Федор Зуев - Обреченные на месть
— Получается, — сделал я вывод, — что у тебя не осталось никаких следов к живым заказчикам и свидетелям?
— В том-то и дело! Одни преступники уже вышли в тираж, а новых мы пока не знаем.
— Ты думаешь, будут новые? — спросил я уныло.
— Уверен! — припечатал он. Так что моя робкая надежда на окончание погони за нами не оправдалась. — Сегодня я заночую в гостинице, а завтра отправлюсь в Олбани, — продолжал Морсиано. — Нужно будет поставить в известность этих пресловутых нотариальных юристов, что утечка вашего адреса произошла по их вине, чтобы в дальнейшем это не повторилось. Иначе они не только потеряют клиентов, но и потеряют свою лицензию.
— Ты думаешь, что если они потеряют лицензию, мне от этого будет легче?
— Не волнуйся, Слава, я надеюсь, что все уладится.
— Я тоже надеюсь, — усмехнулся я в ответ.
— Кстати, — парировал Морсиано, — я привез тебе свой личный бронежилет модели FLX2F-20, весом чуть более двух килограммов. Вязкий пластик держит пули магнума 357-го калибра или девять миллиметров.
— Каждый день носить не надо, но иногда он может быть необходим, — объяснил он, доставая из сумки жилет и протягивая его мне.
— И когда именно надевать? — съехидничал я.
— Ну, это ты узнаешь сам…
— Как, интересно?
— Да просто. Когда твоя задница начнет себя неуютно чувствовать, — заржал он явно не к месту. — Все ясно? Ствол тебе тоже будет нужен, но абсолютно легальный. Я об этом позабочусь.
Заметив на столе письма из банков с предложениями кредитов, он улыбнулся:
— А это кстати. 11 марта вы юридически станете полноправными хозяевами всего вашего наследства. Так что уже сейчас можете брать кредиты…
— Да у меня есть деньги, нам пока хватает.
— Вот именно — пока, а дальше трат будет на порядок больше. Но об этом поговорим позже. Кстати, передашь от меня монаху, как только он подлечится, пусть где-нибудь в озере утопит свое ружьишко со всем дробно-пороховым припасом и переходит на рыбную ловлю. Не к лицу монаху эта кровожадная забава. Да и ствол этот может оказаться в розыске, — закончил он.
На следующий день рано утром Фред Ди Морсиано уже мчался в столицу штата Нью-Йорк, предварительно о многом договорившись в монастырской канцелярии. За всеми его грубыми шутками скрывались вполне резонные опасения. Получалось, что противник перехватил инициативу, отрубив и зачистив все концы. И хотя было ясно, кто хороводит на той стороне «окопов», никаких следов новых исполнителей, наверняка более профессиональных и опасных, наш друг пока не имел.
«Впрочем, — мелькнуло у него в голове, — есть один мизерный шанс все-таки вычислить киллеров. Но это был очень маленький, зыбкий шансик». Впрочем, как и все остальные…
Глава 18
Мы вчетвером сидели в келье брата Феодора. Он только что возвратился из госпиталя, его левое плечо было туго забинтовано и рука фиксировалась повязкой. Мы пили легкое калифорнийское розовое вино, которое привез с собой прилетевший из Лос-Анджелеса Назар Нафашьянц, старый друг Броди еще по афганскому плену. Они расстались, приехав в Америку. Назар Саркисович из Нью-Йорка сразу же отправился вместе с представителем армянской диаспоры в Лос-Анджелес. Жизнь его складывалась неплохо, вначале и не без помощи земляков.
По первости у него была доля в небольшой сапожной мастерской, где также находился металлоремонт, ремонт часов и ювелирных изделий. Нафашьянц вошел в бизнес своего дальнего родственника, выплатив ему пятьдесят процентов от стоимости мастерской. Позже дядя Сурен отдал ему и свою половину в качестве приданого единственной дочери. Назар женился, родились дети — сын и дочка. Бизнес давал не великий, но надежный достаток. После смерти тестя жене достался и дом отца, куда они переехали со съемной квартиры. Все бы так и шло, если бы не азартный характер Нафашьянца.
Он решил стать брокером на бирже. Поначалу ему везло. Продав свою мастерскую и выгодно манипулируя не только своими деньгами, но и деньгами, доверенными ему земляками, родней и друзьями, он быстро пошел в гору. Спекуляции на ценных бумагах, золоте и валюте давали быструю, порой даже моментальную прибыль. Но не гарантировали стопроцентного постоянного успеха.
Рано или поздно спад, дефолт или ошибки собственных расчетов должны были привести Нафашьянца к банкротству. И это произошло.
Чтобы вернуть утерянные деньги и погасить долги, Назар заложил дом покойного тестя, пойдя ва-банк, и снова проиграл. Все пошло наперекосяк.
Жена не простила ему этой потери. Она и дети переехали в довольно просторную четырехкомнатную квартиру, но Назару там не нашлось места. Ашхен оставалась верной супругой, но поставила два условия для его возвращения в семью — новый дом и долгосрочный, в сто тысяч долларов, счет в банке на детей, по пятьдесят тысяч на каждого до их совершеннолетия. Деньги дети могли бы получить только после двадцати одного года со всеми набежавшими процентами.
Для Назара это был самый тяжелый удар. Какое-то время он работал дилером на автомобильных аукционах и отсылал жене по тысяче долларов каждый месяц.
Но и здесь его подстерегла очередная неудача. Дважды произошел спад в бизнесе. Вначале дефолт в России, когда на два года практически пропал интерес на дорогие иномарки. Следующий спад при объединении Европы. Евро был на четверть дешевле доллара, и хотя он неуклонно рос, но машина из Европы до бывшего Союза шла своим ходом, и за нее не нужно было платить тысячу долларов, как за американскую, чтобы переправить через океан. В тоске и депрессии он начал лихорадочно искать выход. И как-то позвонил Алексу, своему старому другу по афганскому плену и ветерану той, уже почти забытой войны.
Выслушав своего старого друга, Алекс Переслиани пожурил Назара за легкомыслие. Однако на прощанье пообещал быстро перевести деньги для жены и детей Назара. Алекс посоветовал больше не рисковать на бирже, а отправляться в центральный офис «Вестерн-Юнион», за деньгами. Сам же он в ближайшее время будет очень занят, чем именно — он не распространялся. Они договорились созвониться через неделю, и было это все 10 сентября прошлого года…
Думая, что Алексей вышлет ему тысячу долларов для очередного визита в семью, Назар был поражен щедростью друга: тот выслал ему сто тысяч долларов!..
Получив деньги, Назар тут же открыл долгосрочные вклады в Сити-банке на детей с хорошим процентом без права досрочного снятия денег. Не взяв себе ни одного цента из полученной суммы, он вложил обе пластиковые карточки в почтовый конверт и отправил на адрес жены. Обратного адреса он не написал, ибо решил поменять не только профессию и место жительства, но и всю оставшуюся жизнь…
Назар не сразу узнал о гибели друга, а узнав, был просто раздавлен беспощадностью судьбы.
Жил он в это время в маленькой двухкомнатной квартирке товарища-армянина, у которого снимал одну из комнат. Он и работал на его машине в кар-сервисе ночами с десяти вечера до десяти утра, отсыпаясь днем, пока хозяин квартиры с азартом бомбил по «полной программе». Дневная работа приносила денег раза в два больше, чем ночная. И хотя Назар отдавал часть денег за пользование машиной, он не сетовал. Ему хватало. Более того, последние дни он летал, как на крыльях, в надежде, что жизнь его очень скоро переменится к лучшему и он уедет к Алексу в Нью-Йорк…
Трагедия друга швырнула Назара в запой. Он не работал уже более недели, пил исключительно привозимые земляками из Армении и продаваемые для своих, нелегальные дешевые коньяки. Зачастую не очень хорошего качества. Пил один или с хозяином квартиры, чередуя бутлегерское пойло с марихуаной. Так прошел месяц, и когда долг за комнату было нечем погасить, Назар снял с пальца платиновый перстень с крупным бриллиантом — память о покойном тесте, и заложил его за мизер — полторы тысячи долларов своему земляку.
Купив авиабилет до Нью-Йорка, Назар решил все-таки взломать этот компьютерный код судьбы. С собой он вез галон молодого калифорнийского вина и огромный букет лиловых роз, срезанных с разрешения мексиканцев — новых хозяев дома его тестя. С тех самых кустов роз, за которыми так любили ухаживать все члены его семьи. Это был подарок Алексею Переслиани, который он по прилету возложил на развалины башен-близнецов…
Назар решил поминать старого друга вместе с другим «однополчанином» — Федором Броди. Он еще не знал, что тот стал монахом — братом Феодором. Зайдя в армянскую церковь на 34-й стрит в Манхэттене, Нафашьянц купил на сто долларов свечей и зажег их в знак скорби о погибших в трагедии 11 сентября. Затем отправился пешком до 42-й стрит на автовокзал. Взяв билет до Сиракуз с местом у окна, он проспал в комфортном скоростном автобусе всю дорогу, проснувшись лишь через пять часов.
