Юлия Латынина - Охота на изюбря
— Мы готовы обсудить вопрос о соответствующей компенсации за акции, — журчал Аузиньш, — разумеется, как я уже сказал, если мы сможем договориться с новыми владельцами. Мы хотели бы инвестировать в завод. Вы понимаете, что в составе крупной финансово-промышленной группы у завода открываются совершенно новые возможности?
— А у Карачинского металлургического тоже открылись новые возможности? — в упор спросил Черяга.
Карачинский металлургический был небольшим уральским заводиком, специализировавшимся на выпуске ценных высоколегированных сортов стали для космической и оборонной промышленности. Банк купил его за взятку губернатору в 1995 году. Заводу обещали кучу инвестиций и выход на мировой рынок, но все кончилось тем, что банк перевел к себе счета завода и получил за него тридцать миллионов долларов предоплаты за поставку ферросплавов в Канаду. Завод этих денег так и не увидел. Зарплату на нем платили фантиками — уральскими франками, отпечатанными губернатором в 1993 году и с тех пор пылившимися на складах. Директор завода, друг губернатора, чтоб добро не пропадало, стал использовать эти фантики вместо талонов в столовой. На пятифранковой купюре был почему-то изображен хан Ибак — один из сподвижников Кучума, воевавший против Ермака, и, подходя к кассе столовой, рабочие просили:
«Дайте— ка мне еды на пять ебаков», тем самым характеризуя финансовое положение завода с исчерпывающей проницательностью.
Поговаривали, что эти тридцать миллионов украл не сам банк, а человек, заведовавший металлургией то есть Аузиньш. Но Черяга знал, что это брехня. Хозяин «Ивеко» держал банк в железном кулаке.
— Карачинский металлургический — маленькое предприятие с устаревшим оборудованием и скверным менеджментом, — заявил Аузиньш, — его разворовали собственные директора и рабочие.
— Вы просто пауки, — не сдерживаясь, зашипел Черяга, — вы высасываете завод, как муху, и ползете дальше. Вам каждый год нужна новая муха, у вас такой способ питания. Да что вам тридцать миллионов, которые вы у Карачина украли? Это вам на булавки! Вы на реконструкцию офиса больше потратили! Вам просто неизвестно, что чужие деньги — это не ваши деньги! Для вас предприятие — это фраер, которого надо кинуть! Вы не банкиры — вы лохотронщики во всесоюзном масштабе!
Аузиньш слушал, не перебивая, саркастически улыбаясь.
— Вы, Денис Федорыч, наслушались больного человека, — проговорил он, когда Денис выдохся. — Я, конечно, Вячеслава Аркадьевича понимаю. Он — владелец завода. Бывший. Понятно, что он будет драться до последнего. Но подумайте, в каком он положении. Он сам не может командовать заводом. Физически. Он даже бумагу не может подписать! Есть единственный человек, через которого он связан с внешим миром — это вы. Без вас он беспомощен.
Но вам— то какой смысл соваться в мясорубку. Вы собственник? Нет. Вы -наемный работник. Насколь — Ц ко я знаю, вы даже не участвуете в пилежке денег. Во всяком случае, вы не являетесь соучредителем всех-этих «Фениксов», «Стилвейлов», «Интертрейдов». И даже ходят такие слухи, что он вас выгонял… Больной человек. Неуравновешенный. Хан в изгнании. А если он завтра опять вас выкинет? Неужели вы слепо, как раб, преданы такому человеку? Что это — благодарность? За что? За особняк, который он вам подарил?… Но поверьте, банк для вас может сделать не меньше. Объясните ему, что борьба бесполезна. Что лучше пойти на мировую. Ему готовы предложить три миллиона долларов. Он соглашается на три миллиона — миллион получаете вы.
— Ахтарский металлургический комбинат, — сказал Черяга, — стоит значительно больше четырех милпионов долларов. Он стоит значительно больше миллиарда долларов. Черяга встал.
— Погодите, куда же вы? — подхватился Аузиньш.
— Мы обо всем переговорили, — бросил Черяга. Он уже взялся за бронзовую ручку тяжелой дубовой двери.
— Погодите, Денис Федорыч, — окликнул его эстонец.
Черяга повернулся.
— Вы ведь по профессии не финансист? — спросил Аузиньш.
— Нет.
— И не экономист?
— Нет.
— И не специалист по корпоративному праву?
— Я бывший следователь.
Аузиньш сокрушенно покачал головой.
— Вот видите, — сказал он, — вы даже не металлург. И вы надеетесь в одиночку отстоять Ахтарский металлургический комбинат? Не отличая мартен от домны и выручку от прибыли?
Черяга вместо ответа хлопнул дверью. То есть он хотел хлопнуть. Но дверь у зама была на тяжелых пружинах, и вместо того, чтобы оглушительно хлопнуть, мягко закрылась за Денисом.
Вячеслав Извольский выслушал отчет Дениса о встрече с Аузиньшем молча. Лицо, утонувшее в подушках, было бледным и нездоровым, под глазами собралась нехорошая желтизна. Черяга с беспокойством вспомнил о том, что у лежащего без движения человека могут отказать почки.
— Тебе надо созвать пресс-конференцию, — сказал Извольский.
— Я уже поговорил с журналистами. Прямо у банка.
— Созови еще одну. Разве ты не понял — он тебе угрожал?
— В смысле?
— Он сказал: ты — единственный человек, через которого я связан с внешним миром. Если тебя убьют, У меня не будет человека, которому я могу доверять.
Ирина, сидящая с другой стороны кровати, вздрогнула.
— Можно усилить охрану, — предложил Черяга.
— Плевали они на охрану, — сказал Извольский. — Шум в прессе — это надежнее. Если замдиректора комбината везде орет, что банк украл акции и чуть не убил его шефа, а потом замдиректора тоже гасят — это вонь на всю Россию. У них тут, в Москве, тоже свои шакалы. Всегда будут рады наехать на «Ивеко».
— Созовем пресс-конференцию, — кивнул Черяга.
— И не выбирай выражений. Про муху и паука — это здорово. Про лохотронщиков тоже скажи… Журналистам это понравится…
— Банк в суд подаст. У нас вообще нет формальных доказательств, что акции украли они.
— И отлично. Еще один информационный повод. Сколько он там запросит за оскорбление деловой репутации? Два лимона? Мы бы на журналюг больше просадили.
Извольский помолчал, потом закрыл глаза. Ира и Денис тихонько переглянулись, решив, что директор заснул, но минуты через две веки Извольского вздрогнули.
— Ира, выди-ка погуляй, — сказал Сляб.
— Почему?
— Мне надо с Дениской переговорить.
— Вы о чем будете говорить — о женщинах или о заказном убийстве? Извольский сморгнул.
— С чего ты взяла?
— С того, что в противном случае я не вижу причин, по которым мне надо выходить, — обиженно сказала Ира.
Сляб скосил глаза и улыбнулся Ирине. Та улыбнулась в ответ, нежно-нежно, как улыбаются даже не мужу, а больному ребенку, и Денис вздрогнул от чувства, которое раз и навсегда себе запретил. «Не будь идиотом», — подумал Денис.
— Не сердись, солнышко, — сказал Извольский. -
Это разговор для двоих.
Ирина, слегка надув губки, вышла из палаты. Сляб некоторое время лежал молча. В зрачках, чуть расширенных из-за всякой анестезирующей дряни, которой кололи пациента, плавала усталость и боль, и из голубых они стали грязно-серыми, словно небо, закопченное дымовым выбросом.
— Позвать врача? — внезапно испугался Черяга.
— Не надо… Я просто хочу, чтобы ты ясно представлял, Дениска. Аузинын сказал тебе правду. У банка — юридически беспроигрышное дело.
Денис вздрогнул.
— Это не факт. Мы советуемся со специалистами по корпоративному праву…
— Я — лучший специалист по корпоративному праву, чем любой адвокат, который наскребает на своих советах две штуки в месяц. Я через все эти дырки сам пролез. И когда я делал схему, как продать акции, это была безупречная схема, понимаешь? Ты, надеюсь, не думаешь, что у «Росторгбанка» были бы какие-то шансы доказать, что акции увели не правомочно? Так почему же считаешь, что у нас есть шансы это доказать? Если акции проданы такой же фирме по той же схеме?
Извольский помолчал.
— Ты должен ясно это понимать, Дениска. Мы можем предъявить Брелеру и Неклясову любое уголовное обвинение в городе Ахтарске, потому что в городе Ахтарске суд примет от меня какое угодно заявление, даже если я летающую тарелку обвиню в диверсии против комбината. Мы можем выиграть областной арбитраж, если губернатор не перекинется на сторону банка. Но мы не выиграем Высший арбитражный суд и еще до этого мы не выиграем окружной арбитражный суд. Не потому, что банк его купит. А потому, что если генеральный директор АО продал за что-то — хоть гвозди, хоть колбасу, хоть акции — другому АО, эта сделка является действительной. Въехал?
— И что же нам делать?
— Врать. Сделки не было. Это наша позиция. Никаких записей в реестре не было. Если у Неклясова есть выписка из реестра, а она наверняка есть — это подделка.
— Но…
— И самого Неклясова не было. Ясно? За два часа до покушения я приказал уволить Неклясова. За прохлопанный кредит и по совокупности причин. Неклясов утащил печать «АМК-инвеста» и, пользуясь всеобщим бардаком, зарегестировал сделку. Он не имел права это делать, поскольку уже не был генеральным директором.
