Юлия Латынина - Охота на изюбря
Ирина грустно оглядела свою вымытую до блеска кухню со старенькой раковиной, вернулась в комнату, скорчила рожу сиамской кошке Маше, свернувшейся на ворохе перепробованных платьев, и сказала: «Ну и что!» Она переоделась в любимые джинсы и тапочки, платья бросила в шкаф и села за старенький компьютер готовиться к завтрашней лекции.
В восемь часов она включила телевизор и, перебегая с канала на канал, услышала, что сегодня в Подмосковье нашли труп директора фирмы «Ахтарск-кон-тракт» Николая Заславского и что наблюдатели связывают эту находку со вчерашней беспрецедентной историей, когда спецподразделение, входящее в состав силовых структур города Ахтарска, взяло штурмом дачу некоего бизнесмена Александра Лосева. МВД рассматривает действия ахтарского СОБРа как не имеющее аналогов нарушение субординации. «Спецподразделения не являются частной собственностью того или иного директора, — заявила в камеру какая-то мясистая морда в погонах, — эти сибиряки не разбирались совершенно в оперативной обстановке, наломали кучу дров, поубивали людей, и против них будет возбуждено дело по превышению служебных полномочий. Достаточно сказать, что ими убит безо всякой причины сотрудник отряда специального назначения, находившийся на даче в гостях». Корреспондент попросила прокомментировать слух о том, что бизнесмен Лосев является одним из лидеров долголаптевской преступной группировки, а вышеупомянутые спецназовцы являлись членами группировки и даже за несколько часов до операции привезли на дачу похищенного ими бизнесмена Степаняна. На это мясистая морда заявила, что Степанян сейчас задержан и обстоятельства его пребывания на даче «подлежат выяснению», а ни о каких контактах между спецназом и бандитами не может быть и речи. «Это слухи, которые распространяют коррумированные коммерсанты, решающие с помощью своего СОБРа свои проблемы», — подчеркнула морда.
Было без четверти одиннадцать, когда в двери коротко прозвенел звонок.
— Кто там? — спросила Ира.
— Это я.
Ирина распахнула дверь. Извольский стоял на темной изгаженной лестничной площадке с огромным букетом в руке. За ним топтался охранник с целой кучей пластиковых пакетов. Сердце Ирины куда-то упало, и она поскорее оперлась рукой о косяк.
— Я думала, вы не придете, — сказала Ирина. — Я не одета…
Она говорила, чтобы что-нибудь сказать. И ей почему-то казалось, что она говорит сплошную глупость.
Извольский по-хозяйски поцеловал Ирину в щеку.
— И отлично, — сказал он, — сил нет еще в кабак куда-то переться.
Охранник уже молча и споро разгружал на кухне пластиковые пакеты. Ирина заметила какие-то закуски, салаты, огромный торт. В отдельном пакете были бутылки — два коньяка, четырехгранная высокая водка, шампанское для дамы и две бутылки вина. «Господи, куда столько?» — ужаснулась Ирина.
Охранник исчез так же бесшумно, как появился, дверь за ним захлопнулась, Извольский с Ириной остались одни. Извольский огляделся: он был в однокомнатной квартире, чистенькой и бедной. В раскрытой двери прихожей виднелась маленькая кухня, дверь справа вела в большую комнату, сплошь заставленную книгами в тусклых обложках. Даже в прихожей стенку подпирал книжный шкаф, и пока Извольский вешал плащ, одна из книжек слетела на пол к его ногам. Извольский поднял книжку: книжка принадлежала перу какого-то Броделя и трактовала, сколь мог судить директор, о Средиземноморье эпохи Филиппа II, время жизни которого Извольскому было совершенно неизвестно. Извольский тоже недавно читал статью некоего Броделя о применении конвертерных шламов в производстве цемента, но он подозревал, что это не тот Бродель.
— Я сейчас приготовлю что-нибудь поесть, — сказала Ирина.
— Ага, — директор, скинув туфли, прошел в кухню, ухватил один из коньяков и отбыл с ним в гостиную.
Там Извольский сел на диван, скрутил бутылке горлышко и глотнул несколько раз, чувствуя, как отпускает его безумное напряжение дня, кипы контрактов, Белопольская АЭС, ругань замминистра Китай-чикова в трубке и косой след утюга на белом, как простыня, животе сброшенного в овраг трупа.
Впрочем, владевшее директором беспокойство никак не сводилось без остатка исключительно к паршивцу Заславскому.
Вопреки обычному представлению о «новых русских» как о патентованных развратниках, плещущихся в шикарных бассейнах с соблазнительными проститутками и охотящихся в компании крутобедрых нимф на крокодилов в Южной Америке, Вячеслав Извольский вел жизнь, которая многим бы показалась достаточно аскетической.
Человека, приходящего на работу в восемь часов и покидающего офис около двух ночи, как-то не тянет в бассейн с зеленоглазой наядой. Его тянет спать. Правда, гендиректору не обязательно отправляться в ресторацию, чтобы пообедать: заказ всегда могут доставить прямо в кабинет. Отсюда и возникает необходимость периодического пользования секретарш, столь же удобных в смысле экономии времени, как и столовая внутри здания.
Извольский давно привык снимать стресс таким способом, однако месяца три назад с ним случился конфуз: после длинного заседания он зазвал секретаршу Верочку в комнату отдыха, но то ли мозг его был занят какими-то соблазнительными финансовыми видениями, то ли еще что — а только на Верочку у него почему-то не встал.
Спустя два дня повторилась та же история. Извольский огорчился и выгнал Верочку, а вместо нее Черяга привел красивую куколку с льняными волосами и голубыми глазами Мальвины. Но и с куколкой вышел если и не совсем конфуз, то что-то крайне неудовлетворительное. Следующая секретарша была просто профессиональная проститутка, деликатно подсунутая все тем же Черягой. Дамочка была столь искусна, что расшевелила бы и мертвого, и с этой стороны было все в порядке, но вот беда — как секретарша, она никуда не годилась, и Извольский выгнал ее после первого же перевранного звонка.
Ситуация складывалась неприятная, тем более, что вторую секретаршу, которая Мальвина, сплавили заму, и зам оказался чрезвычайно доволен. По заводу уже начали перешептываться. Черяга расспросил обеих секретарш и, разумеется, все знал, но с шефом на эту тему сам не говорил. В конце концов, непосредственного отношения к безопасности завода тема не имела.
Поэтому Извольский взял четвертую секретаршу — девятнадцатилетнюю орхидею с гибкой талией и большими глазами, и больше секретарш не менял. Все на заводе вздохнули облегченно, и только один Черяга знал маленькую подробность: к орхидее Извольский не притронулся.
Медицинские анализы у Извольского были в норме, и Черяга, осторожно проконсультировавшись, получил следующий ответ: либо человек перманентно устал, либо у него образовался маленький психический заскок. В том смысле, что один раз не получилось случайно, другой раз — по ассоциации, и пошло-поехало.
Что Извольский не полный импотент, было ясно хотя бы из отчетов о редких банях и тому подобных мероприятиях, относившихся директором скорее к числу представительских акций, нежели к собственно развлечениям. Групповух Извольский никогда не терпел, и о происходившем Черяге было известно лишь со слов девушек. По ним выходило, что расшевелить Извольского становилось все трудней, а самое процесс принимал все более и более необычные формы. Нет-нет, по нынешним временам все происходившее не переходило границ нормы, благо границы эти стали довольно широкими. Но оно неуклонно приближалось к границам, и Черяга каждую неделю клялся себе, что поговорит с шефом, — и каждую неделю ему не хватало духа.
Извольский, естественно, довольно ясно отдавал себе отчет в своем состоянии. И поскольку было понятно, что человек, впущенный женщиной в квартиру в одиннадцать вечера с розами и шампанским, пришел к ней не затем, чтобы поужинать, то вопрос стоял очень просто: а каков он. Сляб, будет в постели? Особенно — после сегодняшего разговора с замминистра и перед завтрашним разговором в «Росторгбан-ке»?
Извольский глотнул для храбрости еще коньяка, потом углядел в углу комнаты, за книгами, шкаф со стеклянными дверцами и с посудой для торжественных случаев, и достал себе изящный граненый стакан синего стекла.
Когда, спустя десять минут, спешно переодевшаяся Ирина вошла в гостиную с подносом, уставленным закусками, она удивилась: Извольский успел выхлестать пол-бутылки.
Опьянеть он еще не опьянел. Лицо директора потеряло прежнее уверенное выражение, глаза глядели как-то растерянно и одиноко. Пиджак Извольский снял и бросил рядом, узел шелкового бордового галстука был чуть приспущен. А интересно, Черяга вел бы себя так же? Ирина помотала головой. Почему ей все время вспоминался этот человек с васильковыми глазами? Он зам у Извольского. Зам по безопасности. Штатный палач. «Мозги обрызгали пальто Сляба, и он снял пальто». А где в это время был Денис Черяга? И что бы он сделал в подобной ситуации? Не стал бы снимать пальто?
