Наталья Троицкая - Сиверсия
– Если увидишь его, сразу беги к нему, кричи, что ты его жена. Дайте, мол, минутку с мужем пообщаться. Только на окрик оцепления не останавливайся. Поняла?!
Она растерянно замотала головой.
– Ничего, пресса, по ходу догонишь. Шубу расстегни.
Ведищев прицепил к воротнику крохотный микрофон, шнур от него спрятал Алине под шубу, передатчик пристегнул к ремню.
– Ты глазами-то активнее вращай. Околеем!
Он обернулся к оператору.
– Следи за ней, Миша. Будь наготове! У нее «жук». Настройся на «жука».
Из-за пазухи он достал микрофон, кинул конец шнура оператору.
По периметру они обошли почти всю площадь. Алина внимательно вглядывалась в лица. От напряжения, от ледяного ветра начинали слезиться глаза. Она продрогла. Казалось, что кроме мороза и снега в мире ничего не осталось.
– Алина!
Она обернулась. Из черной «Волги», припаркованной за пределами оцепления в переулке, вышел мужчина.
– Это он!
– Миша, погнали! – скомандовал Ведищев. – Доброй ночи! С вами вновь Сергей Ведищев. Нам удалось разыскать Всеволода Гордеева – единственного из группы спасателей, вернувшегося назад на этот час. Сейчас вы видите его встречу с женой командира их группы Александра Хабарова…
Она бежала к нему, точно от того, успеет или нет, зависела ее жизнь.
– Где Саша, что с ним? Сева, прошу, не молчи!
Гордеев не знал, как ответить. Он тщетно подбирал слова, стараясь смягчить, потом вдруг понял, что ситуацию не отлакируешь.
– Все худо. Их всех взяли!
В голосе звучали вина и обреченность.
– Мы добрались до подземных помещений завода. Нас встретили вооруженные автоматами люди. Мне Саня приказал уходить наверх. Это был приказ, понимаешь? – словно оправдываясь, уточнил он.
От группы сотрудников милиции отделился мужчина в штатском и пошел к ним.
– Гордеев, сядьте в машину! – крикнул он.
– Я что, арестован? Тогда наручники наденьте! На Лубянку везите! Нечего на меня орать!
– Вы кто такая? – личность в штатском буравила глазами Алину.
– Жена моя! – с вызовом заявил Гордеев и нагло обнял «жену».
– Дайте хоть пять минут с мужем поговорить, имейте совесть! – тут же нашлась она. – Хоть обниму его. Вся испереживалась!
Мужчина в штатском погрозил Гордееву пальцем.
– Вы давали подписку о неразглашении. Жене никакой информации!
– Само собой! – честно пообещал Гордеев.
Представитель силовой структуры покосился на Ведищева и его оператора, снимавших неподалеку, но ничего подозрительного не обнаружил. Невдомек ему было, что оператор через плечо специального корреспондента, делавшего вид, что ведет репортаж, снимал совсем другие крупные планы.
– Ты только не пугай себя. Потерпи, – говорил ей Гордеев. – Тут спецов понаехало… Меня раз десять спрашивали, что да как. А что я? Мордой в землю и ползу назад. Ребятам кричат: «Руки в гору! Лицом к стене!» Здесь вылез, кричат: «Молчи! Не разглашай!» Я на два канала позвонил, информацию дал. Телевизионщики сюда прилетели. После них только и зашевелились. Новый год же! Как-то всем до следующей зимы, что наши ребята там… Мне, как положено, Сомов в челюсть за нарушение субординации, – он потер покрасневшую, опухшую щеку. – Но лучше уж так! Мы знаем, как государство заботится о своих гражданах. Сегодня никто ребят искать не стал бы. И завтра не стали бы. Праздники…
– Сева, ты выстрелы слышал, когда полз назад?
– Не было выстрелов.
– Уверен?! – Алина ухватилась за эту подробность, как за соломинку.
– Понимаешь, в замкнутом пространстве подземелья любые звуки чрезвычайно усиливаются. Даже звуки шагов слышны на очень значительном расстоянии. Звук выстрела в подземелье – как удар по барабанным перепонкам. Можно глухим остаться. Не услышать невозможно.
– Где находится то место, куда вы дошли?
– Прямо под заводом. Двести тридцать четвертая галерея к нему ведет.
– Сколько автоматчиков ты видел?
– Было человека четыре, я думаю. Ребята нарочно долго через лаз выбирались, чтобы я уйти сумел. Двоих я видел, но по голосам вроде бы четверо было. А вообще, черт их знает!
Состояние Гордеева едва вытягивало на хлипкую троечку.
К машине подошли трое в штатском.
– Гордеев, надо ехать.
Он послушно сел на заднее сиденье «Волги», махнул Алине рукой. Заурчал мотор, машина резко сорвалась с места и исчезла за углом.
Ведищев радовался, как мальчишка.
– Молодец! Классно сработала! По коньячку – и монтировать!
В машине было тепло.
– Куда мы теперь? – спросила Алина, жестом отказавшись от предложенного коньяка.
– Ты – домой. Все самое интересное будет утром, когда ФСБ проснется.
Ведищев хитро улыбнулся, отхлебнул коньяк из пузатой фляжки, выдержал паузу.
– Постой, Сергей, в своем репортаже в десять вечера ты говорил, что в освобождении будет принимать участие СОБР. Это структура МВД.
Ведищев кивнул.
– Соображаешь, пресса! Но это старая информация. От своего источника в СОБРе я узнал, что все полномочия по ведению операции забрали себе чекисты. Так что, – подытожил Ведищев, – не все так просто, – он деликатно зевнул. – Но. Но… Мы ничего до утра не узнаем. До утра ничего не будет.
– Что ты думаешь обо всем этом?
Ей было важно знать его мнение. Ведищев был профи. Его репортажи из Чечни в первую и вторую войну, из Приднестровья, Косова, Абхазии были всегда обстоятельны и компетентны. Он обладал репортерским чутьем, знанием логики развития событий, а работа преимущественно в горячих точках научила его понимать и предугадывать тактические ходы спецслужб.
– Начнем с того, что ни в одной стране мира не допускаются прямые трансляции с мест таких событий. Но у нас демократия. Снимай, пожалуйста! В другой стране просто бы убрали камеры. Телевидение дает прекрасную возможность быть в курсе всех происходящих событий! Помнишь Дубровку? Благодаря телевидению не только боевики, но и их командиры в Чечне, и зарубежные спонсоры видели все своими глазами, вносили по телефону оперативные коррективы в действия этой уголовной мрази! Два месяца прошло, но история нас не учит. На ошибки, и свои, и чужие, нам начхать! «Даешь прямой эфир!» Мы морозим задницы и выдаем эти прямые эфиры. Не сумел снять – профнепригоден. Сегодня за ночь я взял восемь интервью. Алина, я давно мешу грязь по бездорожьям нашей необъятной Родины и за ее пределами, много понюхал пороху, но одного понять не могу: люди, по каким-то причинам ставшие народными избранниками, оказывается еще и суперпрофи в антитерроре. Они капают на мозги спецам из штаба по освобождению заложников, откровенно мешают им, превращая спецоперацию в предвыборное шоу. Смотри, – Ведищев ткнул пальцем в стекло, – с умным видом митингуют вокруг канализационного люка, через который ушли спасатели, а их помощники за нашим братом бегают. «Снимите босса!» Еще и приплатить готовы за говорящую голову в прайм-тайм. У восьми таких «героев-освободителей» сегодня брал интервью. А куда деваться? Как ты считаешь, мне больше заняться нечем?!
– Серюнь, не парься. Сейчас «нашинкуем» депутатов на сорок секунд, – пообещал оператор.
– Они и этого не стоят! По городу ввели план «Гроза». Установили оцепление и здесь, и на заводе. Куда ни глянь, милицейское усиление, – хладнокровно продолжал Ведищев. – К сгоревшему заводу лакокрасок пригнали дивизию имени Дзержинского с бронетехникой. Скажи мне, зачем? Идет симуляция активных действий на фоне отсутствия четкого плана действий. От этих потуг заложникам ни жарко, ни холодно. Вывод хочешь?
– Хочу.
– Наш российский бардак – самый лучший бардак в мире!
Оператор Миша нарочито громко кашлянул.
Ведищев спохватился.
– Прости. Ты спросила. Я ответил. Заводи, Миша! Девушку домой отвезем, потом на студию, кассеты в монтаж отдадим и к пожарникам на завод поедем. До семи надо – кровь из носу – успеть. Иначе мой человечек сменится, и через два оцепления мы ни за что не прорвемся. Будем без инфы куковать.
– Спасибо вам, ребята. Вы езжайте. Вы и так всю ночь возитесь со мной.
– Провожу.
– Не надо. Позвони мне!
Через площадь, вдоль кольца оцепления она шла к брошенной напротив парка машине. Ей хотелось только одного: поскорее убраться отсюда, спрятаться от людей и выплакаться вволю.
У машины Ведищев догнал ее.
– Мне только что позвонили. Спецподразделение «РОДОН» закончило тренировку на аналогичном объекте в районе «Речного вокзала».
– «РОДОН»? Что это?
– «Российский десант особого назначения». О нем сам Господь мало чего знает. Работают по миру. Везде. Спецоперации не разглашаются.
– Куда же попали наши ребята, если «РОДОН» привлекают?
– Предварительно начало операции назначено на десять часов. Через два часа.
– Долго она длится, эта операция?
– Алина, такие операции не длятся больше пары минут. Готовятся долго.
Ведищев помог ей сесть в машину.
– Все будет хорошо. Ты только верь.
