Елена Крюкова - Коммуналка
Обзор книги Елена Крюкова - Коммуналка
Елена Крюкова
«Коммуналка»
Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!
КОММУНАЛКА
Часть первая
ОБИТАТЕЛИ
Л. К. — отныне и навсегда
— …А я ей и говорю: ну, дура ты, дура, зачем такую шубу продала, это же царские хоромы, а не шуба… Ведь китайская земляная выдра!.. Господь с тобой, говорю, дура!.. А она мне зубасто так, да с присвистом злым, с шипеньем, аж у нее, матушки, скулы от злобы заострились топориками: а что ж ты мне да Петьке малому прикажешь кусать целый месяц до зарплаты, а?.. Что, говорит, я масло ему из сметаны буду сбивать, что ли?.. И вдруг — ох я и испугалась! — как завыла, прости Господи, как леший на болоте!.. И об спинку кровати головой — бряк, бряк…
— Ты бы ей капелек дала каких сердешных, Зина…
— …а кровать-то старая — того гляди развалится на палки да скалки. И как она взовьется да заорет пуще прежнего: жизнь клятая!.. Никуда не уйти, никого не привести!.. Куда — на эту кровать ночлежную?! Да в ночлежках у америкашек побогаче обстановочка будет… А от вас что, ширмой в цветочках загородиться?!.. Орет — ну иерихонская труба, прости Господи!.. Ты слыхала?.. Я уж ей так и сяк, валидол сую — она мою руку чуть не сломала, оттолкнула, вопит: жри сама свои таблетки!..
— Зинка, а может… это… ей полечиться лечь?..
— Панечка!.. Панечка!.. Разве нашу жизнь вылечишь!..
…Я выплыла в людское море
Из этой гавани табачной,
Где керосином пахнет горе
И в праздники — целуют смачно.
Я вышла — кочегар метели —
Из этой человечьей топки,
Из этой раскладной постели,
Где двое спят валетом знобким.
Я вылетела —
в дикий Космос —
Из ледяного умыванья
Под рукомойником раскосым,
Из скипидаром — растиранья
При зимней огненной простуде,
Из общих коридоров жалких,
Смеясь и плача,
вышла в люди
Из той людской, где все — вповалку.
— Игнатьевна!.. Ты че там скрючилась в три погибели?.. У тебя керогаз, што ль, не зажигатся?.. Дай помогу…
— Ну, помоги… Че двигашь меня локтем-от: локоть твой больно острый. Костыль прямо…
— Да потому што отойди. Чай, свет заслоняшь.
— Чай, весь не заслоню.
— Ну вот и все. Зажгла я тебе твою бандуру. Че варить-то собралась?
— Не суй нос… Чай, все то же: макароны.
— Растолстеешь, Киселева!..
— Може, в гробу и поправлюся… Мясца хочу… Зубов нету — не угрызу уже… А молодые зубки были — ох, жилы перегрызала!..
— Ну, ну, Киселева. Че реветь-то. Вари свое спагетти.
— Да уж сварю как-нито… А керогаз-то как пылат! Как сдурел… Огонь, огонь-то какой… Огонь-то… какой…
КИСЕЛИХА СТАВИТ СВЕЧУ ПЕРЕД ИКОНОЙ
Огонь! Из лодкою сложенных рук —
Огонь к закопченной иконе
Так рвется!.. — проросший и бешеный лук
Из тьмы черноземных ладоней…
Забыла совсем я, сколь, старой, мне лет
Пробило вчерась, намедни…
Сварила, сварила свой поздний обед,
Сходила к ранней обедне.
Вчерась раздеваюсь — да што ж это, ба!.. —
Гляжу — в гимнастерке… в лампасах… —
Как муж мой покойник!.. Во фрунт — голытьба
Вокруг офицерского баса…
Замучили Федю, два дула — к виску,
А я, молодая жененка,
Я всех революций срамную тоску
Кляла одичало и звонко!
Орала по улицам и площадям,
Какие вы есть, комиссары!..
Работа — рабочим, овес — лошадям,
А “бывшим” — сосновые нары…
Я двадцать пять лет оттрубила как штык!
При шмонах — смеялася лихо…
Твой рот к непотребной молитве привык,
Подстилка, раба, Киселиха…
Ну, выпустили — как линя — в водоем!
Лицо — что печеная свекла…
И в разуме штой-то подвиглось моем —
Как будто под ливнем промокла
И все не согреюсь, с тех пор и дрожу,
И греюсь — вот свечечку ставлю
Казанской иконке! В ладонях держу
Горячую желтую каплю…
Огонь-то, огонь!.. Ох, безумная я,
Зачем все так помню упорно —
В снегу талом стирку плохого белья
И струпьев подсохшие зерна…
Зачем, Матерь Божия, выжить пришлось?..
Слаба водовозная кляча.
А с пенсии — гребень для сивых волос,
“Подушечек” сладких впридачу…
“Подушечки” я растолку молотком —
Повыбиты зубы кобыльи!..
Огонь ты, огонь, полижи языком
Ты чернь моих щек замогильных…
Все верю, все чую — с ума я сойду!
Казанская, матушка, сделай
Ты так, чтобы в этом, о, в этом году
Душонка покинула тело!..
А сколь мне там стукнуло?.. Кто его знат!..
Быть может, и все девяносто…
А завтра в экране покажут парад
И эти… кремлевские — звезды…
— Тамарка!.. Че ты — ночь-полночь — стучишь?.. Че набатывашь, как в набат?.. Младенец твой орет как резаный по ночам, да ты ишшо моду взяла не спать?.. Какая тебя муха укусила в голу задницу?.. Самая сласть сна, а ты…
— Тетя Паня, горелым пахнет. Проводка горит. Из вентиляционных ходов — дым!..
— Окстися. Какой дым. Под носом у тя дым…
— Галка!.. Че путаешься под ногами, дура девчонка, иди спать ложись, не мети рубахой половицы…
— Мамка, я ноль-один вызвала.
— Ты че!.. Правда, што ль!..
— Сказали — сейчас приедут.
— Быстро в постель!..
— А че торопиться-то. Какой он — огонь? Поглядеть хочу. Мамка, а Петька спит?..
— Спит, умница моя. Пожарку вызвала! Умница моя… Не бойся… Не бойся с мамкой ничего…
— Пахнет горелым… Мам, вон огонь! Вон он! Хвосты лисьи!..
— Да, хвосты… Только шубу не сошьешь… Паня, буди всех! Всех!
— Милые! Милые! Вставайте! Пожар! Горим! Горим!
— Что?.. Кто придумал?.. А запах-то… А полыхает вон!..
— Это он, сволочь. Граф Борис Иваныч. Утюг оставил в кладовке. А сам заснул.
— Эй, Борис Иваныч!.. Спит… Свои брильянты под подушкой охраняет, а нам — гори синим пламенем?!..
— Вставай, контра проклятая!..
— Пожарнички, родненькие, вы уж потушите за ради Христа… Дети малые у нас…
— Уж потушили, бабы. Не нойте. Счастье ваше. Дом-то… деревянный коробок. Еще минут пятнадцать — и все рухнуло бы… к едрене-фене…
— Пожарники! Братаны! Водочки тяпнем?.. За жизнь!..
— Мамка, мамка, да почему горелым пахнет, аж плакать хочется, а голуби на крыше — не сгорели?..
ПОЖАР
Лютая, зверья сила огня.
Судорга ног — к подбородку.
Страшно, огонь. Вдруг возьмешь ты меня
В гулкую рыжую глотку?
Пасть твоя светлая. Зубы остры.
Дом наш качается, пьяный.
Так вот горят — первобытно — костры
В наших песцовых буранах.
Это Борис наш Иваныч, наш граф,
Житель крысиной кладовки,
Тощая щепка, — спал, ноги задрав,
После крутой голодовки
Так запродав с аметистом браслет,
Что на паршивую сотню
Снедь закупил и поел на сто лет
Впрок — хоть сейчас в преисподню!.. —
Гладил рубашки… Дрожание рук,
Сытости радость тупая…
Как он оставил включенным утюг —
Плача, сопя, засыпая…
И загорелось в щелях и пазах
Красной сухой круговертью.
И загорелся в ребячьих глазах
Дикий азарт передсмертья.
Взрослые — те лишь вопили одно:
“Дом бы сгорел этот нищий!..
Иль в новоселье попьем мы вино,
Иль повезут на кладбище!..”
И, спохватясь, прижав руки ко рту:
“Родненькие!.. Погасите!..
Все переможем — всю голь-нищету,
Только нам дом наш спасите!..”
Шорох — из шлангов — вонючей воды!
Гари древесная пряность!
Перед тигриною пастью беды —
Я, не мигая, уставясь…
Рядом со мною — Петюшка Звонцов
В черных трусах доколенных —
Ласковых не докричишься отцов —
Сгибших, застреленных, пленных…
Рядом со мною картежник Сократ
В бязевом женском халате —
Там, в его комнате, знаю, лежат
Трое — все в дым! — на кровати…
Рядом со мной Киселиха стоит,
Жесткая, будто двустволка!
Сходен с болотной кикиморой вид,
Светят глаза, как у волка…
А за лопаткой угластой ее,
Весь в первобытных сполохах,
Пьяный Валера — дыряво белье,
Грудь — вся в наколках: эпоха…
Саня, не бойся! Тамарка, держись!
Этот пожар — что он сможет?
Он не сожжет поднебесную жизнь —
Кости земные изгложет.
В небе январском — горелый салют
Виден сквозь детские веки.
“Жить вам осталось — пятнадцать минут!”
Жить нам осталось — навеки.
Что суждено? Вдоль по свету — с сумой?..
В пахоту — слезные зерна?..
…Русый пожарничек,
Ангел ты мой.
Спас ты мой Нерукотворный.
— Дочка. Не смей ходить туда к нему в кладовку. Слышь, не смей!.. Он тебя там гадкому научит. Не ходи! Весь сказ!
