Юлия Латынина - Охота на изюбря
Ирина торопливо расставила закуски и села на стул близ дивана. — У вас неприятности? — спросила она, подпирая рукой щеку и глядя на Извольского озабоченными большими глазами.
— У директора каждый день неприятности, — усмехнулся Извольский. Глаза его слегка ожили, распахнулись, и он глядел на Ирину жадным и откровенным взглядом, в значении которого невозможно было ошибиться.
— Это из-за этой истории с ахтарским СОБРом?
— Что, уже по ящику показывали?
— Да, говорили, что ваш СОБР стрелял в спец-назовцев, охранявших дачу какого-то бизнесмена…
Ирине больше всего хотелось спросить, был ли сам Извольский на этой даче, и правда ли, что перед ним застрелили человека.
— Бизнесмена, — сказал Извольский, — хорош бизнесмен по кличке Лось… У вас в Москве все продается. Столько всего продается, что никаких денег не хватит всю Москву купить. Потому что если купил кого один раз, то через неделю надо покупать по новой…
Ирина с некоторой тревогой наблюдала, как Извольский скрутил горлышко бутылке с водкой, набулькал почти половину стакана, в котором на донышке еще теплился коньяк, и заглотил получившуюся смесь одним глотком.
В кармане брошенного пиджака зачирикал телефон. Извольский, подумав, ответил. Голос в трубке был тягуч и звучен — обладатель его, бывший цековский работник, долго упражнял голосовые связки в парламенте, прежде чем въехать в Белый дом на черном коне кризиса. В парламентский свой период обладатель звучного голоса не раз и не два грозился разобраться в особенностях приватизации Ахтарского металлургического комбината.
— А, Вячеслав Аркадьевич, — зарокотал в трубке уверенный басок, — что это вы там за моей спиной об экспортных пошлинах договариваетесь? Я, понимаешь, докладываю премьеру о росте доходной части, цифры называю, а он мне: «На металлургов пошлин не будет! Вон, Сляб с Дерипаской уже с ребятами перетерли…» Я прямо как дурак стою, вроде ответственный за промышленную политику, а таких вещей не знаю…
Извольский упрямо сжал челюсть. Звонившего действительно не было на вчерашнем совещании, которое Извольский благополучно пропустил и на котором слетевшиеся со всех концов России металлурги убеждали правительство не вводить экспортные пошлины. Был Починок, был Боос, Драганов был, — а этого деятеля не было, хотя пошлины он предложил ввести. И что о совещании он знал, это ясно.
Отчего ж не пришел? Хотел потом в частном порядке взять за услугу?
— Так куда ж нам еще пошлины вводить? — сказал Сляб, — во всем мире рентабельность меткомбинатов под семь процентов, а пошлины у вас — двадцать. По миру пойдем. И так кризис, у меня десять миллионов в банке зависли…
— Кстати, о десяти миллионах, — сказал по телефону защитник промышленности, — ты, говорят, там рогом упираешься? Ну если у людей ничего нет, то чего с них возьмешь? Согласился бы ты на их схемку, глядишь, и с пошлинами нашли бы взаимопонимание…
«Схемка» предполагала, что из десяти миллионов комбинату отдадут пять, и то через полгода.
— Подъезжай завтра, переговорим, — донеслось из трубки, — российскую промышленность надо защищать, на то мы тут и поставлены, — часика в три тебя устроит?
— Устроит, — мрачно сказал Извольский и захлопнул телефон.
— Что случилось? — тревожно спросила Ирина, глядя на резко помрачневшее лицо директора.
— Оно тебе надо? Не хватало еще с тобой о дерьме разговаривать.
Настроение его внезапно испортилось, и он еще раз хлебнул коньяка.
— Чистый рэкет, — сказал Извольский.
— Как, настоящий рэкет? — с изумлением спросила Ирина, глядя на трубку.
— Ага, настоящий, — Извольский слегка сполз с кресла и глядел на нее пьяными смеющимися глазами, — знаешь, как это бывает? Сначала приезжает бригада отморозков на пробивку, шум, гам, стволами в нос тычут, стекла в магазине бьют, директор магазина бросается искать приличную крышу. Та приедет, порядок наведет, отморозкам по ушам даст, наш директор не нарадуется: «какие у меня славные защитники». А защитники отморозкам за прикрученную точку заплатят…
— Я не поняла, — нахмурилась Ирина, — к вам действительно бандиты приехали? Стекла били? Вот в этом вашем особняке?
— Нет, стекол не били. Сказали — введем экспортные пошлины.
Ирина удивленно наморщила лобик.
— Так это были не рэкетиры? А правительство?
— А что, есть разница? — осклабился Извольский. Он говорил механически, на автопилоте. В глубине комнаты стояла кровать, очень чистенькая, полутораспальная, застеленная гладеньким шерстяным покрывалом, и директор все время переводил взгляд с Ирины на кровать и обратно.
— А что же хотели взамен? Ну, чтобы стекла не били?
— Банчок есть один. У нас в нем десять лимонов пропало из-за кризиса. Расчеты за руду. Он больше половины не хочет возвращать, вот мне и позвонили, чтобы я соглашался.
— Так ведь кризис же, — удивилась Ирина, — у них, наверное, и вправду денег нет.
— У нас, Иришка, — усмехнулся Извольский, — кризис вот какого рода: пришел грабитель, то есть государство, и гробанул киоск на остановке, унес десятку… А утром продавщица, то есть банки, говорит вкладчикам: пропало, мол, два ящика водки, упаковка дорогих конфет и двадцать тысяч рубчиков…
И тут телефон зачирикал снова.
— Да, — сказал Извольский.
— Добрый вечер, Вячеслав Аркадьич. Эк вас Китайчиков-то пропесочил…
— Кто говорит? — удивился Извольский.
— Не узнали, Вячеслав Аркадьич? Богатым будете. Извольский внезапно узнал голос, хотя живьем говорил с человеком только два раза, совершенно мельком. Это было то самое значительное лицо из Минобороны, которому в свое время приглянулся Конгарский вертолетный завод.
— Узнал, — сказал Извольский безо всякого выражения.
— Что ж вы так, а? На чужой территории застрелили спецназовца… Я вам прямо скажу — Китайчиков подписал ордер на арест этого вашего Алешкина. И посмотрим, кто еще там отдавал ему приказы — ваш Черяга, наверное? Мне насилу удалось его удержать. Чисто по старой дружбе. Говорю: «Сергей Васильич, не может быть так, чтобы Ахтарск совсем уже от Москвы отделиться задумал. Вячеслав Аркадьич умный человек, он поймет, что перегнул палку».
В переводе речь известного лица значила следующее: отдай мне Конгарский завод, или я посажу Алешкина и Черягу.
— Никакой я палки не перегибал, — сказал Извольский, — если вашему Китайчикову хочется поднять вопрос, отчего спецназ охраняет бандита, я могу поднять этот вопрос.
— А Ми-38 «Ястреб»? — спросило значительное лицо.
— Какой Ми?
— Который в Тушино летал за запчастями. Вам не кажется, что к этому полету тоже могут быть вопросы? И звучать они могут так: не противоречит ли национальной безопасности передача военного завода в руки лица, которое использует передовую военную технику, еще не поступившую на вооружение российской армии, в бандитских разборках?
Извольский хмыкнул. Это уж его явно на понт брали — с вертушкой все было чисто, комар носу не подточит…
— А задавайте ваши вопросы сколько хотите, — пьяно сказал Сляб, — найдите Камаза и снимите с него показания, как его охально изобидели…
— Зря вы так, Вячеслав Аркадьич, — сказала трубка, — вы бы лучше до утра подумали. Нельзя иметь слишком много врагов…
Извольский захлопнул телефон и отключил его.
— Кто это был? — тревожно спросила Ирина.
— Я же говорю, все в Москве продается.
— А в Ахтарске все уже продано? Вам? Извольский внезапно соскользнул с дивана и оказался на корточках перед Ирой. Ирина теперь ясно видела и складки рубашки, вылезшие из-под брючного ремня, как это обычно бывает у полных людей, и едва заметные капли пота там, где в течение дня безупречно свежий воротничок касался шеи, и небольшое пятно на галстуке: видно, обедая, Извольский капнул туда соусом или что-то в этом роде. От Извольского отчаянно пахло хорошим коньяком и водкой: было видно, что директор пьян и не может себя контролировать или, во всяком случае, не считает нужным.
— Ира, — сказал Извольский, — ну какого черта ты мне «вы» говоришь?
Он начал ее целовать — грубо и жадно, дрожащими руками расстегивая кофточку, запах спиртного был невыносим, и Ире казалось ужасным, что все будет вот так, сразу, она была не против, но ведь в конце концов, она не проститутка, не секретарша, которую зовут на диван в обеденный перерыв и за это платят зарплату…
Она попыталась отпихнуть Извольского.
— Погоди, — проговорила она, — там мясо в духовке…
— Плевать, — совершенно искренне сказал Сляб.
Он потащил ее на кровать и тут же сам навалился сверху.
Ирина постаралась его оттолкнуть, но куда там! Грубые, тяжелые пальцы без обручального кольца (что кольца нет, Ирина заметила только сейчас) рванули кофточку, губы Извольского впились в тонкий розовый сосок, окруженный несколькими ресничками-волосками.
— Пусти, пусти, — бормотал Сляб, — господи, я так хочу тебя, все будет хорошо…
