Евгений Сухов - Бубновый туз
Мария охотно подалась навстречу, и Кирьян почувствовал легкий аромат ее духов. Они не были тонкими, в них присутствовала горчинка, которая щекотала носоглотку и пробирала до нутра. Кирьян мог отличить настоящую барышню от марухи только по одному запаху. Марухи пахли совсем по-другому. Их духи были настояны на крепком перваче с доброй порцией гуталина.
Мария была совершенно другой, и это его притягивало. Все отличало ее от женщин его круга. Она одевалась по-другому, разговаривала иначе, держалась, как настоящая леди, и это несмотря на то, что практически никогда не расставалась с чекистской кожаной курткой.
С недавнего времени Кирьян сделал для себя открытие — он больше не мог смотреть на других женщин. И совершенно не знал, как ему следует относиться к этому обстоятельству: радоваться или воспринимать как должное.
Впрочем, если подумать, то в этом тоже не было ничего удивительного — женщина, как пища. Если всю жизнь лопаешь подгорелые котлеты в каком-нибудь придорожном трактире, а потом попадаешь в дорогой ресторан, где готовят изысканные блюда, то всегда можешь оценить разницу. После этого уже не возникнет желания травиться плохо приготовленным обедом.
Поначалу Курахин считал, что это всего лишь обыкновенное баловство, какое случается между мужчиной и женщиной, но позже осознал, что коготок уже давно крепко увяз в липком нектаре страсти. И что самое забавное, у него не было ни возможности, ни тем более желания освобождаться.
Отведав настоящую женщину и отравившись ее ласками, Кирьян уже не мог смотреть на марух. Осознавал, что ему никогда не отыскать противоядие.
Ладно, пусть все идет своим чередом.
— Я тоже по тебе скучала… Матвей, у тебя кровь на руке, — испуганно ахнула Мария, показав на рукав.
Кирьян поднял руку, внимательно осмотрел ее. Значит, все-таки зацепили. Окажись стрелок более метким, так разговора с Марией могло бы и не состояться.
— Ерунда, — отмахнулся Курахин. — За гвоздь зацепился… У тебя найдется мужская рубашка? Не ходить же мне в этой?..
Уголки губ Марии жестковато застыли, после чего она уверенно кивнула:
— У меня есть мужская рубашка.
Кирьян расслабленно улыбнулся:
— Надеюсь, что она будет мне впору. Откуда она у тебя?
— Я не жила монашкой… Думаю, ты догадываешься об этом.
— Разумеется. Такая женщина…
— Вот именно. А рубашка будет тебе в самый раз. Получается, что я предпочитаю мужчин именно такой комплекции. Тебя это не смущает?
Кирьян пожал плечами:
— С чего бы? Я тоже раб своих привычек.
Порывшись в шкафу, Мария отыскала то, что нужно.
— Как знала, что она пригодится. Не выбросила, хотя следовало бы.
Кирьян обратил внимание на то, что последние слова она произнесла с некоторым вызовом. Ничего удивительного, у Марии была своя жизнь, были и мужчины, которых она любила. После них остаются не только воспоминания, но и более материальные вещи, например носки и рубашки. «Ну и ладно», — попробовал Кирьян потопить ревность в видимом безразличии. Хотя слышать о ее прежних привязанностях было неприятно. Он не привык делить марух с кем бы то ни было, а что тогда говорить о такой женщине, как Мария.
Разыграть равнодушие не получилось. Ревность проявилась в легком прищуре, и Кирьян очень надеялся, что Мария ничего не заметила.
Собственно, какое ему дело до тех, кто был с ней когда-то. А потом, какие отношения могут быть между жиганом и сотрудником Чека? Никаких перспектив для дальнейшего развития. Единственную любезность, какую она может для него сделать, так это проводить к стенке, где взвод красноармейцев добросовестно всадит ему в грудь порцию свинца.
На какую-то секунду его захлестнул гнев — в такой момент он мог выхватить из кармана пистолет и пальнуть в того, кто мог показаться ему опасным. В эту минуту он боялся сам себя, понимая, что способен наделать массу глупостей, о которых впоследствии может серьезно пожалеть. В таком состоянии Мария не должна его видеть. Кирьяну очень не хотелось бы разочаровывать ее.
Прикрыв веки, Фартовый попытался победить в себе заволновавшуюся стихию, а когда, наконец справившись с собой, он открыл глаза, то тотчас натолкнулся на блестящие глаза цвета насыщенного изумруда.
Вот даже улыбнуться сумел, словно ничего и не случилось.
— Обычно я не ношу такие рубашки, — осмотрел рубаху Кирьян со всех сторон. — Но выбирать не приходится.
— Чем же она тебе не нравится?
Следовало бы сказать — тем, что ее носил мужчина, который мял твое тело. Ответ нашелся после легкого раздумья:
— Цветом.
— Ведь это же не на всю жизнь.
— Надеюсь… Пойду умоюсь.
Кирьян повесил рубашку на спинку стула и направился в ванную.
Оставшись один, он посмотрел на себя в зеркало. Усталость, накопившаяся за последние дни, залегла темными кругами под глазами, разбежалась глубокими морщинами на скулах.
Ну и ладно!
Кирьян тщательно смыл с рук кровь. Умылся. Обратил внимание на то, что в граненом стакане стояли две зубные щетки: одна маленькая, а вот другая явно была предназначена для мужских челюстей, щетинки на ней были заметно пообтерты. А следовательно, его неведомый соперник жил здесь длительное время, и если покопаться поосновательнее, то наверняка в квартире отыщутся тапочки и трусы.
А вот полотенце одно!
Кирьян тщательно вытерся. Вышел в комнату. Мария была в длинном темно-синем халате, таком же целомудренном, как ряса монахини. Вот только пуговица, расстегнутая на уровне пупка, свидетельствовала о том, что особой святости здесь не сыскать.
— У тебя не было этого халата.
— Был… Я просто его не надевала.
— Он тебе идет.
Лицо женщины болезненно поморщилось. Куда ни взгляни, всюду натыкаешься на своего предшественника. Наверняка это был его подарок.
— Как давно ты рассталась со своим… другом?
— Давно… Еще в Питере. В общем-то меня именно из-за него перевели сюда.
— Кем же он был?
— Левым эсером. Почему тебя это интересует?
— Меня интересует все, что связано с тобой. Куда же он делся потом?
— Честно говоря, я бы и сама хотела это знать. Но мне тут по секрету сказали, что он перешел к большевикам и сейчас выполняет какое-то важное задание. Даже пообещали, что я его скоро увижу.
— Ты очень этого хочешь?
— Тебе сказать правду?
— Разумеется.
— Больше всего на свете!
— Вот даже как?.. Не ожидал.
— Надеюсь, ты не обиделся?
— Что ты!
— Я хотела быть откровенной с тобой.
— Благодарю, я это оценил. А после него у тебя еще были мужчины? Разумеется, кроме меня?
Кратковременная напряженная пауза, сказавшая о многом.
— Да. Трое… Но все это несерьезно…
Обхватив Марию за плечи, Кирьян притянул ее к себе. Эта комиссарша была настоящей колдуньей. Каких-то полчаса назад ему казалось, что сил у него хватит только на то, чтобы перешагнуть порог квартиры. И он рухнет, придавленный свинцовой усталостью. А вот сейчас, разглядев в разрезе халата призывно торчащие соски, он понял, что недооценил собственные возможности. Бережно провел ладонью по плечам, раздвинув отвороты халата, обнажив крепкую, упругую грудь Марии.
Вот она и вся! Лицо, плечи, грудь, живот… Все это принадлежит теперь только ему одному. Ее аппетитное тело можно ласкать, гладить, тискать изо всех сил, и Мария, стиснув зубы, будет терпеливо сносить все это.
«Ну не колдунья ли эта комиссарша! Вроде бы ничего и не сделала, а так сумела растравить, что впору из штанов выскакивать. Где-то ведь она научилась этому чародейству. Может, все-таки на Бестужевских курсах? А все-таки эти дворянки отличаются от остальных баб!» — Кирьян уткнулся в волосы Марии.
Раздался стук в дверь.
— Ты кого-нибудь ждешь? — спросил Кирьян, не сумев скрыть тревогу.
Запахнув халат, Мария сухо ответила:
— Если ты о моих прежних воздыхателях… Я их прогнала сразу всех, как только повстречалась с тобой. Ты мне не веришь?
Стук повторился. В этот раз он был значительно настойчивее.
— Пройди в дальнюю комнату.
Кирьян проскользнул в спальню и затаился.
— Кто там? — подойдя к двери, спросила Мария.
— Открывай, это я, — раздался требовательный мужской голос.
— Я все тебе уже сказала. Иди домой.
— Почему ты не открываешь? Я думал, что с тобой что-то случилось.
— Со мной все в порядке. — Голос Марии стал заметно раздраженным. — Уходи!
— Понятно… У тебя мужчина?
— Нет… Просто я очень устала, и мне бы хотелось отдохнуть.
— Если ты не откроешь, то я выломаю дверь. Ты меня знаешь, Мария!
В голосе появились нешуточные угрожающие интонации. Кирьян был уверен, что ему приходилось слышать их раньше, причем совсем недавно. Но вот только где именно? Кто там за дверью?
