Фридрих Незнанский - По агентурным данным
Неугомонный Гольдфарб организовал однажды поездку в Голливуд, где свел его с молодыми кинорежиссерами. Так началось его содружество с кинематографом.
Он рассказал бы Олегу, как растит сына, который приходится ему внуком.
И главное, он сказал бы ему о чувстве вины, которое не покидает его. О своей вине перед Верой, которой он дал так мало любви; о вине перед Кейт, которую любил (да и любил ли?) не он, а совсем другой человек.
И главное, о своей вине перед Егором, которую он ощущал каждой клеткой своего тела. И эта вина была самой для него главной и самой тяжкой. Потому что ему казалось, — в этом он был согласен с Олегом, — что судьбу Егора во многом определила его, Максима, неосмотрительность… Наверное, Мартин Фегель был слишком молод для той войны…
Все это он хотел рассказать Олегу. А еще — повиниться и покаяться.
Но уже никогда не сделает этого. Потому что прежнего Олега Сташевича не существует.
— Дамы и господа! Наш самолет совершает посадку в аэропорту «Кеннеди». Температура воздуха за бортом…
— Макс! Мы прилетели! — тормошил его Алекс. — Ты в порядке?
— Да, малыш. Я в порядке.
ИЮНЬ 1989, ПенсильванияЛето они проводили дома, в небольшом городке к западу от Филадельфии. Это лето было ознаменовано тем, что двадцатичетырехлетний Алекс Холинер успешно окончил Пенсильванский университет, где преподавал Холинер-старший, и оба они наслаждались летней свободой и относительным безделием. Дом их, двухэтажный, с просторной тенистой террасой и затейливой башенкой, окруженный фруктовым садом, был расположен на берегу небольшого озера, и каждое утро начиналось с купания в прохладной, прозрачной воде. Старый до невозможности сенбернар Лео считал своим долгом сопровождать легкомысленных хозяев, всем своим видом давая понять, что он начеку, и, если понадобится, вытащит из воды любого.
Еще лето было украшено присутствием в их доме двух очаровательных женщин: Марины Тереховой и ее шестилетней внучки Алисы. Родители Алисы — Егор-младший и его жена Алена — должны были присоединиться к компании позже, после завершения работы международного симпозиума по теоретической физике, проходившего в Токио. Егор должен был выступить там с эпохальным докладом, так шутливо, но и горделиво говорила Марина. Ей было под семьдесят, но эта женщина, видимо, была обречена носить свою красоту до конца дней. Темно-рыжие волосы потускнели, но седины не было и в помине, глаза сверкали порой таким озорным зеленым огнем, что соперничали с блеском таких же зеленых глаз ее огненно-рыжей внучки.
Это утро Алеша — это было его домашнее имя — встречал в своей комнате, расположенной в верхней части башни, которая составляла восточную сторону дома.
Но встречал он его не один: шестилетняя Алиса упросила взрослых разрешить ей провести хоть одну ночь на умопомрачительной для нее высоте. Накануне вечером, переодевшись в пижаму, она в сопровождении Алеши вскарабкалась по винтовой лестнице наверх, улеглась на приготовленное для нее кресло-кровать, и затихла, больше всего опасаясь, что Алеша передумает и отправит ее вниз, к бабушке.
Алекс провел полночи на террасе, в разговорах с дедом и Мариной, потом решил искупаться в озере, долго плавал под поскуливания Лео, который нервничал на берегу. Когда же он поднялся наконец наверх, небо уже начало светлеть, а рыжеволосая головка тотчас оторвалась от подушки.
— Ты не спишь, Алеша?
— А ты-то почему не спишь, малявка? — ласково спросил Алекс.
— Ну! Как же! Мы же договаривались! Ты же обещал разбудить город!
— Верно, — рассмеялся Алекс. — Что ж, вставай!
Она выпрыгнула из постели, на ходу нацепила мохнатые меховые тапочки и подошла к окну. Алекс поднял ее и усадил на широкий подоконник. Девочка крепко обняла его за шею, опасливо глядя вниз.
— Не бойся, я тебя не уроню. Смотри, весь город перед нами!
— Ух ты…
Утро было тихое, город мирно нежился в постели. Алиса увидела перед собой черепичные крыши, палисадники вокруг аккуратных домиков. Ночные фонари освещали улочки, утопающие в зелени деревьев. Ветер, легкий летний ветер, шевелил кроны лип и вязов, тополей.
— Что ж, начнем! — мимоходом взглянув на настенные часы, сказал Алекс. — Перво-наперво задуем ночные фонари! Помогай мне!
Они дунули изо всех вил, и фонари тотчас погасли.
— Ух ты! — захлопала в ладоши Алиса. — Так на свечки дуют на торте. Когда день рождения. Ты волшебник, да?
— Есть немножко, — скромно ответил Алекс. — Теперь погасим звезды. Хватит им гореть, уже утро. Ну, дуем!
Они старательно дули, и звезды, одна за другой, исчезали, а небо становилось все светлее.
— Теперь окна! — решил Алекс и повелительно ткнул пальцем в один из домов.
И тотчас в утреннем тумане прорезался прямоугольник окна. Он повторил жест, и окна, повинуясь ему, зажигались и зажигались. Яркие прямоугольники выстраивались перед их взором целой вереницей.
— Вот видишь? Город проснулся!
— А дом? Наш дом?
— Точно! Я и забыл. Джоди, где ты? — шепотом спросил он, и тотчас внизу хлопнула калитка.
Алиса высунулась из окна. Полная, шоколадного цвета Джоди Миллер, покачивая крутыми бедрами, прошла по двору. Было слышно, как хлопнула дверь кухни.
— Ну, Джоди, пора печь оладьи! — строго заметил Алекс.
И почти сразу же по двору поплыл запах жареного теста.
— Ух ты!
Алиса захлопала в ладоши, потом звонко чмокнула Алекса в щеку.
— Ты взаправду волшебник! Когда я вырасту, я выйду за тебя замуж, и тоже стану волшебницей!
— Сначала нужно вырасти, — легонько шлепнул он ее и опустил на пол.
После завтрака Макс, Алекс и Алиса поехали в лес за диким виноградом.
Макс сидел за рулем «форда» и обсуждал с Алисой основы мироздания, шутил про себя Алекс, который не участвовал в их беседе.
— Ты знаешь, девочка, бывают такие особенные дни, которые состоят из одних запахов?
— Конечно! Особенно на конюшне! Когда я приезжаю в гости к бабушке, запахи начинаются от остановки трамвая!
— Там все еще ходит трамвай?
— Да, и очень шумный. Так что, когда я еду к бабушке, день состоит из шума и запахов.
— Тебе они нравятся?
— Запахи — всегда! Мне очень нравится, как пахнет конский навоз, и как лошади пахнут тоже очень нравится. А шум. Когда как.
— Да, бывают такие дни, когда каждый звук режет слух. А бывает наоборот: когда хочется услышать каждый шорох вселенной и щебет каждой птахи. И это можно устроить!
— Например, отсюда услышать, как поют птицы в Москве?
— Запросто!
— Почему же мы не слышим?
— Сегодня не такой день, — уверено заявил Макс, — сегодня день обоняния и зрения!
Машина остановилась у лесной опушки.
— Сейчас мы войдем в лес, и ты это поймешь!
Они вошли в лес и погрузились в запахи земли, влажной от недавнего дождя.
— Нам нужны пчелы! — заявил Макс. — Пчелы всегда вьются возле дикого винограда.
Помахивая пластиковым ведром, он уверенно шел впереди, за ним, подпрыгивая от нетерпения, шла голенастая Алиса, Алекс замыкал шествие.
Они поднялись на невысокий холм. Макс обнял Алису за плечи.
— Смотри, вон там за холмом, в глубоком овраге, живут тихие летние ветры. И они плывут в зеленых глубинах, словно невидимые рыбы.
— Откуда же ты знаешь об этом? Если они невидимые?
— Если долго-долго стоять неподвижно и смотреть — их можно увидеть! И потом, я их слышу! Ну, пойдем дальше!
Они спустились с холма, вышли на небольшую поляну, окруженную высокими деревьями.
— Алиса, подними голову!
Рыжие кудри взметнулись, острое личико сосредоточено смотрело вверх.
— И что?
— Ты видишь эту паутину?
Алекс тоже невольно поднял голову. Над ними сплетались кроны деревьев, образуя кружевной шатер, сквозь который сияло ярко-голубое небо.
— Красиво, да? Нет на свете кружева тоньше, — говорил Макс, — и не поймешь, то ли листва поднимается так высоко, что вплетается в небо, то ли небо опускается вниз и переплетается с листвой.
Они стояли рядом, немолодой мужчина и маленькая девочка, задрав вверх головы — седую и рыжеволосую.
И Алекс понял, что все небылицы, которыми сыплет сегодня Макс, все то, что он пытается показать и рассказать Алисе, посвящено его умершей дочери, которую он никогда не видел, не растил и не смог подарить ей цвета и запахи мира. Он до сих пор тоскует по ним, по несостоявшейся своей семье. Его изумительный дед, волшебник, чародей, сказочник. И Алексу стало до слез жаль и Макса, и себя самого, хотя все в их жизни ладилось, и причин для слез не было никаких. Это все Макс с его умением разбередить душу.
— Эй, мы зачем пришли сюда? Пока вы витаете в облаках, я нашел куст винограда! Да какой большущий! — крикнул Алекс.
