А жена его, Полина Михайловна, нигде не работала, все больше дочуркой занималась. Хозяйство у них было большое, прислугу держали.
— А Марию, дочку их, вы помните?
— Так вы по поводу Марии, что ли? — подозрительно спросила Евдокия Васильевна.
— Не совсем так, мы интересуемся всей семьей Завьяловых. На их имя поступила крупная сумма, а мы и не знаем, как ее передать, — легко соврал Кравчук.
Лицо Евдокии Васильевны скривилось от зависти: «Везет же некоторым».
— Хм… Только ведь они все по заграницам разъехались. Никого не осталось. Последним Сергей Павлович уезжал. Уж как не хотел! Но вот тоже…
— А вы хорошо помните Марию, дочку ихнюю?
— Как же ее не помнить! — удивилась женщина. — Я ведь ее вот с таких лет знаю. Хулиганка была! Вон по той трубе спускалась, — показала она на водосточную трубу.
Кравчук удивленно покачал головой. Сейчас бы она по ней не спустилась.
Ржавая, практически лишенная крепежей, искривленная на стыках, водосточная труба напоминала гигантскую анаконду, заползавшую на крышу. Да, обветшало все.
— Отчаянная, — согласился Кравчук.
— Не то слово! Мужики-то ее ждут, подхватывают и куда-то по революционным делам волокут.
— А что же она за человек — Мария?
— Даже как-то сказать трудно, — чуток подумав, сказала Евдокия Васильевна. — Быстро она как-то повзрослела, особенно после того случая, что с ней в деревне произошел.
— А что за случай-то? — насторожился Федор.
— Вы разве ничего об этом не знаете? Раньше об этом очень много писали.
— Не могли бы напомнить?
— Когда она у родственников в Медведкове под Москвой гостила, то на них убийцы напали.
— Что вы говорите!
— Всех повырезали, а вот ей повезло. Не заметили в потемках.
— Впервые об этом слышу. Вы не могли бы поподробнее рассказать?
— А чего тут рассказывать-то, — пожала плечами женщина. — Лет десять назад это было. Сидят они за столом, обедают, и тут к ним в избу жандарм стучится. Открыли они дверь. С жандармом еще два человека было. Сказали, что ищут прокламации революционного толка. Тогда ведь все искали… В избе в это время четверо мужиков было, тетка Марии — Анастасия с четырьмя дочерьми, вот они всех их связали. Маришка-то девка шустрая была. Когда их связывали, она в соседней комнате под кроватью пряталась. Они ее так и не заметили. И оттуда видела, как убивцы всех топорами стали крошить. Такой крик, говорят, стоял! Ей-то повезло, под кроватью-то был ход в подпол, вот она туда и юркнула с перепугу. Да так и пролежала там в углу в обмороке. Вот с того времени она очень изменилась. Все говорила о том, что обязательно разыщет тех людей, что тетку Анастасию с дочками порубили. А потом она как-то сразу повзрослела и скоро замуж вышла.
— А кто у нее муж был?
— Солидный такой мужчина, — уважительно протянула женщина. — Представительный. И вроде из богатых… Ребенок у них родился. Сынок…
— А куда же потом делся этот ребенок?
— Вот этого я не знаю, — приложила женщина ладонь к груди. — Но поговаривали, что его Полина Михайловна, мать ее, за границу с собой взяла.
— Спасибо, вы нам очень помогли.
— А если Мария объявится, что ей передать? Сколько денег-то дают?
Евдокия Васильевна оказалась ценным собеседником и теперь вправе была ожидать ответа на свой вопрос.
— А вы не беспокойтесь. Мы ее сами разыщем, — как можно искреннее улыбнулся Федор и, попрощавшись, отправился ловить пролетку.
* * *Когда он рассказал о том, что узнал в Питере, Сарычев тут же отправил его в Медведково. Утром следующего дня Кравчук был уже там.
Село, похоже, уменьшилось наполовину. Избы, в своем большинстве заколоченные, стояли почерневшие, со слепыми глазницами окон. Не слыхать было веселого побрякивания пустых ведер, женского смеха, ребячьего гомона, только собака в конце села гавкнет сдуру, да и умолкнет, пристыженная тишиной.
Потоптавшись у руин барской усадьбы, Кравчук пошел к крепкой, строенной в двенадцать венцов избе. Через невысокий забор было видно, что хозяйство не бог весть какое, но коровенка явно имелась.
Распахнув калитку, Федор вошел во двор. Из конуры, грохоча тяжелой цепью, выбрался старый облезлый пес. Сурово глянув на вошедшего, он обнажил желтоватые клыки, поседевшие брыла нервно дернулись. Лениво тявкнув хриплым басом, он постоял еще с минуту и, потеряв к вошедшему интерес, достойно удалился в конуру.
Дверь распахнулась, и на крыльцо, глядя на Кравчука недоверчивым взглядом, вышел мужчина лет сорока в потертом овчинном тулупе.
— Вы кого-то ищете?
Физиономия у мужика простоватая, но его выдавали глаза — умные, всеподмечающие.
