Дино Диноев - Учитель афганского
Талибы, выскочив за очередной поворот, остановились и вразнобой закричали. Было от чего.
Они достигли своего, ибо за поворотом Махмуд пас свое стадо, и был он, в полном согласии с легендой, из золота.
Во всяком случае, статуя пастуха, восседающего на камне, выполненная в натуральную величину, была сделана из материала, очень похожего на золото, он жарко полыхал на солнце с такой силой, что на него было больно смотреть. Причем камень, на котором очень естественно примостился пастух, был выполнен не скульптором, а самой природой, это был обычный камень. В руке золотой пастух держал флейту.
Все его стадо паслось чуть дальше. Многочисленные золотые овцы и ослицы разбрелись по руслу. Лишь один буйвол выбрался на берег и замер, наклонив голову, увенчанную метровыми рогами, к траве, да так и окаменев. Вернее, превратившись в золото.
Талибы с ходу рассыпались во все стороны, быстро разбирая статуи, и даже вопли Браина уже ничего не могли решить. Одни старались разбить статуи, другие тащили их целиком.
Оставшийся перед пастухом в одиночестве, Карвер наклонился к самому лицу скульптуры, и вдруг увидел в щелях в толстом слое золота дрожащие бегающие глаза.
— Помогите, — раздался из-под брони умоляющий голос. — Освободите меня. Я больше не могу. Тело мое устало, кости искривились безвозвратно, спина болит немилосердно, я чувствую, как из нее вырастает горб. Хранители не дают мне умереть и кормят через щель. Помогите или убейте, ради Всеотца!
Карвера отвлек от него легкой толчок, и, оглянувшись, он увидел рядом давешнюю красотку. Она покачивалась перед ним, покусывая кончики прядей цвета спелой пшеницы, а груди покачивались тоже, только слегка отставая от покачивания ее тела и бесстыдно вылезая в расстегнутую рубаху. Бестыдница, в ней было все бесстыдно.
Он схватил красотку за руку и потащил наверх, к буйволу, про которого талибы как-то забыли, занятые более мелкой фауной. По пути он умудрился ее потерять, и очутился за золотой спиной буйвола уже один.
— Эй, где ты там? — крикнул он, начав снимать штаны, да и запутавшись в них.
Красотка тотчас со смехом отозвалась, перепрыгнув через врытые в землю массивные золотые рога, и с ходу опустилась перед ним на колени. Одним движением она сдернула с него штаны и воскликнула:
— Какой богатырский кутаг у господина!
Названный ею кутаг буквально выпрыгнул у него из трусов и ткнулся ей в спелые губы. Она приоткрыла их и с готовностью впустила.
Она охаживала кудаг по всей длине, вертя на верхушке остреньким язычком, словно пропеллером, и покусывая у основания.
Карвер схватил женщину за волосы и, притянув к себе, заставил заглотить кутаг целиком. Красотка только смеялась и начала стягивать с себя рубашку, потом бриджи и трусы.
Карвер опустил руки и мял пышные груди красотки, одновременно пожирая взглядом покачивающийся из стороны в сторону рельефный, словно состоящий из двух лун, зад прелестницы.
Он уже ничего не соображал. А терпеть уже больше вообще не мог. Поэтому когда он все-таки вынул кутаг изо рта красотки, то слегка запоздал и забрызгал ей лицо.
— Какая горячая! — засмеялась она.
Не отвлекаясь, он развернул ее и вошел сзади. Когда он увидел ее качающийся зад и ложбинку на гладкой спине, то распалился еще больше. Глаза вылезли из орбит, изо рта вырвалось мычание.
Неожиданные вопли, исторгшиеся из десятков глоток одновременно, донеслись от места основного стойбища. Рокот сделался оглушающим, и, выглянув из-за буйвола, Карвер увидел его источник.
По руслу реки волоком двигался давешний каменный идол, а две его опущенные руки оставляли за собою две глубокие борозды. Приблизившись, он неподвижно замер в десятке шагов от кричащих талибов, словно всю жизнь здесь и стоял, а факт его движения был всего лишь кошмарным сном.
Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы Браин не поднял пистолет и, не послушав предостерегающих окриков своих подчиненных, не выстрелил. Несмотря на то, что пуля лишь чиркнула по каменной груди, не причинив вреда, это имело разительной эффект.
Идол с громким скрипом оторвал руку от земли и указал на Махмуда. Пастух просунул губы в оставленную узкую щель на золотой маске и, коснувшись флейты, заиграл.
Первыми задвигались овцы. Они подбегали к талибам, поначалу слишком занятых идолом, чтобы видеть новую надвигающуюся сзади опасность, и словно клешнями откусывали у них руки, ноги.
Воздух огласился воплями боли, и первые брызги крови окропили ссохшуюся землю.
Следом на талибов обрушились ослицы. Они сбивали их с ног копытами и затаптывали.
Талибы открыли беспорядочный огонь, но пули лишь вышибали из золотых боков нарядные искры.
С громким вздохом буйвол, за которым укрывался Карвер, пришел в движение и ушел к руслу.
— Стой! Куда? — крикнул Карвер, не прерывая своего занятия.
Ему не было никакого дела до какой-то там бойни, главное было испытать наслаждение в очередной раз. Он уже сбился со счета, сколько раз ему это удалось.
Красотка только переворачивалась перед ним, то этим боком, то другим, лишь периодически вынимая кутаг на короткое время, чтобы дать ему возможность выплеснуть на себя очередную порцию.
Верный Кайдар, сколотив около себя десяток наиболее обученных бойцов, бросился выводить Браина.
У них оказалось несколько гранатометов, из которых они вышибали сквозные дыры в туловищах овец и ослиц, и им удалось забежать на берег и дальше, вниз, в долину.
Браин цепко схватил Кайдара за плечо и прокричал с перекошенным лицом:
— Карвер! Где Карвер?
— Остался внизу! — прокричал Кайдар в ответ.
— Иди и убей его! — приказал Браин.
— Он и так обречен. Мы еле вырвались, мой господин, нам надо бежать.
Браин направил на помощника пистолет и произнес:
— Я приказываю тебе вернуться, раб!
Кайдар скрипнул зубами, но делать нечего, он полез на кручу обратно. С той стороны доносились лишь крики агонизирующих, бойня подходила к концу.
Занятый своим, Карвер не видел, как Кайдар вновь появился на взгорке и стал целить ему в спину из автомата. Внезапно ноги талиба оторвались от земли, и он взмыл в воздух. Из груди появились и стали быстро вылезать два дымящихся от крови рога.
Подкравшийся буйвол стоял неподвижно, равнодушно наблюдая, как талиб сползает по рогам все ниже.
Кайдар заплакал, руки его медленно разошлись в разные стороны, и видно случайно, ведь талиб был практически мертв, он нажал на курок, тогда подскочившая ослица с хрустом откусила ему нижнюю половину тела.
Бойня достигла своего апогея. На поле остались лежать одни громко стонущие раненные, между которыми медленно бродили овцы. Обычно они попарно брали талиба за ноги и разрывали надвое.
Ослицы, оглашая всю округу привычным для животных этого вида, истошным отрывистым ревом, откусывали людям головы, а потом ударом копыт отписывали их далеко в долину.
Действуя таким образом, они не оставили ни одного живого человека. Словно довольствуясь увиденной картиной, Идол развернулся и с тем же рокотом покатил обратно.
Пастух, оказывается, все время побоища не прекращавший играть, замолчал. В тот же миг животные замерли, кто, где стоял, снова превратившись в бездушные статуи.
Произошла еще одна ужасная вещь. Во всяком случае, для Карвера.
Он увидел, что та красотка, которую он так все время пламенно любил, есть никто иной, как кривоногая Ширин.
Спасение рядового Генри ГотаПодполковника Зажарского для Гота нашел Карнаухов, хотя по инструкции этим должен был заниматься дежурный. Но грех было не воспользоваться услужливостью парня. Он рвал и метал, преданно заглядывая в глаза Генри. И всего то надо было не надавить (упаси Господь), всего лишь объяснить в красках, что будет с парнем, если он не подпишет бумаги на Шипилина.
Зажарского Гот не любил. Будучи умным начитанным человеком, тот стремился подчеркнуть это в общении с куратором, и при нем забывалось, кто из них дикий абориген, а кто носитель цивилизованности. Стиралась разница. Он не нравился Генри и чисто внешне, напоминая техасского фермера. Кряжистый, крупные руки скотовода, рассудительная речь.
И тем приятнее было с ним работать, а точнее, ломать.
Для начала Гот показал ему донос Карнаухова и снимки зверских побоев. Зажарский надолго вчитался, осторожно переворачивая страницы заскорузлыми пальцами. Поначалу куратор думал, что старый медведь боится повредить их, потом на ум пришло неожиданное сравнение, что тот не дотрагивается до страниц, словно они измазаны в дерьме.
Наконец Зажарский закончил читать, снял очки, откинулся на спинку стула. И все нарочито замедленно. Ну, чисто скотовод.
— Что вы обо всем этом думаете? — поинтересовался Генри, хотя на самом деле, ему было глубоко наплевать, что думает один абориген о деле другого аборигена.
