Евгений Сухов - Бубновый туз
«Вот оно и логово Лешака!» — первое, что пришло на ум Сарычеву. Дальнейший осмотр подтвердил догадку.
Судя по зверствам, что натворил Лешак, можно было бы предположить, что пол будет устлан человеческими костями. Однако никакого беспорядка, вообще ничего такого, что могло бы насторожить даже самый предвзятый взгляд.
Землянка была ухоженной, но особо обжитой назвать ее было нельзя. Для этого в деревянных стенах не хватало еще с десяток крючочков и гвоздиков, а потому вещи кучей лежали на крепко сбитых нарах.
Судя по этим нарам, гигантом Лешака не назовешь. Росточка самого обыкновенного, таких людей большинство. Не исключено, что он приводил в землянку подельщиков, нары рассчитаны на трех человек, но можно было при желании уместиться и вчетвером. Не исключено, что четвертым могла быть и женщина.
Схема выстраивалась нехитрая. Высмотрев место для предстоящего грабежа и убийства, душегубы устраивали неподалеку от него землянку, откуда и совершали свои чудовищные вылазки, а когда взбаломученные и перепуганные жители начинали встречать любого чужака с вилами, то они перебирались на другое место.
Интересно, сколько же у Лешака таких землянок по Московской губернии? С пяток, а может быть, целый десяток?
В результате дальнейших поисков обнаружили еще одну землянку.
Более всего Сарычева поразила тряпичная кукла. Еще совсем недавно ее сжимала детская ладошка. Приглаживала кудельные волосы, укладывала рядышком с собой, и вот сейчас, брошенная в угол, она была словно напоминание о чудовищной трагедии.
Сарычев поднял куклу. Правая рука едва держалась на двух петельках. Потянешь слегка — и оторвешь! Вот только причинять кукле боль не хотелось. А пришить более некому. Ее хозяйка там, откуда не возвращаются.
— Чья эта кукла?
— Дочки Ермолаича, — сказал за спиной крепкий мужчина, сосед убитого.
Повернувшись, Игнат кивнул:
— Да, конечно.
— Любил он дочурку. Шестеро пацанов, а тут вдруг дочка появилась. Такая была радость!
Сарычев повертел куклу в руках. Вот и все, что осталось от некогда большой семьи.
— Вас, кажется, Пантелеем Ивановичем зовут?
— Можно и без отчества. Пантелеем…
— Пантелей Иванович, что-нибудь еще видите?
— Вот это Ермолаича, — кивнул мужчина на седла, лежащие в углу. — Я у него купить хотел. Кожа уж больно мягкая. Обещал он мне. — Махнув безнадежно рукой, добавил: — Да чего уж теперь!
— Что-нибудь еще видите?
Мужчина косолапо и как-то уж очень осторожно прошел в землянку. Через распахнутую дверь на нары рассеивающимся потоком падал свет. Темными оставались только углы, в которых аккуратной стопочкой были сложены немногие вещи. Рядышком лежала шинель.
Потянувшись за шинелью, мужчина резко обернулся на стоящего в дверях Сарычева.
— Моя шинель, — сказал он с каким-то придыханием.
— С чего вы взяли?
— Ворот у нее малость распорот, а полы обожжены. Можете посмотреть… У костра зимой грелся, вот малость и подпалил.
На лице мужчины застыл самый настоящий страх. Мерцание свечи придавало его лицу какую-то неестественную асимметрию. Сарычев только сейчас обратил внимание на то, что нос у крестьянина перебит, свернут слегка на сторону, придавая лицу Пантелея какое-то злодейское выражение.
Тревога мужчины невольно передалась и Сарычеву, он тихо спросил:
— Как же она здесь оказалась?
Пантелей заметно занервничал:
— Тут вот какая штуковина получается. Месяца два назад бродяга по нашему селу слонялся. У кого хлеба попросит, у кого самогонки поклянчит. Народ-то у нас на селе понимающий, сердобольный, не отказывали. К моему дому тоже подходил, я ему вот эту шинель и отдал. Она у меня еще с империалистической осталась. Я вот к чему говорю-то… Стало быть, он и к моему дому присматривался. Кто знает… может, того… вместо Ермолаича я должен убитым лежать. — Так и не дотронувшись до шинели, он испуганно отступил на шаг и, жалобно посмотрев на Сарычева, взмолился: — Пойду я… На вольный воздух, что-то мне нехорошо сделалось.
— Конечно, идите, Пантелей Иванович, — разрешил Игнат. — Потом поговорим.
— У меня-то семь детей, три дочурки, — качал головой Пантелей, направляясь к двери, — и четыре сына. Каково это. Э-эх! Завтра же свечку поставлю.
С его уходом гнетущее ощущение понемногу улеглось. Но оставаться здесь было и впрямь тяжело.
На табуретке стоял оплывший огарок свечи, рядом с ним газетный лист. Видно, долгими осенними вечерами, между злодеяниями, упырь почитывал прессу.
Игнат поднял газету — «Московский вестник».
По существу, подобная находка мало что скажет. Такая газета продается в любой бакалейной лавке, а еще их продают на улицах горластые пацаны. Просто она лишний раз доказывает, что Лешак явился откуда-то из Москвы.
Там была его база, если так можно выразиться.
— Как ты думаешь, куда он сейчас направился? — спросил Кравчук.
Вопрос не праздный. Если бы знать хотя бы предположительно, то можно было бы попробовать действовать на опережение. А так — все усилия впустую!
— Не знаю. Пойдемте отсюда, — сказал Сарычев. — Что-то мне невмоготу.
Вышли на вольный воздух. Стало немного легче. Можно было и поговорить. Но впечатление такое, что выползли из подземелья, набитого нечистой силой, а ведь в действительности поднялись только на три ступеньки.
Пантелей Иванович, присев на корточки, смолил «козью ножку», сжав ее большим и указательным пальцами. Рука его слегка подрагивала. Погрузившись в думы, он смотрел прямо перед собой. Но вряд ли он видел красноармейцев, стоящих метрах в пятнадцати от него, повозку с гнедой лошадкой. Наверняка не видел и леса, что плотной стеной обступал поляну со всех сторон, создавая иллюзию одиночества. Он был где-то далеко отсюда. Совершенно в другом измерении. И вряд ли окружающее способно было пересечься с его думами.
Присев на бревно, Сарычев вытащил карту, проклеенную на затертых сгибах тонкими полосками марли, и подозвал к себе чекистов. На карте были проставлены треугольники и кружочки — районы, где Лешак оставил о себе жуткую память.
— Вот на этой территории, — ткнул он пальцем в один из треугольников, — Лешак объявился в прошлом году.
— Куда он может двинуться теперь?
— А куда угодно! — отреагировал Кравчук.
— А вот это не совсем так, — сдержанно заметил Сарычев. — Кое-какая закономерность обнаруживается. Посмотри вот сюда, — обвел он пальцем три деревушки. — Вот эти три деревни отстоят от больших дорог и довольно близко друг к другу. Взгляни теперь сюда. Вот здесь тоже три деревушки, и еще вот здесь. У него прямо страсть какая-то к треугольникам. Это надо учитывать. Вряд ли он появится в тех местах, где уже орудовал, это тоже надо брать во внимание. Наверняка пойдет в новые районы. Я тут посмотрел, где он может объявиться, так мест не так уж и много. Вот здесь на северо-востоке, вот видишь, три глухие деревни тоже образуют подобие треугольника. Так что, с его точки зрения, подходящее место вот здесь. — Он очертил мизинцем небольшой участок. — Завтра поедешь в этот район и прочешешь его как следует.
— Хорошо, — с готовностью кивнул Кравчук.
— В остальные районы мы отправим несколько человек под видом представителей кооперации. Если обнаружатся какие-то следы его пребывания, нужно будет организовать засаду. Только вряд ли вы что-то отыщете. Я думаю, что после разбоя они уезжают в Москву. Эти землянки… так, на всякий случай.
— Народу не хватает, — пожаловался Кравчук.
— Это самое больное наше место, — согласился Сарычев. — В милицию идут только из-за мандата. Каждый месяц пачками сокращаем, а все равно шваль как-то пролезает… Пантелей Иванович, — повернулся Сарычев к свидетелю.
— Да, — встрепенулся тот.
Отбросив цигарку, он поспешил к чекистам.
— Не могли бы вы описать того бродягу, которому вы отдали шинель?
— Дык, на бродягу он не очень похож, — в растерянности протянул Пантелей. — Одежонка на нем была не новая, но и не рвань. Это точно! Я еще тогда подумал: чего бы ему побираться? Но уж если просит человек, так чего же отказывать?.. А он, значит, к хозяйству присматривался, повод искал…
— А какого он был роста?
— Росточка среднего, но вот плечи у него широкие, крепкие, это я сразу заметил. Нет, на бродягу особо не похож… Бродяги вот как ходят, — ссутулил он плечи, — как будто подзатыльника ожидают. А тот спину распрямит и вперед! Как будто от прохожих в пояс поклонов ждет.
— Вы бы сумели его узнать?
— Да он и сейчас у меня перед глазами стоит, ирод!
Игнат поднялся. День только начинался, а проблемы нарастали, как снежный ком. А ведь сегодня придется встретиться с Дзержинским, и он наверняка спросит, как продвигается дело о массовых убийствах.
