Хождение по трупам - Оранская Анна

— Да ни хрена я тебе не отдам, — говорю с улыбкой. — Я передумала. Я привыкла с серьезными людьми дело иметь, а тут один пустой базар, да на понт меня берут, да и ведут себя по-бычьи. Отдыхай, Ленчик.

И весело так ему подмигиваю, и встаю, не реагируя на яростный шепот:

— Сядь, сука!

— Слышь, фильтруй базар, Ленчик, — бросаю пренебрежительно, стремясь задеть его посильнее, понимая что план мой отсидеться до конца марта уже рухнул. — Ну че ты понтуешься — здесь, в зале, фэбээровец, хер чего ты мне сделаешь. Все бумаги на тебя и твою братву — у моего адвоката, я тебя предупреждала. Будете меня доставать — закажу под вас работу или сдам на хер мусорам. Понял в натуре? И это — заплати за меня. Столько времени у меня отнял впустую — гони лавэшки…

И иду к выходу, легко и спокойно, понимая что в любую секунду могу услышать за спиной тяжелые шаги и дыхание, и он схватит меня и потащит к выходу, несмотря на то что народа в баре много. И хотя Америка страна героев, безрассудно вступающихся за посторонних людей — по крайней мере, в кино так, — не исключено, что хрен мне кто поможет. И что будет дальше — неясно. Но сзади тихо, и хотя воображение услужливо подсовывает неприятную картину — Ленчик выхватил уже ствол и целится мне в спину, и через мгновение пули попортят мою кожаную куртку, — я ее отметаю. И выхожу спокойно, и подаю Мэттьюзу условный сигнал: вынув по пути к машине тонкую сигару, подношу ее к губам и прикуриваю перед тем, как сесть. Признаться, нелегко дается такая размеренность действий — инстинкт толкает внутрь “Мерседеса” и требует газануть с визгом и нестись к дому, чтобы спрятаться там.

Но заставляю себя не спеша открыть дверь и сесть на уютное кожаное сиденье, и вижу краем глаза, как смотрят на меня из соседней “Тойоты” двое, один из которых разговаривает по телефону, — и трогаюсь все же рывком: дрогнула рука и нога чуть сильнее вдавила педаль. Показалось, что они хотят заблокировать мне выезд — и встань я по-другому, так бы оно и было, но я давно по-бандитски паркуюсь, то есть лицом к улице, чтобы не терять времени и сорваться в любой момент. И когда уже вырываюсь на простор, вижу в зеркало заднего вида, что они едут за мной, и тут же усилием воли ослабляю давление на педаль газа. Пусть преследуют меня, пусть убедятся, что я еду домой, и главное — пусть не подозревают, что я догадываюсь о слежке.

Внутри чуть подрагивает, и руль сжимаю чуть крепче, чем надо, — но это не стыдно, только дураки не боятся, ты так говорил. Но сам в последние минуты своей жизни точно ничего не боялся — и, наверное, сказал эту фразу, просто чтобы успокоить меня и я не стеснялась тебя, если испугаюсь чего-нибудь, и рассказывала все. Так что признаюсь — но не в том, что боюсь, этого, кажется, нет, а в том, что волнуюсь немного. Ничего, можно — ведь повод есть, война началась, и теперь мне предстоит играть роль приманки и пару часов возить за собой хвост.

— Все в порядке, Олли, они за тобой через машину, я за ними, на соседней полосе — сообщает мне зазвонивший телефон. — Я тебя правильно понял — ну, с сигарой?

— Абсолютно.

— Отлично! — Голос у него веселый, не деланно веселый, а просто веселый, и даже, кажется, довольный. Это ободряет меня, конечно, но, с другой стороны, удивляет — и только минут через пять понимаю, что он и вправду доволен, потому что ожидание закончилось и игра в войну, по которой он столько лет скучал, началась. — Отлично. Карту не забыла? Тогда все по плану. Только не торопись и не волнуйся.

Отбой. Он прав, волноваться мне нельзя — и гнать нельзя, потому что тут, в центре, много копов. Вот когда окажемся поближе к цели, тогда все будет о’кей. Но до нее пока далеко — тем более что, хотя уже пол-одиннадцатого, машин много, так что все равно особо не разгонишься.

Что ж, надо отдать Рэю должное — похоже, что он оказался прав. Мы, конечно, оба рассчитывали, что Ленчик поведет себя умнее, но я честно сказала, что один процент на то, что он упрется, есть. Он ведь мог подумать, что я просто тяну время, и могу запросто найти очередного киллера или вообще пропасть — ведь он не в состоянии проверить мою историю насчет ФБР и должен подозревать, что я готовлю побег и потому откладываю и откладываю срок платежей. Рэй же заявил, что процентов этих куда больше — и потому и придумали условный сигнал, показывающий, что имел место серьезный конфликт.

— Все что им надо — это тебя захватить, привезти к себе в мотель или другое место, запугать до смерти, заставить подписать нужные им бумаги и отдать распоряжение своему банку по телефону, или по почте, или по факсу. Естественно, если речь идет об очень крупных суммах, то они должны понимать — ты же сказала, что у них есть специалист в банковских делах, — что это можно сделать только при визите в банк. А значит, они потребуют от тебя позвонить и при них договориться и потом проводят тебя до банка, уверенные, что ты не станешь там шуметь и поднимать тревогу. Для того чтобы быть в этом уверенными, они должны верить, что сломали тебя, что ты будешь молчать — не исключено, что в их планы входит продержать тебя у себя несколько дней и все время обрабатывать, не физически, конечно…

— Ты меня утешил. — Я тогда сделала веселую гримасу, хотя не было мне прямо так уж весело, потому что понимала, что ошибись Мэттьюз в своих действиях, и то, что он сейчас говорит, может воплотиться в реальность. Но он уже говорил об этом, когда мы разрабатывали план, и это для меня не новость, пусть и звучит по-прежнему не слишком оптимистично.

— Значит, если конфликт произойдет, если они откажутся ждать, а ты произнесешь в ответ еще более резкие слова, задев их по максимуму, то они попробуют захватить тебя сразу. Не у бара — тут все-таки хватает людей в это время, мы не случайно именно вечер выбрали и это место, — но по дороге. Одна машина пойдет за тобой, чтобы тебя не потерять, а вторая направится к Бель Эйр, в уверенности, что ты покрутишься немного по городу и поедешь туда. А мы действуем по плану…

Что ж, по плану — так по плану. Маршрут он меня заставил запомнить заранее, чуть ли не на следующий день после встречи с Ленчиком его разработал и экзамены устраивал, и я его повторяла несколько раз, и однажды даже проехала, чтобы посмотреть. И сейчас думаю про себя, что здорово, что я прошла давным-давно, в Москве, уроки езды в экстремальных ситуациях, — и навыки эти, которыми, кажется, так и не пришлось воспользоваться практически, должны сидеть где-то глубоко и выскочить в тот момент, когда они понадобятся. Я этого даже не почувствую — для меня все будет естественно и обычно, потому что они часть меня.

Еду по десятому шоссе, как обговорили, и они должны думать сейчас, что, может, я просто решила покататься, и доберусь до пересечения с шоссе четыреста пять и сверну направо, на Беверли-Хиллз и Бель Эйр. А могут думать, что я боюсь узких дорог и потому предпочла широкие шоссе, где меня сложнее выследить и перехватить, — это их дело, что думать, а мне важно, что эти идут за мной, а Ленчик на “Чероки” пойдет как бы мне наперерез, и в две машины тормознуть меня куда легче, тем более что с шоссе мне все равно придется сойти.

Господи, сколько же в этакой игре всяких “если”. Если они поедут за мной до конца, не потеряют меня или не прекратят преследование, сломав наш план и оставив нас в замешательстве… Если они хотят захватить меня, а не просто последить, убедиться, что я еду домой, а не в ФБР в поисках защиты — и тогда наш план тоже сломается. Если у них есть при себе оружие, чтобы Мэттьюз мог применить свое, он иначе не может… Если у них две машины, опять же, а не три, и тогда они нас перехитрят… Если Мэттьюз меня и их не потеряет… Одни сплошные “если”…

“Не думай, не думай!”, — твержу себе. Сейчас совсем не время думать — все уже продумано, и теперь надо выполнять план, веря в то, что он надежный и единственно верный. Любое сомнение — это ошибка, которая помешает и мне, и всей операции. Конечно, легко сказать “не думай”, когда минут так через сто меня должны попытаться захватить. И если Ленчик такой идиот, что поставил получение денег под угрозу срыва, то можно представить, каковы его подчиненные — к тому же они меня ненавидят люто, и где гарантия, что они не перестараются при захвате, не влепят мне, скажем, пулю в бензобак или не скинут меня с дороги так, что я все кости переломаю?