Фридрих Незнанский - Кто будет президентом, или Достойный преемник
Виктор Олегович болезненно поморщился. У него болела голова с похмелья и скакало давление. Он был подавлен и чувствовал себя паршиво.
— Да кто «они»? — спросил Долгов. — О ком вы говорите?
— Люди, которым вы мешаете.
— Мои конкуренты?
— Может быть. А может быть, и нет. Дайте мне пару дней, и я узнаю это. Но при условии, что ваш курьер…
— Помощник.
— Плевать. Что он не будет путаться у меня под ногами.
Мохов смотрел на Турецкого неприязненно и угрюмо.
— Что я должен сделать? — спросил он.
— Ничего. Просто не мешать.
— Вы здесь уже несколько дней, а результатов никаких.
— Результаты есть. Но я не собираюсь вам о них рассказывать. Следствие еще не закончено, ясно?
— Вы разговариваете со мной так, словно это вы меня наняли.
— Я разговариваю так, как должен разговаривать. К тому же этот ваш курьер…
— Помощник, — простонал Виктор Олегович.
— Он здорово меня разозлил. И если он еще раз появится у меня на пути, я просто оторву ему голову. Как цыпленку.
— Хорошо. Я поговорю с Андреем. — Мохов забросил в рот две таблетки цитрамона, взял графин и запил прямо из горла. Поставил графин на стол и снова посмотрел на Турецкого. — А вам я даю еще два дня, — сказал он. — Если через два дня результатов не будет, я откажусь от ваших услуг. И потребую назад свои деньги. Если вы уедите сейчас — деньги останутся у вас. Как вам такой расклад?
— Расклад нелепый, — ответил Александр Борисович. — Но я с ним согласен.
— Вот и хорошо. Идите и работайте. И попытайтесь больше не впутываться в истории с убийствами.
* * *Каблучки Татьяны звонко цокали по асфальту. На девушке был бежевый приталенный плащик, подчеркивающий изящество ее фигурки. На руках у нее красовались тонкие черные перчатки. Лицо было красивым, гордым и неприступным.
— Таня! — окликнул ее Турецкий.
Секретарша остановилась и повернула голову. Александр Борисович сидел на скамейке и сигаретой в руке.
— А, это вы, — девушка улыбнулась. — Что вы здесь делаете?
— Нам с вами нужно поговорить.
— Вот как? О чем?
— О вас и Максиме Воронове.
Лицо Татьяны дрогнуло.
— Садитесь, — пригласил ее Александр Борисович. — Не бойтесь, скамейка чистая. Я даже протер ее специально для вас, — пошутил он.
Девушка колебалась, и Турецкий слегка поднажал.
— Разговор очень важный, — сказал он. — И не столько для меня, сколько для вас. Ну же, не раздумывайте. — Александр Борисович слегка прихлопнул ладонью по скамейке рядом с собой.
Татьяна решилась. Она подошла к скамейке и, поколебавшись, села рядом с Турецким.
— Ну? — сказала девушка. — О чем вы хотели со мной поговорить?
— О Максиме Воронове. Вы ведь его знали?
И вновь по лицу девушки пробежала тень. Она поджала губы и холодно произнесла:
— Не понимаю, о ком вы.
— Таня, милая, давайте не будем тратить времени зря. — Голос Турецкого звучал устало и спокойно. — Я знаю, что вы были знакомы с Максимом Вороновым. Знаю, что вы с ним были любовниками. Видите — я говорю с вами откровенно.
— Ваша откровенность граничит с наглостью, — заметила Татьяна.
— В моей профессии откровенность всегда граничит с наглостью.
Турецкий швырнул окурок в железную урну. Девушка ждала, нетерпеливо поправляя рукой волосы.
— Ну? — сказала она наконец. — Теперь скажете, что вам от меня нужно?
Александр Борисович посмотрел на нее мягко, почти ласково.
— Таня, ваша жизнь в большой опасности. Вы должны быть со мной откровенны, потому что я — единственный человек, который может вам помочь. Уж так получилось.
Татьяна сжала в руках сумочку.
— Что? — нервно проговорила она. — Что вы знаете?
— Я уже сказал вам. Я знаю, что вы с Вороновым были любовниками. Знаю, что вы решили шантажировать Мохова. Идея наверняка исходила от него. Более того, вы долго не соглашались, потому что считали это… нечистоплотным. Но Воронов сказал вам, что выбить деньги из Мохова — единственный шанс уехать из этого города. Скорей всего, он обещал вас увезти к морю. Вот вы и сдались. Правильно?
Татьяна изумленно смотрела на Турецкого. Он кивнул:
— Правильно. Знали бы вы, сколько подобных историй я слышал. И знаете, что самое неприятное? Что редко кто из парней выполнял свое обещание. Да почти никто. Совсем никто, — с горькой улыбкой поправил Александр Борисович.
— Это не так, — неуверенно проговорила Татьяна.
— Так. Воронов просто хотел вас использовать. Это совсем не значит, что вы ему не нравились, — поспешно добавил Александр Борисович. — Может быть, он даже был в вас влюблен. Но для таких парней, как он, влюбленность ничего не значит.
— Вы его не знали! — резко сказала Татьяна.
— Пусть так, — согласился Александр Борисович. — Но он не должен был впутывать вас в преступление. Это не по-мужски, вы так не считаете?
— Нам нужны были деньги, — сухо проговорила Татьяна, теребя пальцами ручку сумки.
— Да-да, конечно, — снова согласился Турецкий. — Однако у себя дома Воронов хранил целый архив снимков и негативов. Компромат почти на всех вип-персон этого города. Думаю, денег у него хватало. По крайней мере, для того, чтобы отвезти вас к морю.
Татьяна несколько секунд испытующе смотрела на Александра Борисовича, затем отвернулась и опустила взгляд на сумочку.
— Вы меня не обманываете? — тихо спросила она.
— Увы, нет, — ответил Турецкий. — Воронов использовал вас так же, как и других своих подружек. Думаю, он и роман с вами закрутил по этой причине. Чтобы поближе подобраться к Мохову.
— Какая мерзость, — с отвращением проговорила Татьяна. И повторила презрительно: — Какая же это мерзость!
— Жизнь, — тихо отозвался Александр Борисович. — Впереди у вас будет еще много мерзостей. Вы должны научиться…
— К черту, — устало сказала Татьяна. — Идите к черту с вашими нравоучениями. Думаете мне от них легче?
Она достала из сумочки платок и зеркальце и осторожно промокнула краешки глаз.
— Вы не понимаете… — снова заговорила Татьяна. — Не понимаете, как тяжело мне было пережить известие о его смерти. Как будто у меня из сердца вырвали кусок.
— Всегда тяжело терять любимого человека, — сказал Александр Борисович. — Еще тяжелее узнавать о нем правду. Максим Воронов был шантажист. Из-за этого его и убили.
— Как? — Лицо Татьяны оцепенело. Она смотрела на Турецкого так, словно впервые его увидела. — Как убили? Он же умер от сердечного приступа.
Александр Борисович покачал головой:
— Нет. Его убили. И сделали это очень профессионально.
Татьяна откинула со лба прядь.
— Черт… Я совсем ничего не понимаю. Почему тогда милиция об этом ничего не знает?
— Потому что нет никаких улик, указывающих на убийство. Так они считают.
— А вы? Вы так не считаете?
— Нет, — сухо сказал Александр Борисович. — Я всю жизнь был сыщиком, Таня. И говорят, что неплохим. А когда человек много лет занимается одним делом, у него развивается чутье. Чутье особого рода.
Татьяна кивнула.
— Я знаю. Интуиция.
— Не совсем. Интуиция заставляет что-то предполагать. Я же знаю наверняка. Не могу этого объяснить. — Турецкий поморщился и потер пальцами лоб. Невесело усмехнулся. — Не так давно я перенес контузию. А вы просто верьте мне, и все. Я бы не был так настойчив, если бы от этого не зависела ваша жизнь.
— Моя жизнь? — Татьяна прищурилась. — При чем тут моя жизнь? Что может угрожать моей жизни?
— Воронова убили за то, что он слишком много знал. И он мог поделиться своими знаниями с вами.
Татьяна дернула уголком губ.
— Он ничем со мной не делился.
— Но убийца, кем бы он ни был, этого не знает, — сказал Александр Борисович. — Он может решить, что легче от вас избавиться, чем…
— Я поняла, — перебила Татьяна. — Нет человека, нет проблемы. — Она неприязненно посмотрела на Турецкого. — Что вы от меня хотите?
— Попытайтесь вспомнить, Таня: Максим общался при вас с кем-нибудь из своих приятелей? Может, у него были с кем-то «особые дела»?
— Дела?
— Ну да, дела, — кивнул Александр Борисович. — Может быть, кто-то из приятелей Максима вел себя подозрительно. Нервничал при вашем появлении. Или, наоборот, проявлял нетерпение в вашем присутствии? Ждал, когда же вы, наконец, уйдете.
Татьяна задумалась.
— Он не знакомил меня со своими друзьями. Я даже не знаю, были ли у него друзья. Хотя… — На чистом лбу девушки появились морщинки. — У него был один приятель. Мы случайно встретили его в ресторане. Он сказал, что ему нужно поговорить с Максимом без свидетелей. Они хотели выйти на улицу, но я сказала, что мне нужно «попудрить носик». И ушла, чтобы оставить их одних.
Татьяна снова наморщила лоб, припоминая.
