Андрей Таманцев - Леденящая жажда
— А где они? — поддался на явную провокацию Пастух и тут же замолчал, поняв, что с первой же фразы выдал свои планы.
— Они-то далеко. Вы несколько адресом ошиблись.
— Кто вы, собственно говоря, такой? — спросил, наконец, Трубач.
— Да что вы в дверях стоите, не стесняйтесь, — проигнорировал вопрос холеный. — Проходите, гости дорогие. Bы ведь даже представить себе не можете, как я вам рад!
Серьезное лицо, ровные интонации — и при этом кажется, что все им произносимое — сплошное издевательство, и ничего более.
— Чтр за игры? — спросил Трубач. — Ты откуда здесь взялся? На метле перелетел?
— Вы любитель мистификаций? — спросил Артист.
— Обожаю. Но здесь я не для того.
— А для чего же тогда, если не секрет?
— Не секрет. Дела.
— У нас, собственно говоря, тоже.
— Мир, говорят, хотите спасать? Я с вами, как ни странно, солидарен.
— И от кого же вы его хотите спасать?
— Как и вы — от мировой катастрофы. Предлагаю объединить усилия.
— Для начала — все же кто вы такой?
— Лишняя информация. Давайте лучше к делу. Но сначала вам придется принять мои условия.
— Больше ничего? — грубовато спросил Муха.
— А почему, собственно, мы должны принимать их? — немного дипломатичнее поинтересовался Пастух.
— Потому что у вас нет иного выхода. У входа в катакомбы, с которого вы зашли, вас уже поджидает батальон солдат американской армии. Вы, спору нет, хорошие воины. Но с двумястами солдатами вы справитесь вряд ли. А другого выхода здесь нет.
— Как? А выход с западной стороны? — с надеждой в голосе спросил Пастух.
— Это еще бабушка надвое сказала, — отмахнулся холеный.
— Сколько их там, вы сказали? — подал голос Док.
— Батальон. Правда, не знаю, кого они ищут конкретно, может, вас, а может, и нет. Мне по рации что-то передавали, про каких-то странных женщин двухметрового роста… Связь неважная, я не расслышал деталей.
Холеный хихикнул.
— При чем здесь мы? Вот пусть баб и ищут, — мрачно сказал Трубач, потирая задницу.
— Солдаты вряд ли будут рваться сюда за десятки километров только для того, чтобы сказать: «Гюльчатай, открой личико». Но… в данном случае все зависит от меня. — Холеный озорно подмигнул, при этом было непонятно, кому именно.
— Каким образом? — не обращая внимания на клоунское подмигивание, все так же серьезно спросил Док.
— Я в некотором роде сам принадлежу к американской армии…
— Шпион! — выдохнул Трубач и шагнул к холеному. — Это ты, сука, воду отравил!
— Именно шпион… — кивнул холеный. — Но только не делал того, в чем вы меня обвиняете. Я знаю про звонок Мансура сюда. И про Питер. И вообще, знаю гораздо больше, чем вы. Например, где действительно скрывается тот, кого вы разыскиваете. Без меня вы его тоже найти не сможете. Хотя работу вы проделали серьезную и вас стоит поблагодарить. — Он повернулся к Трубачу: — А вас, Николай, особенно.
— Меня?
— В вас чуть было не умер великий ученый. Химик или биолог. Я восхищен вашими опытами с крысами.
— Ни фига себе! — присвистнул Муха.
— Вы сейчас ломаете голову, откуда я столько о вас знаю. Но сейчас это не имеет значения. Вы можете не опасаться, эта секретная информация останется секретной, если…
— Ребята, я понял… Конечно же! Кретин! Тупица! Тормоз! — Трубач шагнул к холеному: — Ты тогда нацепил на меня «жучок»?
— Успокойтесь, я же сказал, что не собираюсь вам мешать. Я хочу вам помочь. Кстати, меня зовут Билл.
— Кто ты?
— Я сотрудник ЦРУ.
— Приехали, — сказал Пастух.
— Сразу вас успокою, что информацию, которую мне удалось собрать, в ЦРУ еще никто не получил.
— Неужели? — не поверил Артист.
— Точно. Просто я могу предположить последствия того, что будет, если ЦРУ нападет на след этого яда.
— Какие последствия? — спросил Док.
— Трагические. Вы можете представить, через сколько рук может пройти эта информация в ЦРУ?
— Это же секретная информация.
— Именно! Поэтому ее просто невозможно будет навсегда уничтожить. А судя по показателям, в Глазове применен какой-то совершенно новый вид яда. И нет таких замков, чтобы его спрятать навсегда. Это то же самое, если обезьяну пустить в центр управления ракет с ядерными боеголовками. Она обязательно нажмет на красную кнопку. Нет, этого нельзя допустить. Ни в коем случае. Это в наших общих интересах. Поэтому честно предлагаю сотрудничество.
— Как вы себе это представляете?
— Мы будем работать вместе.
— Ничего себе!
— Но пока я не понял, что интересного вы можете рассказать, — сказал Пастух.
— В моем распоряжении находятся все возможные данные информационной базы ЦРУ. Я готов взять на себя ответственность за нарушение устава, за разглашение информации под грифом «секретно».
— И что мы можем узнать из вашей базы данных?
— Я знаю только лишь о последствиях применения препарата, но, к сожалению, мне пока ничего неизвестно о том, как он был изобретен, в какой лаборатории проводились исследования, кто участвовал в его разработке. Это очень важно знать, чтобы проследить путь пробирки с ядом от научно- исследовательской лаборатории до бассейна речушки, на которой стоит Глазов. Это просто необходимо сделать, чтобы выяснить, кто сейчас за всем этим стоит.
— то есть вы хотите сказать, что если мы узнаем, в какой именно лаборатории произведен препарат, то сможем с вашей помощью проследить все контакты ее бывших сотрудников?
— Да.
— Что ж, это уже кое-что.
— Но пока нам нужно закончить все дела здесь, — сказал Билл. — По- моему, ваш Голубков правильно просчитал, что в первую очередь нужно прокачать линию талибов.
— Так… — Пастухов задумался. — Билл, вы нам разрешите переговорить между собой?
— Да, конечно, понимаю. Я отлучусь на пять минут. Билл встал из-за стола и направился к выходу. Вдруг в дверях он резко остановился:
— Чуть не забыл. Еще один маленький момент.
Он подошел к Трубачу и протянул руку к его лицу. Тот от неожиданности дернулся в сторону. Но американец опередил его, с ловкостью фокусника быстрым движением достал откуда-то из-за его уха маленький, размером с булавочную головку, темно- коричневый шарик. Совсем как родинка!
— Это «жучок». Теперь в нем уже нет необходимости. Как бы нечаянно он уронил его на пол, растоптал и вышел, притворив за собой дверь.
— Да, ситуевина! — протянул Муха.
— Голубков точно не одобрит, — предположил Трубач.
— Он нам может оказать реальную помощь, если… — сказал Пастух. — Вы будете смеяться, но я ему поверил.
— Загнул!
— Ребята, давайте просчитаем все варианты.
— Оптимист. Всех вариантов все равно не просчитаешь!
— Голосую за то, чтобы поверить и принять в свои ряды. Кто «за»? Прошу поднять руки, — сказал Пастух.
Медленно потянулась вверх рука Артиста, потом Трубача. Док и Муха с сомнением продолжали раздумывать.
— Двое против двоих. Значит, решающий голос за мной… — констатировал Пастух.
— Выходит, так.
— Ну ладно, я тоже «за», — после недолгого раздумья произнес Пастух и поднял руку.
— Все, решение принято, — заключил Трубач. Через несколько секунд в грот вошел Билл. Лицо было непроницаемо, но Док все- таки заметил в его взгляде чуть различимое волнение.
— Билл, мы согласны.
— Я рад, — чуть слышно ответил тот уже без всякой издевательской интонации, и на его лице в первый раз появилась искренняя улыбка.
— Ну все, пора.
— Давай, Билл, вперед!
И они по очереди, друг за другом, растворились в кромешной тьме катакомб.
Билл шел впереди, за ним Пастух, потом Трубач, Артист, Муха, и замыкал шествие Док, нацепивший налобный фонарик Билла. Это было просто чудо техники: при своих крошечных размерах он излучал чрезвычайно яркий свет, которого хватало на сто метров этого узкого коридора. Осветительные приборы солдат удачи давно уже вышли из строя, у одного только Мухи фонарик продолжал тускло светить.
Этот проход Пастух, кажется, какое-то время еще узнавал: вот знакомая странная стрелка, нарисованная голубой масляной краской, вот надпись…
Но потом Билл повернул вправо, куда их еще не заносило, и проход начал постепенно сужаться. Вот уже можно дотянуться руками до обеих стен, вот уже не могут протиснуться плечи, приходится протискиваться боком, а теперь уже приходится едва протискиваться сквозь узкую щель.
— Не спешите так, черти.
— Трубач! Это ты? Застрял?
— Ну да. Двинуться не могу!
— Пива меньше пить надо!
— Не в пиве дело. Кость у меня широкая.
— Ты выдохни, бобер, выдохни!
— Цел?
— Да, все в порядке. А дальше куда?
Впереди было темно и узко. Слишком узко даже для Артиста, самого изящного из них.
