Юлия Латынина - Охота на изюбря
В своем дешевом сюртучке Сенчяков необычайно напоминал пенсионера, второй месяц не получавшего причитающихся ему денег. Аудитория его состояла из пятерых ахтарских собровцев, с деланным безразличием пяливших на оратора чугунные морды, парочки московских ментов и зама губернатора. В углу с явным интересом директора слушал приблудившийся долголаптевский бычок, не покинувший больницу то ли от страха, то ли от усердия.
— А что, верно, — сказал бычок. — Вломить им, сионистам, по полной программе.
Зам губернатора Трепко подхватил Дениса и ловко отвел в сторону.
— Я не совсем понимаю ситуацию, — зашептал он, — если эти акции у Неклясова, то он еще может передать их банку?
— Сделка недействительна, — с каменной рожей сказал Черяга.
— Но он попытается это сделать?
— Сто против одного, это уже сделано.
— Но ведь реестр заблокирован.
— Он передаст банку не акции комбината. А акции подставных компаний, которым, по его мнению, принадлежит АМК. Это не имеет значения, мы все равно аннулируем сделку.
Зам губернатора обиженно засопел носом. «Интересно, сколько вас сейчас перекинется на сторону банка», — подумал Черяга. До сих пор банк наверняка не рисковал проповедовать в стане врагов, дабы не насторожить директора. А сейчас они включат передатчик на полную мощность.
В холле Черяга напоролся на доктора.
— Господин Черяга?
— Да.
— Это вы привозили Михаила Макарова? Денис совсем забыл об охраннике, раненном, когда он взял обманом представительство собственного комбината.
— Что с ним?
— Сожалеем — он умер. Потолок как бы присел.
— Как умер? — леденея, спросил Денис, — он был в бронежилете.
Врач развел руками.
— Один случай на тысячу, — сказал он, — удар в бронежилет сломал ребро, ребро проткнуло легкое…, в общем, мы приносим соболезнования… Это был налет? Он защищался от грабителей?
Денис пошел прочь. За что умер двадцатидвухлетний охранник Мишка? За банк «Ивеко»? За Вячеслава Извольского? А если бы его спросили — он стал бы умирать за Извольского?
Было около пяти часов вечера следующего дня, когда Денис Черяга вылез из заводского «мерса» на тротуар возле массивного здания «Ивеко». В Москве в этот день случился невиданный снегопад, весь центр был в пробках, как весенняя ива — в сережках, и плохо одетые пешеходы, поспешая к метро, с улыбкой превосходства озирали «новых русских», упирающихся бампером «ауди» в габариты «СААБа».
Здание банка было расположено недалеко от Белого Дома и мэрии, по внешнюю сторону Садового кольца, в одной из громадных высоток из стекла и стали, украсивших Кутузовский проспект. Черяга задрал голову и долго смотрел на гигантскую семидесятиметровую башню, чья верхушка, казалось, терялась в низких облаках и обрушившемся на Москву водопаде снежинок.
Вывески на банке не было. «Ивеко» работал только с корпоративными клиентами, и ему не было нужды привлекать к себе медоносного маленького вкладчика яркими слоганами и экзотической, как орхидея, рекламой. Только на стальной колонне у входа темнела небольшая табличка, размером с ящик из-под коньяка: «ИВЕКО. Коммерческий и инвестиционный банк». Иная фирма-однодневка вешает себе табличку покруче.
Черяга перебросился несколькими словами с группой людей, прыгавших в его ожидании на ступенях банка, и вошел внутрь.
Процедура доступа в банк «Ивеко» заслуживала отдельного описания.
Черяга сначала обратился в бюро пропусков, где ему была выписан пропуск на имя Черяги Д.Ф, а затем прошел в трехлопастную вращающуюся дверь с ме-таллодетектором. Лопасти двери были выполнены из бронебойного стекла, при виде Черяги дверь негодующе запищала и застыла, и любезный охранник из соседнего бронированного окошка объявил Черяге, что у него есть металлические предметы, и предложил сдать сумку и прочие аксессуары в отдельное окошечко.
Черяга так и сделал, присовокупив к сумке газовый ствол, но дверь не пустила его второй раз — из-за мобильного телефона.
С третьей попытки Черяга преодолел бронированную преграду, охранник отдал ему трубку и пропустил его сумку через интраскоп. Напоследок охранник поинтересовался разрешением на газовую пушку, Черяга вспылил и ответил, что когда охранник вызовет милицию, тогда он, Денис Черяга, это разрешение предъявит. Охранник внимательно изучил физиономию посетителя, вызывать милицию не стал и выдал Черяге взамен ствола номерок.
После этого Денис предъявил свой пропуск в другом окошечке, где пропуск зарегестрировали и внесли в компьютер, а Денису выдали магнитную карточку, которую надо было вставить в турникет, и еще один охранник, четвертый по счету, внимательно следил, как Денис тычет карточку в щель и преодолевает последнее препятствие.
Черяга, разумеется, был не того полета птицей, чтобы вести переговоры непосредственно с главой «Ивеко». Человек, который его принял, был всего лишь одним из замов гигантского банковского монстра, — даже не первым, заметьте, замом, а простым замом, возглавлявшим департамент черной металлургии, каковой департамент, в свою очередь, вершил судьбами двух или трех российских заводиков, выловленных банковскими сетями в мутной водичке российской приватизации. Звали зама Алгис Аузиньш. Это был обрусевший эстонец с Урала, белокурый и сухопарый мужик лет сорока.
— Очень рад встрече, Денис Федорыч, — сказал он, энергично протягивая руку, — как здоровье Вячеслава Аркадьича? Такое несчастье, такое несчастье!
Протянутая рука Аузиныпа повисла в воздухе. Эстонец слегка побледнел.
— Кстати, должен предупредить, — любезно сказал Черяга, — что меня у дверей банка ждут.
— Кто?
— Журналисты. Я обещал рассказать им о ходе переговоров. Так что они очень огорчатся, если со мной в вашем кабинете случится сердечный приступ. Или если я покину банк через другую дверь.
Аузиньш очень естественно растерялся.
— За кого вы нас принимаете, Денис Федорыч? — обиженно спросил зам.
— Сказал бы я вам, за кого я вас принимаю, — усмехнулся Черяга, — да только вы ведь все пишете. Потом предъявите в суде, как матерное оскорбление…
Аузиньш покачал головой.
— Трудно с вами, Денис Федорыч, — вздохнул он, — я понимаю, перенапряжение, череда диких каких-то совпадений, потом предательства эти — Неклясов, Брелер… Не умеете вы выбирать людей. Как же на такую должность жида можно было брать?
— Мы все равно вернем эти акции, — заявил Денис. Аузиньш развел руками.
— Не знаю, — сказал он, — зачем вы говорите это мне. Насколько я знаю, акции были переведены директором «АМК-инвеста» Дмитрием Неклясовым по распоряжению вашего же генерального директора и на счета фирм, принадлежавших Дмитрию Неклясову. При чем тут банк «Ивеко»?
— А сейчас эти фирмы по-прежнему принадлежат Неклясову?
Прибалт улыбнулся.
— Насколько мне известно, они были проданы каким-то двум оффшоркам.
— Мы все равно вернем акции, — повторил Денис.
— Вряд ли, — усмехнулся Аузиньш. — Это будет очень тяжело. Вы же сами знаете, что акции переводились по распоряжению Вячеслава Аркадьевича. Так что сделка совершенно легальная. Даже если вы сумеете оспорить ее в областном суде, мы выиграем арбитраж в Москве.
— Посмотрим, — сказал Черяга.
— И-и, Денис Федорыч! Да тут и смотреть нечего…
Аузиньш перегнулся через стол, мягко, настойчиво посмотрел в глаза Дениса.
— Поймите, — сказал эстонец своим мягким голосом с чуть заметным западным акцентом, — мы не хотим конфликта. Это ваша сторона настроена на склоку. На скандал. Мы — мирные люди. Я могу вместе с вами выйти к журналистам и повторить то же самое, от чистого сердца — мы против разборок, судов и публичного выяснения отношений. Я понимаю Вячеслава Аркадьевича. Парализованный человек. Больной человек. Мы очень ценим его. Извольский — директор от бога. Гений! Так и передайте ему. Если бы — подчеркиваю, если бы — мы смогли вступить в контакт с теми фирмами, которые купили акции комбината, и если бы мы смогли убедить их продать эти акции банку — мы бы и думать не смели, чтобы выгнать Извольского. Мы будем только рады, если Вячеслав Аркадьевич будет управлять комбинатом. Естественно, когда поправится. То есть поймите меня правильно — я не знаю, кто купил у Неклясова его фирмочки. Но я приложу все силы к тому, чтобы убедить этих людей не ссориться с Вячеславом Аркадьевичем.
Аузиньш развел руками, обращая ладони к Денису — жест искренности и добросердечия.
— Пусть Вячеслав Аркадьевич едет в Швейцарию. Поправляет здоровье. Не знаю, сколько ему понадобится. Месяц, два, шесть. Вернется — авось будет директором.
«Ну да, — подумал про себя Черяга, — а когда он объяснит вам, как работают все оффшоры и схемы, вы замкнете их на себя и учредите свои оффшоры, и выкинете Извольского, как использованный презерватив. К этому времени шум будет поднимать поздно, а завод будет работать по старым схемам. С той только разницей, что деньги, которые сейчас через оффшоры возвращаются на завод, будут сливаться через такие же оффшоры в ваш банк…»
