Наталья Троицкая - Сиверсия
Он сидел в кресле напротив работавшего телевизора, в руке была недопитая бутылка водки. Видимо, основательно нагрузившись, он уснул прямо в кресле. От долгого сидения заныла спина.
Звонок не унимался.
– Елочки зеленые! – с досадой произнес он и поплелся открывать.
Перед дверью стояла цыганка. Маленькие, лет пяти-семи цыганята поочередно звонили в соседские двери.
– Дай рублик деткам на пропитание! – сходу начала она. – Вижу, человек ты хороший. Всю правду тебе скажу. Не совру. Что б глазам моим дороги не видеть! Будет у тебя любовь. Будет у тебя болезнь. Будет у тебя…
– Я все про себя знаю, – перебил ее Хабаров. – Иди отсюда!
Он попытался захлопнуть дверь, но бойкий цыганенок, вынырнув из-за мамкиной юбки, просунул в притвор ногу и фальшиво заскулил.
– Что с дитем делаешь?! – завопила цыганка. – Мутная твоя душа! Холодное твое сердце! Всюду холод с собой носишь. Дай душе оттаять. Дай дитятке денежку! Дай щедро. Щедрость твоя к тебе вернется.
– Дам, только отстань, – вымученно произнес Хабаров.
Он откровенно жалел, что открыл дверь.
В бумажнике он нашел рублей восемьсот, отдал цыганке.
– Работать иди, – недружелюбно сказал он. – Дети грязные, голодные.
– Э-э-э, бубновый! Где ты видел, чтобы цыган работал?! – враз повеселев, ответствовала цыганка. – На себя посмотри! Душу запустил. Грязная она у тебя и голодная, как мои дети!
Хабаров захлопнул дверь, посмотрел на часы и пошел умываться. Он долго стоял под душем, подставив тело горячим струям воды, и пытался ни о чем не думать, но неожиданная гостья не шла из головы.
«Душу запустил… Грязная и голодная душа у тебя, как мои дети…»
Отпившись огуречным рассолом, он засобирался уходить. Пустая квартира давила.
«Поеду, куда газа глядят. Упьюсь. Может, даст Бог, убьюсь… Надо же как-то отметить последний день уходящего года…» – с издевкой думал он.
Он открыл дверь. На лестничной площадке у окна стояла Алина. Дыханием она пыталась согреть озябшие руки.
– Мерзнешь зачем?
Хабаров нетерпеливо втолкнул ее в квартиру, запер дверь. Ладонями он коснулся ее лица, осторожно пальцами провел по припухшим векам.
Сердце сжалось.
«Плакала…»
– Прости меня, – вдруг охрипшим голосом произнес он. – Я измучил тебя, и сам измучился. Я больше не отпущу тебя. Жизнь без тебя теряет смысл…
…Бывает, что сердце вдруг замирает в блаженном восторге, подобно птице, красиво парящей в свободном полете, и ты уже не чувствуешь себя заброшенным обледеневшим островом в самый непутевый месяц Арктики – июль. Звенят ручьи. Стремительно тает снег. Небо светлеет. А на пригорках, упрямо преодолевая холодную толщу снега, появляются бутоны дивных голубых цветов Хрустальной Сиверсии – цветка любви, цветка надежды. Цветы еще не расцвели. Но ты веришь, что еще чуть-чуть времени, чуть-чуть тепла, и не заметить их, не разыскать будет попросту невозможно!
Вибрирующий звук пейджера был и неожиданным, и неуместным.
Хабаров судорожно выдохнул, зажмурил глаза и еще крепче прижал Алину к себе.
На кухне зашелестел телефон. Он звонил непрерывно.
– Никому тебя не отдам, – нежно и властно целуя Алину, шептал Хабаров. – Никогда… Никому… Ты слышишь меня?
Поцелуи стали неистовыми, страстными.
Настырный стук в дверь грубо вернул их в реальность.
На площадке стоял недовольный Володя Орлов.
– Чего не дозвониться до тебя? Собирайся, командир. Всех по тревоге поднимают. Машина внизу.
Затравленным взглядом Хабаров шарил по комнате.
– Прости, Лина. Сука-жизнь все-таки настаивает на равновесии…
Утренний мороз бесцеремонно проникал под одежду, заставляя то и дело поеживаться, потирать руки, притопывать застывшими ногами. Сомов порядком продрог, ожидая возле конторы «бога отопительно-канализационных сетей». Печка «Волги» с холодом не справлялась.
Первые лучи обманчивого зимнего солнца инеем искрились на замерзших стеклах машины, слепили глаза, но не грели. Последнее утро уходящего года принесло еще спящей Москве минус тридцать семь.
Резво подкативший джип проскрипел шинами по хрусткому снегу и замер.
– Батька, ты только без сердца! – едва скрывая улыбку, крикнул вдогонку Чаев.
– Юр, и трехэтажным их. Сразу. В лоб! – заржал рыжий краснолицый крепыш.
Об умении Юрия Михайловича Морозова солоно выражаться ходили легенды.
– Идите на х… оба!
Он трудно выволок свое грузное тело с заднего сиденья на свободу.
– Приветствую, Юрий Михайлович! – Сомов протянул руку Морозову. – Извини, что выдернули тебя.
– Шли бы вы к …, в душу…, в сердце мать…! В Новый год дое…сь! – Морозов коротко пожал протянутую Сомовым руку. – Мы, б…, вечером х… знает когда с охоты вернулись. Побраконьерили, … в глаз ту белку! Само собой, … … в хлам. В три лег. В четыре ты, …, будишь. Что ж вы, …, без батьки справиться не можете?! Ну, пойдем, Сергеич, в … контору, там, … …нам должны были … бумаги подыскать. Я, …, как ты позвонил, …, своих-то… сразу поднял. – Он махнул спутникам, сидевшим в джипе. – Со мной, …, пошли, а то … посинеют ждавши.
Сонный охранник долго ковырялся в замках. Потерявший терпение Морозов, долго восхищался его нерасторопностью, выдавая на свет божий такие перлы, что замешкавшиеся в утреннем небе звезды окончательно померкли.
– Знакомься, Сергеич! Охотники мои. Виктор Чаев – бизнесмен, денег до …! – говорил Морозов, поднимаясь по крутой мраморной лестнице к своему кабинету. – А этот рыжий … – Заречнев Игорь. Военком местный. Хапуга и взяточник.
– Сам такой! – беззлобно огрызнулся военком.
– Вот, что, … охотники, вы … пока коньяку,…, а мы с Сергеичем, …, делом займемся.
В кабинете Морозова их ждали. Двое уставших от ночного бдения замов мирно спали среди груды разложенных по громадному столу чертежей.
– Мать вашу за ногу! Батькин кабинет, …, в спальню превратили! – заорал Морозов.
Сонные замы вскочили, поправляя очки и галстуки.
– Все готово, Юрий Михайлович! Все нашли, – отрапортовал один из них.
– Вот, – усаживаясь за стол и приглашая сесть рядом Сомова, начал Морозов, – в старом архиве все найдешь. Это в новом член сломать можно. Раньше, …, как было, бумажка, …, к бумажке. Разрешение с мотивировочкой, планчик, …, тут же. Это теперь … звонят, подпиши, Юрий Михайлович! Мол, с «самим» согласовано. Чего… копают, где … копают, ни … не понятно.
– Юра, ты про коньяк-то пошутил? – усевшись в рабочее кресло Морозова, спросил рыжий военком.
– Михалыч, харчуй. За язык не тянули! – поддакнул Чаев.
– Вот, …, хряки! Полночи пили. Еще, …, подавай! Да, в шкафу,…, возьмите. Там же … лимон, шоколад. И глохните. Что б вас, …, не слышал!
Морозов полистал чертежи, выбрал один, внимательно изучил, отложил в сторону. Бумага была очень старой, желтой, но черная тушь, которой был выполнен чертеж, от времени ничуть не сдала, наоборот, чертеж казался теперь выполненным не в меру старательным проектировщиком.
– Вот это посмотрите, Юрий Михайлович.
Молоденький худосочный зам положил перед Морозовым разноцветную схему. Бумага хранилась свернутая гармошкой. Теперь, когда ее расправили, полотнище заняло весь стол.
– Да-да-да! Молодец Чучвадзе. Вот что тебе нужно, Андрей Сергеевич. Смотри, завод расположен в очень интересном месте. С ним рядом Тарасовские пещеры.
Красным карандашом Морозов быстро скользил по бумаге.
– Мне это ни о чем не говорит. Ну, слышал краем… – сказал Сомов.
Морозов положил перед ним отложенный заранее чертеж, стал показывать.
– Это завод. Здесь цех, о котором ты говоришь. Вот это, пунктиром, минус первый этаж. Здесь … какая площадь! Аркадий, сколько?
– Если верить техническому паспорту, четыреста шестьдесят два квадратных метра, – без запинки ответил Чучвадзе.
– А у вас есть данные о том, как она используется? – спросил Сомов.
Чучвадзе пожал плечами.
– … ее знает, как она используется! – ответил за него Морозов. – Это вы у … руководства … завода выясняйте.
– Пытаемся найти. Директор с замом за границей. Остальные кто где. Отдел кадров сгорел. Мы выяснить не можем, сколько рабочих было в цехах, а ты говоришь…
– Н-да-а, …! Это… российский бардак! Эти подземные четыреста шестьдесят два квадратных метра подсоединены к коммуникациям. Синим, видишь, … водопровод. Красным электричество. Желтым тепло. Этот … завод строили в семидесятых. Теплотрасса, канализация выходят в городскую магистраль. Это сейчас… моду приняли, что… теплосети не имеют проходов от магистрали на разветвления, а …трубы уходят в … глухую стену. Магистральные коммуникации освещены 36-вольтовыми лампами, снабжены вентиляторами, продувающими тоннели в … автоматическом режиме. Мы регулярно выполняем их обход с контролем датчиков метана. Аркадий, – обратился он к Чучвадзе, – принеси Андрею Сергеичу … журнал, пусть посмотрит время … обхода. Да, еще … чертеж скопируй.
