Фридрих Незнанский - По агентурным данным
— Олега?
— Да. Мне не хотелось огорчать вас, но нельзя же жить с бесконечным чувством вины, тем более, не вашей! Олег показал, что вы с Егором были в сговоре, что вашей задачей являлось прикрыть отход на Запад Курта Домбровски. А Егор должен был вас прикрыть. Думаю, он не сам все это выдумал, а лишь написал то, что от него требовалось. Но он это написал. Думаю, он и от записок Егора избавился, потому что руки жгли.
Макс побледнел и сразу постарел лет на десять. Он беспомощно взглянул на Алекса.
— Леша.
— Воды? Таблеток? — всполошился тот.
И тут из глубины сада раздался низкий, чуть хрипловатый женский голос:
— А я думаю, лучше всего подойдет стакан виски!
В полосу света, падавшего с террасы в темноту сада, шагнула невысокая женщина с круглым, очень милым лицом, обрамленным вьющимися каштановыми волосами. На ней была длинная, широкая юбка и длинная, навыпуск, клетчатая рубаха.
— Люси! — радостно воскликнул Алекс. — Проходи скорей! Как хорошо, что ты приехала!
— Иду! А кстати, мистер Холинер! Вы не ответили на один вопрос: какие женщины вам нравятся?
— Мне нравятся невысокие полненькие шатенки тридцати пяти лет от роду с непочатой бутылкой виски в руках, — откликнулся наконец Макс.
И все облегченно рассмеялись.
ИЮЛЬ 2005, ПетербургАлекс должен был встретиться с Алисой на Аничко-вом мосту. Место очень оживленное, многолюдное, но она сама его выбрала, а он подчинился. Времени у него было достаточно, и он прошел вдоль Невского проспекта от Московского вокзала в сторону Адмиралтейства. Весь Невский, то тут, то там, был зашит огромными рекламными щитами, за которыми угадывались строительные леса. Из любопытства он заглянул за один из них. Целый квартал, уходящий в сторону Стремянной, представлял собою стройку. На растяжке значилось, что указанный квартал буде принадлежать какому-то банку. За два дня пребывания в Питере он вообще отметил изобилие самых разных банков во всех районах города. Просто Питер-сити какой-то. Он не был здесь несколько лет, и отметил, что город изменился. Стройки-перестройки. Вкрапления новомодных сооружений в старую питерскую архитектуру. Особенно это было видно на Петроградской стороне, где жили родители Люси, и куда он привез ее из аэропорта. Дивный питерский модерн соседствовал с тупорылым стекло-бетоном, который конечно же принадлежал очередному банку.
Но все равно Питер был хорош, особенно в это время года — время белых ночей.
Он приближался в месту встречи, думая о том, узнают ли они друг друга.
Конечно, они обменивались фотографиями, но все же живой человек почти всегда отличается от собственной фотоверсии, это известный для журналиста факт.
Но, еще не доходя до моста, он увидел ее. Не увидеть было невозможно, так выделялась Алиса из толпы. Довольно высокая девушка, модно, но не броско одетая. Ярко-рыжие детские кудри исчезли. Каштановые, с медным отливом волосы развевались под порывами ветра. Наверное, она очень похожа на молодую Марину, подумал он, подходя.
— Ну, привет, Алиса из страны чудес!
— Здравствуйте, Алекс, — улыбнулась она, и зеленые глаза прищурились, как у кошки.
Кожа очень светлая и прозрачная, как на полотнах знаменитых итальянцев эпохи Возрождения, отметил он, пожимая протянутую руку.
Крепкая ладошка, крепкое пожатие.
— Куда пойдем?
— А давайте поплаваем на кораблике, — она кивнула на катер, который как раз причалил к пристани.
— Что ж, отличная идея! Может, что-нибудь возьмем в дорогу?
— А я взяла! — она тряхнула пластиковым пакетом.
— Вот как! Что же там?
— Шампанское. И виноград. И пластиковые стаканчики. И тарелки.
— Да с тобой, я вижу, не пропадешь!
— Как сказать. — снова прищурилась она. — Просто, я подготовилась.
Кошка, натуральная кошка рыжей масти, усмехнулся про себя Алекс. Он любил кошек за их независимость.
Он взял билеты, и они ступили на палубу, заняли два места на корме, возле бортика, так что оказались в некотором уединении по отношению к остальной публике.
Разговор вначале не клеился, как это часто бывает с людьми, знакомыми по переписке.
— Знаете что, давайте откроем шампанское! Знакомиться лучше всего за столом, — предложила девушка.
— О'кей! Только у меня просьба, давай ты будешь говорить мне «ты». Когда тебе было шесть лет, ты была со мной на «ты»!
— Так я тогда была маленькой.
— Это серьезный аргумент, но мы им пренебрежем, давай?
— Ну. давай попробуем.
— Где шампанское?
Она достала бутылку с этикеткой «Князь Голицын» и пакет темно-красного винограда.
— Это в память о том винограде, который мы собирали когда-то в лесу. Он мытый!
Он рассмеялся, и она тоже рассмеялась, и им сразу стало легко друг с другом. Словно она произнесла некий пароль.
— А помнишь, как ты будил город?
— Конечно! Я знал, в какое время гаснут фонари.
— Нет, не рассказывай, а то я перестану верить в Деда Мороза! — перебила она, на мгновение закрыв его рот ладошкой.
И он почувствовал запах ее кожи, и поймал себя на том, что не хочет, чтобы она убирала ладонь, и коснулся губами ее прохладных пальцев.
Она тут же отдернула их, руки ее уже хлопотали в пакете. Склонившись, она доставала стаканчики, салфетки, что-то еще. Отливающая медью прядь закрыла лицо. Он убрал ее, ощущая в руке тяжесть ее волос, и увидел, что Алиса отчаянно покраснела. Чтобы дать ей время справиться со смущением, он занялся шампанским.
Алекс откупорил бутылку и разлил пенную влагу.
— Ну, за встречу?
— За встречу!
Пузырьки щипали нос. Он давно не пил шампанское, предпочитая виски с содовой или пиво. Но это показалось ему необычайно вкусным.
— Значит, ты была влюблена в меня летом восемьдесят девятого года?
— Была, — кивнула она, щурясь от солнца.
— М-да. как же я упустил такой шанс!
— Что поделаешь! Не мы такие, жизнь такая, как говорит мой племянник.
— А я уж испугался, что этот афоризм принадлежит тебе.
— Увы!
— Господи, а красота-то какая!
Они проплывали мимо Михайловского замка, мимо Летнего сада. Затем катер нырнул под мостик, и они оказались в узкой протоке Мойки. Набережная была тоже узкой, дома буквально нависали над водой.
— Это же Венеция! — не удержался Алекс.
— Северная, — уточнила Алиса.
— Ну да, что это я? Знаешь, я бывал в Питере раз десять, но ни разу не видел его вот так, с воды, ни разу не совершал таких дивных прогулок. Город совсем иной!
— Проплываем пушкинские места, — голосом экскурсовода прогнусавила она и тут же добавила, смеясь: — Ну и не только его, конечно.
— Спасибо тебе за этот подарок! За тебя!
Он подлил шампанское. Они выпили. Алиса запустила руку в пакет с крупными темно-красными ягодами, вынула гроздь, положила на тарелочку между ними. И эти спелые ягоды снова вернули их в прошлое.
— Помнишь, как ты брал у Макса интервью?
— Да. Это действительно было первое интервью, которое он дал прессе.
— Ты еще все мучил его с понятием «родина».
— Ну, была предыстория. Мы с ним в период глубокого «застоя» были на экскурсии во Львове. Дама, которая ее проводила, так задавила нас всех социалистическим пафосом, что я тихонько хихикал над ней. А Макс, помню, цыкнул на меня: не смей мол, это моя Родина! И я все потом думал на эту тему — что же это такое. Особенно в таком сложном случае, как у Макса.
— И твоя версия?
— Ну, мне кажется, он правильно ответил: то, что готов защищать, даже если над этим порой смеешься. Но, надеюсь, мы эту тему оставим? А то опять-таки смешно: встретились двое молодых людей — он и она, — чтобы поговорить о Родине.
— Кто молодой, а кто.
— Не хами! — рассмеялся он. — А ты действительно очень хорошо помнишь то лето!
— Да, до мельчайших подробностей. И в очень большой степени благодаря Максу. Он так… учил меня всему, делился со мной всем, чем был богат.
— Мне казалось тогда, ты напоминаешь ему дочку, которую он никогда не видел. Было в его отношении к тебе столько трогательного и нежного.
— И я так помню все это! Мне даже кажется, что тем летом я как будто переродилась немножко. Стала другой.
— Ну, понятно. Первая любовь.
— Перестань!
Она легонько шлепнула его по руке, и он успел ухватить ее ладошку и удержать ее.
— Скажи, а ты с какого момента себя вообще помнишь? — отвлек он ее вопросом, чтобы она не вырвала руку.
— Ну. Наверное, лет с двух. Когда меня первый раз посадили на лошадь. Бабушка села верхом, кто-то, не помню кто, поднял меня и усадил на лошадь, перед нею, и мы потихоньку поехали. Бабушка, конечно, держала меня, но все равно было жутко. Мне казалось, что я нахожусь ужасно высоко. И страшно, и здорово одновременно. Я ухватила лошадь за гриву, она была такая густая, шелковистая. И этот запах лошадиный я запомнила с тех пор. Да, наверное, это мое первое воспоминание. А ты?
