Андрей Воронин - Убрать слепого
– Я не из конторы, – сказал Илларион. – Я сам по себе. Я ищу человека, – теперь он в упор смотрел на бородача, интуитивно чувствуя, что его выбор верен, – выше среднего роста, широкоплечего, лет сорока, волосы русые с проседью. Он может выдавать себя за офицера ФСБ, и это чистая правда, но, к сожалению, не вся.
При каждом его слове бородатый диггер все больше каменел лицом, и Забродов окончательно уверился в том, что парень знает, о ком идет речь.
– А на что он вам сдался? – без особого интереса спросил лысый.
Илларион ненадолго задумался. В конце концов, жизнь этих парней наполовину состояла из легенд.
Одной больше, одной меньше – какая разница? Кроме того, ему никак не удавалось придумать достаточно убедительную ложь.
– Этот человек – убийца, – сказал он. – Не в том смысле, что накормил тещу мухоморами или по пьянке зарезал собутыльника. Убивать – его профессия. Когда-то я научил его убивать врагов, но жизнь повернулась так, что его врагами стали все.
Все без исключения, и в особенности те, кто что-нибудь про него знает.
Теперь он обращался исключительно к бородачу.
Он даже наклонился вперед, отыскивая глазами его ускользающий взгляд.
– Он умеет убивать по-разному, – продолжал он, – но в данный момент предпочитает «магнум-357» с глушителем. Вчера он зарядил барабан разрывными пулями. Он знает о том, что его ищут, и я не дам ломаного гроша за голову того из вас, кто с ним знаком.
Он не станет выяснять, выдали вы его или нет, потому что никому не доверяет. Нет человека – нет проблемы.
– Ой, как страшно, – сказал бородатый. Голос его при этом предательски дрогнул, и смотрел он по-прежнему куда угодно, только не на Забродова.
– Да ничего страшного, – легко сказал Илларион. – Он стреляет в голову, так что даже почувствовать ничего не успеешь. Лучше, конечно, ходить одному – зачем забирать с собой на тот свет приятеля, который виноват лишь в том, что оказался рядом?
Самое страшное – то, как ты будешь выглядеть.., потом. Но и это ерунда, поскольку мертвецам на все плевать.
Он легко соскочил со стола и, подойдя вплотную к переднему ряду кресел, вынул из внутреннего кармана куртки фотографию и сунул ее прямо в нос бородачу. На фотографии крупным планом было заснято то, что осталось от головы генерала Поливанова после того, как Слепой всадил в нее разрывную пулю.
– Посмотри, пока тебе не все равно, – мягко сказал Забродов. – Кто-то до сих пор жив только потому, что мой знакомый не захотел раньше времени себя выдавать.
Бородач спекся – это было видно невооруженным глазом, причем не только Забродову, но и всем остальным.
– Что… – в горле у диггера пересохло, и, прежде чем продолжить, он вынужден был откашляться. – Что вы собираетесь с ним сделать?
Илларион повыше поднял фотографию и почти вплотную придвинул ее к глазам своего собеседника.
– Вот, – медленно сказал он, – как я собираюсь с ним поступить.
Он выпрямился и обвел глазами диггеров.
– Благодарю за внимание, – сказал он. – Все свободны, кроме знакомого моего знакомого. Срочно вытащите всех из-под земли и постарайтесь не соваться туда хотя бы неделю. Через неделю я дам вам знать, как действовать дальше. Если через неделю от меня не будет вестей, то срочно меняйте хобби или ждите, пока мой приятель не отвалит в теплые края лечить нажитый под землей радикулит.
– Ни хрена себе, – сказал кто-то.
– Вот именно, – ответил Забродов.
Глава 23
Слепой брел подземными коридорами, возвращаясь в нору. Ему очень не нравилось то, как изменилась его походка – он именно брел, привычно сутулясь, чтобы не задевать за низкий потолок. Кроме того, он понимал, что с норой пора расстаться – он провел здесь слишком много времени для того, чтобы это убежище по-прежнему могло считаться безопасным. На поверхности существовал миллион мест, в которых можно было спрятаться ничуть не хуже, а то и лучше, чем здесь, но для этого требовалось усилие, на которое в данный момент он был попросту неспособен. "Хватит, – внезапно подумал он. – Я веду себя как настоящий сумасшедший. Теперь, когда они знают, кого искать, Федотова мне не достать никакими силами, а каждый проведенный в Москве день приближает меня к финалу. К бесславному финалу, между прочим. Чего ждать? Машина на стоянке, бензина полный бак, долги уплачены. Федотов?
Пустое. Мое имя теперь известно многим, мне просто жизни не хватит на то, чтобы найти и заставить замолчать всех и каждого, а тем временем информация обо мне будет распространяться со скоростью взрывной волны. Воевать со всем миром невозможно просто потому, что человек время от времени должен спать.., спать.., черт возьми, как это здорово – просто спать…"
Он споткнулся, рывком вернулся к действительности и понял, что спал на ходу, в то время как ноги привычно несли его знакомой дорогой. Попадись ему сейчас на пути постовой милиционер первого года службы, вооруженный резиновой дубинкой и наручниками, и сопляк наверняка заработал бы медаль за поимку опасного преступника. «Все, – решил Слепой, – отосплюсь, и только меня и видели. Бежать надо, и бежать далеко – на Запад, к арабам, к черту… Наверное, даже в пекле есть какая-нибудь своя контрразведка, так что пригожусь я везде. Чем-то не тем я здесь занимался в последнее время.»
Он пошел ровнее, с отвращением вдыхая запах своего давно не знавшего ванны и мочалки тела, смешанный с мертвым воздухом подземелий. «Что это со мной? – думал Слепой. – Что, черт, возьми, я здесь делаю? Похоже, что я действительно был болен, и довольно долго.»
События последних двух или трех месяцев представали перед ним в каком-то тумане. Он помнил, что делал, но никак не мог припомнить, зачем он этим занимался. В нескольких метрах над его головой торопились по своим делам тысячи людей, и среди них была Ирина Быстрицкая. Кто такая Ирина Быстрицкая? Боже мой, конечно, как же он мог забыть! Это его любимая женщина, более того, жена, и он просто обязан…
Слепой остановился, как вкопанный. В коридоре вдруг стало светлее. Либо его глаза настолько привыкли к темноте, что стали видеть в ней не хуже, чем при свете дня, либо впереди, за поворотом коридора, горел фонарь. Глеб наскоро привел в порядок свои растрепанные чувства и процентов на девяносто вернулся к действительности.
За поворотом действительно горел мощный аккумуляторный фонарь наподобие того, что стоял на столе в кабинете генерала Поливанова, освещая входную дверь, и там, возле фонаря, бубнили что-то неразборчивое незнакомые голоса. Все скачком вернулось на свои места. Это, конечно, могли быть просто заплутавшие диггеры, но с таким же успехом эти люди могли оказаться охотниками, кружившими в двух шагах от его логова.
Слепой осторожно, по миллиметру выставил из-за угла голову и бросил быстрый взгляд вдоль коридора. Разговаривали двое. Один, невысокий и явно немолодой, одетый в кожаную летную куртку, армейские брюки и американские саперные ботинки, стоял спиной к Глебу. Он наверняка был одним из охотников – вся его небрежная и вместе с тем собранная и непринужденно-грациозная поза говорила о полном владении каждой клеточкой тела, о профессионализме в самом чистом и высоком смысле этого слова.
Другой был просто бородатым диггером – тем самым, что, однажды помог Глебу добраться до его мастерской. Немолодой профессионал держал в руке фонарь, направляя его свет в потолок так, что он рассеивался по коридору.
– Ну, приятель, – сказал профессионал, – спасибо. Теперь быстренько беги домой, и будь осторожен.
Здесь и вправду очень романтично, но в данный момент бродить по этим коридорам в одиночку небезопасно.
Бородатый что-то ответил, но его слова заглушил шум промчавшегося неподалеку поезда метро. Немолодой тихо рассмеялся и хлопнул его по плечу.
– За меня не беспокойся, – сказал он. – Просто пойми, что пользы от тебя будет мало, а мне придется отвлекаться на то, чтобы прикрывать тебя. Значит, второй поворот налево?
Диггер кивнул, и луч укрепленной на его оранжевой каске шахтерской лампочки метнулся по стенам, заставив тени вздрогнуть и заплясать.
– И вверх по ступенькам, – сказал он. – Там будет такая квадратная дверца, вроде лючка в стене.
– Отлично, – сказал немолодой. Голос его опять показался Глебу мучительно знакомым – это было что-то из другой жизни, полузабытое и смутно тревожащее, как вертящееся на самом кончике языка слово, которое никак не можешь вспомнить. Что-то подсказывало Слепому, что этот человек очень опасен, и то, что лицо его по-прежнему невозможно было разглядеть, вызывало раздражение.
Сиверов нерешительно положил ладонь на рукоять револьвера. Можно было, конечно, просто повернуться и тихо уйти, оставив незнакомца сколько его душе угодно обшаривать пустую нору. Но, во-первых, в норе осталась вся Глебова наличность, а во-вторых, охотник был просто опасен, да и диггер был теперь, пожалуй, единственным человеком, знавшим Слепого в лицо. На то, чтобы найти хирургов, сделавших ему операцию по изменению внешности, и добиться от них хоть сколько-нибудь достоверного словесного портрета по прошествии стольких лет, потребуется немало времени, а бородач в оранжевой каске мог описать его играючи – он хорошо разглядел капитана ФСБ Молчанова, и, судя по тому, что Глеб наблюдал в данную минуту, его обещание молчать стоило немногого.
