Андрей Воронин - Убрать слепого
На мгновение Сиверов даже зажмурился, совершенно сбитый с ног полным безумием происходящего. Он чувствовал себя белкой в колесе: как только он останавливался или хотя бы сбавлял ход, в поле зрения немедленно оказывался еще кто-нибудь, представлявший угрозу его жизни. Прежняя жизнь теперь казалась такой далекой, словно нынешнего Глеба Сиверова от прежнего отделяли тысячелетия и миллионы километров. Хорошая музыка, чашка крепкого ароматного кофе, холостяцкий уют мансарды, губы Ирины, смех Анечки – все было перечеркнуто, смято и небрежно отброшено в сторону автоматной очередью, выпущенной беглым майором Коптевым. Или все начало рушиться раньше? Теперь Глеб не мог с уверенностью сказать, так ли это. Предал ли его генерал Потапчук, или сам он, Глеб Сиверов, безнадежно продал и растоптал что-то главное в себе, и теперь лишь пожинает плоды этого предательства?
Слепой помотал головой и открыл глаза. Такие мысли расслабляют, мешают сосредоточиться на главном, а главное сейчас – обвести охотников вокруг пальца и замести следы… А если при этом погибнут одна-две гончих, зверь не виноват – он так устроен, чтобы бороться до конца. Тем более, что гоняются за ним вовсе не для того, чтобы пригласить в ресторан на празднование Дня чекиста.
Он снова осторожно выглянул из-за угла. Так и есть – профессионал в полувоенной одежде уже скрылся за поворотом коридора, а бородатый мальчишка двигался прямо на Слепого, светя под ноги фонариком и дудя себе под нос какой-то мотивчик. Глеб едва не выругался вслух, посторонние мысли сделали-таки свое дело. Теперь противников придется брать по одному. Хотя тот, что шел сейчас ему навстречу, противником, строго говоря, считаться не мог – так, камешек на дороге, который мимоходом отшвыриваешь легким пинком и тут же забываешь…
Глеб снял ладонь с револьвера – глушитель изрядно износился и обещал в ближайшее время выйти из строя, да и будь он новеньким, выстрел все равно привлек бы внимание ушедшего вперед профессионала. И потом, тратить патрон на этого мозгляка вряд ли стоило.
Пальцами вытянутой назад руки он нащупал нишу в стене и бесшумно вдвинулся в нее. Пропустив диггера мимо себя, Слепой сделал широкий скользящий шаг вперед и схватил его за горло за секунду до того, как тот обернулся на слабый шум, вызванный движением Сиверова. Диггер оказался не таким уж мозгляком – под выцветшей брезентовой курткой упруго бугрились мышцы, и реакция у парня была что надо, и на какой-то миг Слепому показалось, что он сейчас вырвется и заорет благим матом, призывая на помощь. В следующее мгновение треснули шейные позвонки, и бившееся в руках Слепого тело безвольно обмякло. Глеб осторожно опустил его на пол, но оранжевая каска, свалившись с головы убитого, оглушительно задребезжала, подпрыгивая на каменном полу. Мигнув, погас луч фонарика.
Слепой постоял, прислушиваясь, и вскоре до него донеслись неясные звуки – кто-то стремительно и почти не производя шума приближался с той стороны, куда недавно ушел незнакомец в кожаной куртке. Слепой иронически задрал бровь – у этого парня было отменное чутье, да и двигался он, как кошка. Вот только зрение незнакомца сильно уступало кошачьему – на стенах коридора вдруг заплясали отблески мощного фонаря. Глеб подумал, что, устроив такую иллюминацию, вовсе не обязательно было красться, но тут, видимо, просто сказалась привычка.
Губительная привычка, решил Слепой, осторожно взводя курок, и немедленно свет погас – как ни тих был щелчок взводимого курка, он, по всей видимости, все же достиг ушей незнакомца и был истолкован им совершенно правильно.
Глеб быстро шагнул из-за угла и выстрелил в размытую темную фигуру, до которой было каких-то восемь-десять метров. Тихо, буднично звякнуло стекло – пуля угодила в фонарь, – и тут же тьма коридора озарилась вспышкой ответного выстрела, эхо которого, многократно повторившись, прокатилось подземельями и заглохло где-то вдалеке. Пуля высекла из каменной стены длинную оранжевую искру немного левее головы Слепого и с визгом унеслась в темноту. Учитывая то, что стрелявший вообще ничего не видел в полном мраке подземного коридора, выстрел был отменный.
Выставив перед собой ствол «магнума», Слепой медленно провел им справа налево, выискивая глазами своего противника, но тот словно растворился в сером полумраке. Своим обостренным зрением Сиверов различал пол, стены и потолок коридора, какие-то выступы и кучи неизвестно как попавшего сюда, истлевшего до неузнаваемости хлама. Враг мог скрываться за любой из этих неровностей, он сам мог быть одной из этих неровностей и наверняка так оно и было, но вот какая именно неровность, сдерживая дыхание, целилась сейчас во мрак из пистолета, понять никак не удавалось. Судя по тому, как быстро и незаметно человек в кожанке сделался невидимым, это действительно был профессионал.
Слепой сделал медленный, осторожный шаг вперед. Он ступал так тихо, как мог, а мог он многое, но темнота немедленно взорвалась новой грохочущей вспышкой, и ветерок от пролетевшей совсем рядом пули тронул его щеку – незнакомец стрелял на почти неуловимый звук, стрелял наверняка вслепую, не видя не то что мишени, но даже ствола собственного пистолета, и, однако, возьми он на сантиметр правее, Слепой валялся бы сейчас посреди коридора с пулей в голове, мало чем отличаясь от свиной туши на бойне.
Глеб выстрелил в ответ, целясь в неровность пола, возле которой заметил вспышку предыдущего выстрела, и сразу же шагнул в сторону, укрывшись за углом. Человек в кожанке тоже выстрелил, и не туда, откуда стрелял его противник, а по его укрытию. Правда, он не видел угла кирпичной стены, за которым спрятался Слепой, и его пуля расплющилась о кирпич, но Глеб окончательно убедился, что справиться с этим человеком будет посложнее, чем с сотней генералов – неизвестный стрелок имел отменную реакцию, прекрасный слух и великолепно ориентировался в кромешной темноте. Всякий по-настоящему слепой инвалид так или иначе компенсирует свой физический недостаток, но обычного человека резкий переход от света к полной темноте на некоторое время полностью дезориентирует. Судя по тому, как стрелял незнакомец, он дезориентирован не был и действовал спокойно, деловито и молниеносно, как будто всю жизнь только тем и занимался, что палил на звук в кромешной темноте. Слепой поймал себя на том, что опасается выглянуть из-за угла – в очередной раз нажимая на курок, незнакомец мог и не промахнуться. Вместо этого он принялся перезаряжать револьвер, не заботясь о том, что его могут услышать – выступ стены надежно защищал от пуль, да и незнакомец, если не был полным идиотом, наверняка был занят тем же. Гильзы одна за другой со звоном упали на пол, но выстрела не последовало – охотник, похоже, заметил искру рикошета и правильно истолковал визг отскочившей от стены пули.
Вместо выстрела в темноте раздался голос – спокойный, едва ли не ленивый голос, который с дразняще знакомой интонацией неторопливо произнес:
– Послушай, Глеб, может быть, хватит? Тебе не кажется, что все это становится утомительно однообразным? Ты же понимаешь, что толку от этого все равно не будет. Я всегда уважал в тебе именно ум, а сейчас ты действуешь, как загнанная в угол крыса.
Какая муха тебя укусила?
Слепой загнал в гнездо последний патрон и со щелчком вернул на место барабан. Теперь можно было и поговорить, хотя особого смысла он в этом не видел. То, что голос назвал его по имени, ровным счетом ничего не значило – теперь, после предательства Потапчука, его имя наверняка получило широкую известность в определенных кругах. Правда, разговор представлял интерес в том смысле, что можно было попытаться узнать, почему этот голос кажется ему таким знакомым. Да и фигура обладателя голоса, когда он стоял, освещенный своим фонарем, наводила на смутные воспоминания. Кто-то из давних сослуживцев? Какой-нибудь виденный мельком чин из ФСБ?
– Кто ты такой? – спросил он.
– Уходи, Глеб, – сказал голос. Кирпичные стены коридора множили его, так что казалось, будто голос доносится со всех сторон. – Твое новое лицо теперь некому опознать. Я не стану за тобой гоняться. Я даже могу сказать, что ты погиб под обвалом, и что я забыл дорогу к этому месту, и мне поверят. Перестань убивать и уходи. Я тебя отпускаю.
– Вот как? – переспросил Слепой. – Но я не отпускаю тебя. Зачем ты сюда пришел? Кто ты?
– Я пришел, чтобы тебя остановить… Так или иначе. Уходи, или мне придется тебя убить. Я могу это сделать, и ты это знаешь.
Слепой прислонился спиной к осклизлой стене и медленно опустился на корточки, свесив руки между колен, как смертельно усталый работяга во время короткого перекура. «Магнум», тихо звякнув, коснулся пола краем глушителя. Глеб узнал этот голос, и в голове его, сбивая с ног, с ревом несся ураган времени.
– Забродов, – сказал он, не слыша собственного голоса. В ушах его звучали иные голоса, раздавались взрывы и далекий, как сквозь вату, треск автоматных очередей. – Как же так, капитан? Почему ты?
