Акт войны (ЛП) - Браун Дейл

Мануэль встретил ее, когда служил в армии, в штате Мату-Гросу. Девятнадцатилетний муж Лидии был контрабандистом наркотиков; ей только что исполнилось двадцать, она мать семилетнего сына и трехлетней дочери. Мануэль никогда не встречался с дочерью…  потому что он случайно убил ее, когда муж использовал ее как щит во время преследования, когда они пытались выдать ордер на арест мужа.

Мануэль был опустошен смертью дочери. Он, конечно, видел много мертвых детей за свою военную карьеру — дети были недорогим и одноразовым товаром на большей части территории Бразилии, особенно во внутренних районах. Несмотря на это, Мануэль никогда бы сознательно не поднял оружие против ребенка. Но он также был поражен тем, как Лидия справилась со своим горем. Она не обвинила военных, как он ожидал — она возложила вину прямо туда, где ей и полагалось быть, на своего мужа и на себя за то, что позволила своему мужу-бастарду вообще иметь какие-либо контакты с детьми, особенно с наркотиками, большими суммами наличных и находящимися в розыске преступниками. Она была жесткой, сильной, принципиальной женщиной, и все же она разрывалась на части от горя.

Она также знала, что ни один другой мужчина в ее племени не получил бы ее сейчас: она потеряла ребенка, и, следовательно, как единственный выживший член семьи, была ответственна за смерть своего мужа и ребенка и за появление чужаков в их деревне. Мануэль уже мог видеть ненависть, зарождающуюся на лицах жителей деревни. Если бы она не покончила с собой вскоре после похорон, она была бы либо подвергнута групповому изнасилованию и превращена в проститутку или служанку низшей касты, либо изгнана из деревни. Скоро она станет всего лишь ходячим призраком.

Мануэль присутствовал на похоронах ребенка, наполовину католическом, наполовину анимистическом ритуале кремации, затем остался, чтобы допросить вдову. Индейцы бороро обычно не сотрудничают с посторонними, а тем более с властями, но Лидия была готова нарушить этот кодекс молчания, чтобы избавить свою деревню от контрабандистов наркотиков. Она стала его тайным свидетелем, затем конфиденциальным информатором, а затем, довольно неожиданно, его любовницей. Они тайно родили своего первого ребенка — рождение внебрачного ребенка от кого-то за пределами их племени было строго запрещено и привело бы к смерти ребенка и изгнанию нее — и затем он послал за ней вскоре после того, как покинул PME. Они обвенчались в Римско-католической церкви всего через несколько дней после того, как она получила свое первое причастие.

Хотя евроиндийцы смешанной расы современной Бразилии обычно презирали местных женщин, Лидия мудро приспособилась: она стала католичкой, выучила современный португальский и даже немного английский и научилась маскировать свой родной акцент. Но что более важно, она обнаружила, как не принижать себя в глазах других бразильцев. Жизнь в доках Порту-де-Сантос стала для нее просто еще одними джунглями, и она быстро сделала их своим домом.

Пока его сын жадно сосал ее правую грудь, Мануэль расстегнул белую хлопчатобумажную рубашку Лидии и начал сосать ее набухшую от молока левую грудь. «Может быть, теперь я буду твоим ребенком, мама», - сказал он. «Продолжай пилить — я больше не слушаю».

«Оставь немного своему сыну, ты, жадная свинья», - сказала она с притворной суровостью, но не отодвинулась от его голодной хватки. Ощущение того, что ее сын и ее муж кормят ее грудью, было одним из самых чувственных переживаний, которые она когда-либо испытывала, и она почти сразу почувствовала влажность между ног. Она протянула руку и почувствовала его под обрезанными парусиновыми брюками, уже напряженный и пульсирующий, и она ахнула, когда его левая рука медленно приподняла подол ее платья и медленно двинулась вверх по бедру. «Ай, ай, боже мой», - простонала она, призывно раздвигая ноги. «Позволь мне уложить Франциско, и тогда ты можешь получить все, что пожелаешь, ты, большой ребенок».

«Я думаю, мы оба счастливы там, где мы есть, любовь моя», - сказал он, поднимаясь выше и находя ее влажный холмик.

«Если я упаду с этого стула, это будет твоя вина, ублюдок».

«Если ты упадешь со стула, я ожидаю, что ты упадешь на меня, любимая, — сказал он, — и тогда я гарантирую, что ты не соскользнешь».

«Ты грязная похотливая свинья, ты отвратителен», - задыхаясь, сказала она, крепче сжимая его через брюки. Он усмехнулся, посасывая грудь — они оба знали, что индианки в сто раз более возбуждены, чем любой нормальный бразильский мужчина, что многое говорило в пользу бразильских мужчин. «Как ты смеешь прикасаться ко мне там, когда знаешь, что твой сын может застать нас в любой момент?»

«Я всегда думал, что Мануэло должен учиться у лучших», - сказал Мануэль.

«Карахо», - выдохнула она, подавшись бедрами вперед, нетерпеливо подталкивая его пальцы к себе и плотно прижимаясь грудью к его лицу. «Грязный похотливый ублюдок. Вы бы бесстыдно запустили пальцы в чумино вашей жены и продолжали сосать ее грудь, в то время как ваш сын наблюдал? Ты монстр».

«Я бы делал со своей женой все, что захочу, и получал бы огромное удовольствие, доставляя ей удовольствие любым способом, который я выберу», - сказал он, грубо царапая бородой ее сосок.

«Свинья. Чертова распутная свинья». Было еще только одно место, где его борода чувствовалась на ее теле лучше, чем на груди, и она не могла дождаться, когда он погладит ее там. К счастью, она знала, что Мануэло, вероятно, не будет дома до ужина — у них был по крайней мере час уединения, прежде чем ребенок проснется и ее старший сын вернется домой. Ее пальцы начали нащупывать пряжку на его ремне. «Давай посмотрим, действительно ли это твое или все это время у тебя в кармане был банан, ты, грязный блудник».

Он снова застонал, пока она возилась с его ремнем…  Но затем он услышал шаги на деревянной лестнице снаружи, быстрые бегущие шаги, и его тело застыло. Лидия немедленно заметила перемену, поднялась на ноги и безмолвно отступила с ребенком в отгороженную шторами зону второй комнаты. Мануэль был на ногах, в его руке был автоматический пистолет, который был спрятан в подушке стула за его головой. Он быстро подошел к окну и выглянул наружу. Это был его сын, Мануэло, взбегающий по лестнице мимо его лачуги. Мануэль опустил пистолет и собирался окликнуть своего сына, чтобы спросить его, куда он направляется, но что — то — напряженность в молодом теле его девятилетнего сына — заставило его остановиться. Что-то было не так. Что-то…

«Я сказал, остановись!» — услышал он. Мануэль низко пригнулся. Офицер PME взбежал по лестнице и схватил Мануэло сзади за шею. «Не смей убегать, когда я говорю тебе остановиться, придурок!»

«Извините, сэр, я не знал, что вы обращаетесь ко мне, сэр», - сказал Мануэло. Перейра гордился тем, что его сын оставался хладнокровным и вежливым — нет ничего лучше, чем избивать маленьких сирот и уличных мальчишек, чтобы держать их в узде. Вежливость и проявление уважения имели большое значение для выживания в Бразилии, особенно если вы были ребенком.

«С кем еще я мог бы разговаривать, с проклятой рыбой?» — заорал офицер. Перейра не узнал его — должно быть, он не из штата Сан-Паулу. «Как тебя зовут, мальчик?»

«Карлос, сэр». Карлос было его католическим именем для конфирмации, ложь, которую он мог легко выдать за честную ошибку, если бы его спросили позже. В трущобах было неписаным кодовым словом, что при допросе полицией вы использовали свое второе или подтверждающее имя, чтобы ваши соседи могли поддержать вашу ложь за вас. «Карлос Сервада». «Сервада» было «португальским» именем Бороро его матери — опять же, только наполовину ложь.

«Ты лжешь. Твое индийское имя Диаи. Тебя зовут Мануэло, в честь нового мужа твоей матери-шлюхи».

«Я не лгу, сэр. Меня учили никогда не лгать полиции».

«Заткнись, ублюдок! Ты лжешь, я говорю. Где ты живешь?»

«Прямо там, сэр», - сказал Мануэло, указывая.

«Где?»

«Прямо там, наверху, сэр. Я покажу тебе. Моя мать там — ты видишь ее?»