Андрей Воронин - След тигра
— А что прослушка? — спохватившись, спросил он.
Впрочем, было ясно, что о таких новостях Смертин сообщил бы в самую первую очередь, если бы они были, эти новости.
— Пока тихо, — сказал полковник.
Федор Филиппович усилием воли подавил желание поинтересоваться, достаточно ли чуткая у полковника аппаратура и не спят ли его спецы на дежурстве. Настроение у него было скверное и портилось все больше с каждой минутой, так что ему приходилось внимательно за собой следить, чтобы не наговорить лишнего, не обидеть понапрасну людей, которые перед ним ни в чем не провинились. Тут его осенила новая идея.
— Послушайте, полковник, а там, в этом вашем поселке…
— В райцентре? — уточнил Смертин.
— Ну да, естественно, в райцентре… Там одна вертолетная площадка?
— Так точно, товарищ генерал. Но вам необязательно садиться прямо на их базе, можно приземлиться где-нибудь в сторонке и там подождать машину…
— Но вертолет-то все равно заметят, — предположил Потапчук.
— Это да, — задумчиво согласился полковник, — почти наверняка… А что, вас это беспокоит?
— И даже очень. Мы имеем дело с неглупым дилетантом. Как дилетант он боится всего на свете, а как умный человек запросто может с перепугу выдумать какую-нибудь неожиданную пакость. Поэтому давайте сделаем так… — Он немного помолчал, продумывая все заново, и пришел к выводу, что береженого Бог бережет. — Давайте так, — повторил он. — Вертолет пускай идет туда порожняком и ждет распоряжений — как вы сказали, где-нибудь в сторонке, желательно даже не в райцентре, а в какой-нибудь соседней деревушке. А я поеду туда на машине — тихо-мирно, чинно-благородно, не привлекая к своей особе лишнего внимания… Это можно устроить?
— Так точно, товарищ генерал. Только это триста пятьдесят километров, а вы и так с дороги… Федор Филиппович сделал нетерпеливое движение, и полковник понял его без слов.
— Есть. Клюев, — обратился он к водителю, — притормози-ка. Вы не возражаете, товарищ генерал, если я вам оставлю эту машину? Клюев, переходишь в распоряжение товарища генерала. Завьялов, ты тоже.
— Есть, — сказал старший лейтенант, который без своих темных очков выглядел вполне по-человечески — симпатичный такой парнишка, совсем молоденький, видно, сразу после училища.
«Волга» с громким шорохом съехала на обочину и остановилась, подняв в воздух густое облако серо-желтой пыли. Шедшая следом зеленая «Нива», на которую генерал уже несколько раз оглядывался, тоже съехала с дороги и затормозила в двух метрах позади «Волги». «Никаких торжественных встреч, — подумал Федор Филиппович, — никаких, блин, почетных эскортов…»
— Вот что, полковник, — сказал Потапчук, — я думаю, старший лейтенант сам справится с управлением автомобилем. Справитесь, старший лейтенант?
— Так точно, — отчеканил тот.
— Я же просил: не кричи, — сказал ему Федор Филиппович. — Не на плацу. Ты мне еще там, в гостинице, начни шагистикой заниматься. Я не посмотрю, что у тебя звездочек на погонах больше, чем у меня. На том и порешим, полковник. Дело это деликатное, почти что семейное, так что большая свита мне ни к чему.
— Понял, товарищ генерал, — сказал полковник. — Клюев, за мной.
Пожелав генералу удачи, Смертин вместе с обиженным водителем перебрался в «Ниву», и та, объехав генеральскую машину, пошла в сторону маячивших впереди типовых девятиэтажек окраинного микрорайона.
— Так, — сказал Федор Филиппович. Он ничего не имел против полковника Смертина, но, когда тот уехал, генерал сразу почувствовал облегчение, даже головная боль уменьшилась. — Так, старший лейтенант. Садись-ка ты, братец, за руль, а я, если не возражаешь, переберусь на твое место. Да, и мигалку с крыши сними, если это возможно. Надеюсь, она у вас не на болтах держится?
— Магнит, товарищ генерал, — обиженно, как будто его незаслуженно обвинили в полной и окончательной отсталости, ответил лейтенант, выбираясь из машины.
Федор Филиппович тоже вышел из машины и пересел вперед, на так называемое «хозяйское» место. Он знал, что генерал, гордо восседающий на переднем сиденье, выглядит недалеким провинциалом и вызывает у окружающих снисходительные улыбочки. Место хозяина — сзади, а спереди должен сидеть телохранитель, или младший офицер, или кто угодно, но только не генерал. В этом, наверное, был определенный резон, но что поделаешь, если Федору Филипповичу всю жизнь нравилось ездить именно спереди? Оттуда и дорогу лучше видно, и простора побольше, и вообще… И вообще, он собирался потолковать со старшим лейтенантом Завьяловым, а какой может быть разговор, если твоему собеседнику приходится все время вертеть головой, одним глазом глядя на дорогу, а другим — на рассевшееся сзади начальство? Короткий получится разговор — до первого столба, максимум, до второго…
Завьялов открыл дверь со стороны водителя, бросил на заднее сиденье проблесковый маячок и уселся за руль.
— В райцентр, товарищ генерал? — уточнил он.
— Да, — сказал Федор Филиппович, — и как можно быстрее. Только учти, что тороплюсь я именно в райцентр, а не на тот свет.
Старлей завел двигатель, оглянулся через плечо и лихо развернулся, зацепив колесами обочину на другой стороне дороги. Лицо у него было каменное, служебно-уставное — в общем, «слушаю и повинуюсь».
— Звать-то тебя как? — спросил Потапчук, ерзая на сиденье и пытаясь расправить сбившиеся полы пиджака.
— Старший лейтенант Завьялов, товарищ генерал, — с удивлением в голосе повторил старлей.
— Это мама с папой тебя так назвали? — ворчливо осведомился Федор Филиппович. — Меня имя твое интересует, а не звание. Меня, кстати, Федором Филипповичем зовут. А тебя как?
— Вале… Валерий, — запнувшись, ответил Завьялов. Наверное, хотел сказать «Валера», а потом передумал.
— Давно из училища?
— Уже год, — с гордостью ответил Завьялов и как-то вдруг поскучнел.
— Уже… — повторил Федор Филиппович, пряча улыбку.
По тому, как изменилось выражение лица этого мальчишки, генерал сразу понял, что перед ним романтик, уже успевший почувствовать и осознать, что никакой особенной романтики в его трудовых буднях нет и, похоже, не предвидится. «Плохо, — подумал Федор Филиппович. — Ну, никуда не годится! Такой материал пропадает! Ведь видно же, по детской его физиономии видно, что пришел он к нам не за окладом и не за льготами, а из чисто идейных соображений. С преступностью бороться пришел, а борется, как это чаще всего бывает, в основном с милицией и прокуратурой — с коллегами своими, в общем. Кто ловчей на соседа свою работу спихнул, тот и молодец. А уж если сумел при этом еще и чужие заслуги присвоить, так тебе вообще цены нет. Еще год, ну, максимум, два, и выйдет из этого паренька законченный циник, пройдоха, взяточник и вымогатель. Сами их такими делаем, а потом сами же вынуждены заниматься чисткой рядов по принципу: „Кто не спрятался, я не виноват“. А что я могу сделать? Прочесть ему лекцию о высоком предназначении сотрудника госбезопасности? В том-то и беда, что слова ничего не меняют, особенно если находятся в разительном несоответствии с окружающей действительностью…»
— Вот что, Валера, — сказал он. — Дело нам с тобой предстоит тонкое и деликатное, поэтому сразу дам тебе совет: потом, когда я отсюда уеду, постарайся сам, без надежного прикрытия сверху, никогда больше так не делать. По крайней, мере, до тех пор, пока сам не станешь генералом. Да и тогда… Впрочем, когда станешь генералом, сам поймешь, что тебе можно, а чего нельзя. Завьялов бросил на него быстрый взгляд, полный живейшего любопытства.
— А можно спросить, товарищ генерал, что он натворил, этот ваш подозреваемый?
Потапчук вздохнул и сунул в рот еще один леденец. Старший лейтенант терпеливо ждал, между делом выжимая из «Волги» все, что можно. Воздух глухо ревел, обтекая угловатый корпус «тридцать первой», ветровое стекло быстро покрывалось разбившейся вдребезги мошкарой.
— Если верить индусам, — сказал Федор Филиппович, — каждая вот такая мошка в прошлой жизни была человеком. Вот так посмотришь-посмотришь по сторонам да и задумаешься: а правильно ли я живу? Не дай бог переселиться в какую-нибудь пакость…
Завьялов понял эти лирическое отступление по-своему. Он нажал на гашетку стеклоомывателя и включил «дворники». Две пенные струйки, заметно искривленные напором встречного воздуха, ударили в стекло, щетки «дворников» со скрипом заходили взад-вперед, и на несколько секунд лобовик помутнел, сделавшись непрозрачным. Завьялов немного снизил скорость, потом стекло очистилось, и он снова утопил педаль почти до отказа. Лицо у него опять стало казенное, лишенное всякого выражения: он решил, что генерал уклоняется от ответа.
— Сдается мне, — сказал Федор Филиппович, — что мой подозреваемый натворил много такого, чего ему лучше было бы не делать. Но вот что именно он натворил и натворил ли вообще — этого я, Валера, наверняка не знаю. Затем и приехал, чтобы узнать. Фактов у меня, считай, никаких, одни подозрения, а на подозрениях, сам понимаешь, далеко не уедешь. Есть у меня надежда, что он мне сам все о себе расскажет, если я сумею правильно спросить. А в этом деле, дружок, главное — полная внезапность. Так что ты уж не обижайся, что я тебя заставил за руль сесть.
