Владимир Гурвич - Федеральный наемник
Теперь мы отлично видели боевиков. Их было трое. Надо отдать им должное; эти ребята в самом деле замаскировались очень умело, с дороги их заметить было практически невозможно. С их же укрытия она просматривалась как на ладони.
Один из них что-то сказал другому, тот приподнялся и стал осматривать окрестности. Я зашептал Павлу и Ванде.
— Вот тот по виду больше всего похож на командира. Нам надо захватить его живьем. Остальные вряд ли нам понадобятся. Стреляйте в этих ребят, а я займусь их начальством. Все поняли?
Я по очереди посмотрел на Павла и Ванду. Те также по очереди кивнули головами. Только выражение их лиц было разное; у парня как всегда полная отрешенность, у Ванда — решимость исполнить мой приказ.
— Я поползу вперед, вы оставайтесь на местах. Как я только заору, поливайте их огнем. Не жалейте патроны, у них их много. Так что восполним.
Я пополз. Я не торопился, так как вся операция могла быть сорвана, если подо мной громко переломается ветка.
Я подполз на максимально близкое расстояние. Я даже разглядел прыщ на лице их предводителя. Все трое удобно расположились на дереве на специально сделанных сидениях. Один из них курил сигарету, правда старался не слишком дымить. И не ведал, бедняга, что сейчас делает последние в своей жизни затяжки?
Я заорал, что есть силы, и бросился вперед. И почти сразу же прозвучали две длинные очереди. Боевики, словно птенцы, мгновенно вывалились из своих укрытий.
Однако их командир оценил ситуацию мгновенно. Честно говоря, я не ожидал от него такой реакции и понадеялся, что у меня будет хотя бы десять-двадцать секунд, дабы скрутить его. Но он мне их не предоставил. Он спрыгнул на землю и побежал в сторону того самого оврага, по которому несколько минут назад двигались мы.
Мне ничего не оставалось делать, как погнаться за ним. Оказалось, что боевик не только быстро прыгал, но и быстро бегал. Он словно заяц петлял между деревьев. На секунду я остановился, закричал «Стой, стрелять буду» и для острастки выстрелил. Но это его не остановило.
Пришлось возобновить преследование.
Перелесок кончился и теперь наш забег пролегал по открытой местности. Боевик обернулся ко мне, поднял автомат и дал очередь. Я что есть силы отпрыгнул в сторону, и стая пуль пролетела мимо. Но я уже понял, что и стреляет он совсем неплохо; если бы не моя мгновенная реакция, он бы уже победил в нашем соревновании, где приз жизнь.
Боевик приближался к оврагу, а там поймать его будет тяжелей. Я замер на месте, поймал его на мушку и сделал одиночный выстрел. Боевик споткнулся и заковылял. Я же мысленно поздравил себя с точным попаданием в бедро.
Но и раненный он не собирался сдаваться. Поняв, что от меня не убежать, он лег на землю за валуном, используя его как прикрытие. Мне пришлось тоже залечь. Мы обменялись несколько выстрелами, словно любезностями, затем совсем как в спектакле между действиями образовался антракт.
— Сдавайся, все равно тебе в таком состоянии не уйти, — крикнул я ему.
В ответ я услышал отборные русские ругательства. По-видимому, он посылал их мне вместо выстрелов, так как ему приходилось беречь патроны.
Лежать под палящим солнцем приятно на пляже, но не под прицелом бандита к тому же умеющего метко стрелять. Как же мне его достать, не причинив больше его шкуре повреждений? Но я не мог даже приподняться, в этом случае он бы подстрелил меня как куропатку.
Я снова предложил ему сдаться.
— Я согласен, я сдаюсь, — услышал я в ответ.
— Бросай оружие.
Я увидел, как боевик слегка приподнялся и с большим трудом бросил в мою сторону автомат. Я понял, что раненный быстро слабеет, наверное, от потери крови.
Сохраняя максимум предосторожности, я встал и направился к нему. Дошел до лежащего автомата, быстро поднял его, затем сделал несколько шагов, отделяющих меня от боевика.
Тот пытался зажать рану на бедре, из которой, как их фонтана, хлестала кровь. Вокруг него уже разлилось целое красное озеро. Он посмотрел на меня, и я прочитал в его глазах призыв к помощи.
— Ванда! — громко закричал я, — иди немедленно сюда.
Я не мог ничего сделать, так как в этом случае подверг бы себя неоправданному риску. Я помнил случай, произошедший с одним бойцом из моего отряда. Он стал оказывать помощь боевику, перевязал ему рану; тот же, почувствовав некоторое облегчение, достал спрятанный нож, ударил его прямо в сердце.
Ванда ловко справилась с обязанностями медсестры, быстро, а главное умело перевязала рану. Впрочем, она была не слишком тяжелая, так как пуля пожалела раненного и не задела кость. По злым взглядом боевика, который тот без конца бросал на меня, я сделал вывод, что он чувствует себя сносно. По крайней мере для допроса его состояние вполне было пригодным.
В этот миг я увидел, как к нам быстро приближаются отец Борис и Аслан. Парень буквально летел, и священник, несмотря на все старания, не мог угнаться за ним.
Аслан подбежал ко мне и уставился на раненного боевика. Затем перевел взгляд на меня.
— Это вы его ранили?
— Я.
Парень ожег меня взглядом и отвернулся. На чьей стороне его симпатии, сомнений не было никаких. Но меня это мало трогало.
Я подошел вплотную к боевику и навел на него автомат.
— Застрелить тебя сейчас или будешь отвечать на мои вопросы? Думай тридцать секунд.
Но вместо того, чтобы думать, все отведенное ему на это время, боевик посвятил его тому, что стал с ненавистью смотреть на меня. Сам не знаю, но почему-то я так рассвирепел, что был уже готов всадить в него очередь.
Тридцать секунд прошли, я взял наизготовку автомат.
— Либо начинаешь отвечать на мои вопросы, либо я стреляю.
— Задавай, — прохрипел раненный.
— Тебя как зовут?
— Салман.
— К какому отряду ты принадлежишь?
— Умару Султанову.
— А где мой друг Умар?
Я видел, как не хотелось ему отвечать на этот вопрос.
— Условия простые: не отвечаешь на любой вопрос, получаешь очередь в голову.
— Он в Верхнем, — сквозь зубы процедил боевик.
— Сколько с ним боевиков?
— Мало. Человек двадцать.
— Где же остальные?
— Ушли на задание.
Я задумался. Я знал: село Верхнее находилось недалеко от Свирского, в нескольких километрах от него и метров на пятьсот выше. Если боевик не врет и с Умаром осталось каких-то двадцать человек, то такой шанс ни за что нельзя упускать.
— Где он находится в селе?
— Это никто не знает.
Я взглянул ему в глаза и по их выражению понял: это в самом деле большая тайна, но этот парень посвящен в нее.
— Либо говоришь, где он, либо я стреляю. Если не знаешь, стреляю все равно.
Боевик на мгновение закрыл глаза.
— Пить, — внезапно попросил он.
— Попьешь, когда закончим нашу светскую беседу.
Отец Борис, который внимательно слушал наш разговор, отстегнул от пояса флягу и поднес ее к губам раненного.
— Я, кажется, вас не просил об этой услуге, — недовольно сказал я так как своим благородным поступком он ломал мне допрос.
— Вы же видите, что он ранен, — отозвался священник. — Представьте себя в таком же состоянии.
Я не стал спорить, меня сейчас несравненно больше волновала другая тема.
— Мы не договорили. Где скрывается Умар? Давай говори, ты знаешь это.
— На окраине, в последнем доме, у дороги, что ведет в горы.
— Там с ним все двадцать человек?
— Нет, дом не очень большой. Там обычно человек десять.
Только бы все, что он тут наговорил, была бы правдой. Я почувствовал, как загорается у меня внутри пламя нетерпения. Надо как можно скорей идти туда.
Я посмотрел на боевика и поднял автомат.
— Что вы хотите делать? — с тревогой спросил отец Борис.
— То, что сделал бы каждый нормальный человек на моем месте, я намерен его пристрелить.
— Но вы же обещали ему, если он ответит на все ваши вопросы, оставить его в живых.
— Вы невнимательно слушали, я говорил, что если он не ответит на любой из моих вопросов, получит свинец в голову. Но я не обещал после допроса оставить его в живых. Что мы будем с ним делать? Он не может идти, а нести его на себе я не собираюсь. И в любом случае он опасен для нас. Между прочим, у него не было бы сомнений: отправлять вас к вашему любимому Богу или нет?
— У него может быть, но вы же не он.
— Я делаю лишь то, что просто обязан сделать любой профессионал.
Я поднял автомат. Отец Борис бросился к боевику и прикрыл его своим совсем немаленьким телом.
— Либо вы убьете нас вдвоем, либо мы оба останемся в живых!
— Уйдите, я вас прошу. Это враг, он ненавидит всех нас и при случае пристрелит.
— Сейчас он раненный, и к нему следует относиться как к раненному. И не волнуйтесь, никакого неудобства он вам не доставит, я сам его понесу.
