Елена Крюкова - Железный тюльпан
— Правду!..
— Правдой это быть не может. Правда это только наполовину — что ты не Люба. Но ты же не убивала Любу. Так растереть его в порошок, что он потеряет само звание журналиста навек. Есть много способов. Но для этого ты должна быть моей женой.
— А если я не буду твоей женой, ты не сможешь для меня все это сделать? Даже если я буду с тобой?.. Просто с тобой, Игнат?.. Останусь твой любовницей?..
— Любовницей?.. — Я увидела, как изменилось выражение его лица. Как оно подернулось серой, будто табачной, дымкой. Как прорезалась между бровей длинная вертикальная морщина. — Лю-бов-ни-цей… Да-а-а… Большего я, видно, недостоин.
Меня осенило. Он меня любит.
И когда успел полюбить? Две-три-четыре встречи, сидение в кафе, поход к Бахыту в антикварную галерею, несколько незначащих телефонных разговоров…
Да он же любит тебя, Алка, по-настоящему. И он не захочет твоей свободы. Он не захочет делить тебя ни с кем. Он хочет всего, чего хочет обыкновенный человек на земле, мужчина. Совместного сна в одной постели. Совместного кофе по утрам. Совместного отдыха. Совместной жизни. Он хочет жить вместе с тобой, Алка. Жить. Ведь это же так просто.
Надо мной нависло его красивое, теперь такое взволнованное, скинувшее светскую маску лицо. Я вжала голову в подушки.
— Я хочу, чтобы ты родила мне ребенка, Люба… Алла. Думай. Это шанс. Я даю тебе время подумать.
Я лежала в постели неподвижно. Закурить бы. Или выпить, не закусывая, полный стакан водки. И закрыть глаза.
— Тоже неделю? — мертво спросила я.
Толстая Анька смотрела на Серебро, как на придурочную. Схватила ее за плечи, потрясла. Будто хотела вытрясти из нее остатки той глупости, которую Серебро сморозила.
— Что ты порешь! Как ты можешь! Что ты мелешь! Ты все выдумала!
— Ничего я не выдумала. Я сама слышала. Собственными ушами. У меня же есть уши, Анька.
Акватинта опять затрясла ее. У Серебро выпала из уха сережка.
— Ты, мать!.. Потише… Вот сережку ищи теперь, она же золотая, в щель закатится…
— Выкинь то, что услышала, из башки! Это все чушь! Они, наверное, поддатые были… — Анька щелкнула себя пальцем по шее. — Мало ли что люди брешут, как собаки…
— Они не собаки, Анька. И я не глухая. — Серебро поправила длинные светлые волосы, выбившиеся из-под заколки. — Я обязательно скажу Алке. Алка вообще спятит. Она должна быть на стреме. Я должна ее предупредить.
Акватинта повернула свои сдобные телеса к кухонной двери.
— Мясо! Мое мясо сгорит!.. Инка, пожрешь со мной?..
— Великий пост, мать.
— Ты что, уверовала, старушка?.. Рановато…
— Да нет, смеюсь. — Серебро нацепила кожаную мальчишью фуражку — ей всегда шли мужские шляпы. — Не держи меня. В жизни все надо делать быстро. Пойду Алку, дуру, предупрежу. Кто не успел, то опоздал.
Я позвонила Бахыту. Его не было дома. Трубку взяла Рита.
— Рита?.. Здравствуй. Это я.
Пауза. Колотьба под ребрами. Только бы не бросила трубку.
— Я узнала тебя, кошка. Что хочешь?
— Встречи.
— Будешь просить? Нищим не помогаю. Да ты и не нищая. Ты богатая. У тебя есть, на чем заработать деньги.
Теперь помолчала я.
— Я не хочу ничего просить у тебя. Я знаю, это ты убила Лисовского-старшего. Я выхожу замуж за младшего. В связи с этим у меня к тебе есть вопросы.
— Приезжай.
— Я не хочу к тебе домой. Встретимся где хочешь, но не у тебя дома.
— Боишься?.. Бойся. С тобой сейчас, рыбка, все может случиться.
— Не пугай. Где?..
— У фонтана в ГУМе. Шучу.
— Я знаю место лучше. Ресторан «Парадиз» около Казанского вокзала.
— Ну и что скажешь?
Время. Время. Его костяшки стучат.
— Рита. Это ты наняла амбалов, что на меня напали.
— Я?! Каких амбалов?! Слушай, не бери меня на пушку. Я стреляная воробьиха. Я не убивала Лисовского. Я не нанимала никаких амбалов убить тебя.
— Они бросали в меня ножи. Не видно?
Алла показала на шрамы на лице, на шее.
— Ну и что. Мало ли кто балуется холодным оружием.
— Ладно. Можешь отрицать все. Ты-то ведь со мной ножичком побаловалась. Я ли твой почерк не узнаю. Рита, моя партия сыграна. Человек, крутой журналист, с выходами в какой хочешь Интернет, на Марс и Венеру и черт-те куда, тоже знает, кто я. Он хочет меня засадить в тюрьму — ради своей славы. Прославиться во что бы то ни стало, любым способом. Способ убийства ближнего — самый популярный сейчас. И эта собака им не погнушается. У меня мало времени Рита. — Алла облизнула пересохшие губы. Мрачный халдей — жаль, Вити сегодня в «Парадизе» не дежурил — угрюмо брякнул об стол два коктейля, два кофе, два пирожных. Дамы не взяли выпивки, плохие клиентки, недоходные, а рассядутся тут на час, на два, стол займут. — У меня чертовски мало времени.
Алая надпись: «PARADISE» — кончиком, острием ножа прошлась по сердцу, вырезала красные иероглифы. Мартовский снег стаял. Пять дней. У тебя остается всего пять дней. Купи себе букет тюльпанов на прощанье. И выйди с ними на сцену Колонного зала в «Любином Карнавале».
— Что ты от меня хочешь, кошка? Попробуй только причинить мне вред. Мне или Бахыту. Мы сотрем тебя в порошок.
— Знаю. — Алла выпила весь коктейль залпом, сразу. — Я не сумею причинить тебе вреда, даже если захочу, Рита. Мне только важно знать правду. Мне надо ее узнать как можно скорее. Рита!
Алла вскинула голову. Поправила холодными пальцами черную Любину челку на лбу. Поправила на висках закрученные кольцами локоны. Маленькая черная вуалька спускалась ей на глаза с крохотной черной шляпки. Черные рюши кокетливо торчали вокруг нежного горла. Глаза подведены густой черной тушью, ресницы летят черными лучами. Она напоминала очаровательную шпионку начала века, этакую Мату Хари, Цинтию Смит. Певчее горло, вокальная глотка. Рита прищурилась. А эта девка — талантище. Беловолк не промахнулся. Как ей идет стиль ретро! Жаль, жаль, очень жаль. Очень жаль такую певчую пташку.
— Рита, ты знаешь, кто убил Любу?
Молчание.
— Рита. Это очень важно. Я прошу не денег. Я прошу истины. Хоть какой-нибудь догадки. Рита! Слышишь! Ты догадываешься, кто убил Любу? Ты знаешь, кто ее убил?..
Молчание.
Официанты снуют туда-сюда по залу. Полумрак, как всегда. Стены, отделанные темным деревом. Строгие столы. Тяжелые темные гардины на окнах. Она только теперь поняла, что «Парадиз» похож на склеп. И эти лампы, длинные, вытянутые, как свечи, похожие на свечи, мигающие, как свечи. Текущие, как слезы.
— Рита!..
— Не ори. — Рита Рейн поднесла пирожное ко рту. Казалось, она наслаждается Аллиным отчаянием. — Пытаешься пробудить во мне бабью солидарность? На жалость бьешь?.. Никогда не бей на жалость, девочка. Ни с мужчиной, ни с бабой. Ни с кем. А что ты скажешь, если это я убила Любу Башкирцеву?
Рита поедала пирожное спокойно, медленно жуя, размеренно двигая челюстями, не сводя с Аллы наглых, огромных черных глаз. Пышные волосы, забранные у висков сверкающими заколками — «бижутерия или алмазы?!.. с Бахыта станет…» — спускались по голой спине. Танцовщица любила декольтированные платья.
Две красивых женщины в полумраке ресторанного зала смотрели друг на друга, как две щуки, стоя бревнами в темной воде, стоят неподвижно, не сводя друг с дружки застылых янтарных глаз.
— Ты… ты убила Любу?..
— Ну, беги. Беги, доноси все своему журналистику. Беги в суд, в прокуратуру, в милицию, куда угодно. Давай! Что же ты сидишь? Ты же хотела правды? Ну? Если это я?
Халдей, как демон, возник на плечом у Аллы.
— Счет, мадам.
Она наврала мне.
А если она не наврала тебе?!
Я крепко вцепилась в руль «вольво». Мы только что пообедали вместе с Игнатом. Я решила не терять Игната, хоть я и отказала ему. Сегодня отказала, завтра соглашусь — так он должен думать про меня. Все же Игнат, благоволящий ко мне — один из путей невозможного, невероятного спасения, один из забитых наглухо выходов. Я не стала рассказывать ему о позавчерашнем разговоре с Ритой. Рита — это мое личное дело. Что, если позвонить Горбушко и сказать: все, нашла, пьем шампанское? Свершилось.
Машину крутануло на повороте. Через три дня концерт. Через три дня.
Через три дня меня, прямо с «Карнавала», увезут в какой-нибудь занюханный СИЗО.
Но я видела, я читала в ее широко распахнутых наглых смоляных глазах, что она обманула меня. Обманула, чтобы выбить табурет у меня из-под ног.
Она не убивала, но она знает того, кто убил. Гибель Лисовского — ее рук дело.
И это я тоже чувствовала — без горы доказательств, без всего нагромождения улик, которые нужны профессиональному сыщику.
