Виталий Гладкий - Убить зверя
– Лишний запас горб не трет, – ответил Чагирь. – Когда еще подвалит такая лафа.
– Тебе бы все жрать… – Малеванный с отвращением смотрел на полосы медвежатины, которые его молодой товарищ развешивал вокруг костра для вяления.
– Путь не близок… – коротко ответил Чагирь.
– Нужно похоронить Зяму.
– Утром.
– Сейчас! Убери его отсюда.
– Нервишки шалят? – с нехорошим смешком поинтересовался Чагирь.
– Кончай борзеть, ты, шестерка! Я не привык повторять. Оттащи Зяму подальше и брось в трясину.
– Малеванный, ты забываешься… – голос Чагиря переполняла злоба. – Здесь тебе не зона. И ты не в таком состоянии, что можешь права качать. Захлопни пасть и сиди молча, пока тебя не спросят.
– Ты… ты что-о!? – Малеванный даже захлебнулся от ярости. – На кого бочку катишь, гнида!? Кто здесь пахан, ты или я!?
– Вы, ваше высочество, – Чагирь откровенно рассмеялся. – До тех пор, пока не придет амбец. А он уже не за горами.
– Хочешь меня на распил пустить? – Малеванный передернул затвор карабина. – Попробуй. Стой там!
Дернешься – получишь пулю. – Он стал на удивление спокойным – зловеще спокойным – и выдержанным.
– Зачем дергаться? – пожал плечами Чагирь. – Я лучше отдохну. С утра пораньше нужно плот варганить… одному. И не гони понты – мне на них плевать. И еще – если думаешь, что я тебя боюсь, то тогда ты просто дурак. Повторяю – здесь не зона.
– Падло… – на темном лице Малеванного сверкнули в зверином оскале все еще крепкие крупные зубы. – Ты смеешь назвать меня дураком? Подохни, сучара! – он с усилием поднял карабин и нажал на спусковой крючок.
В ночной тишине раздался громкий щелчок бойка.
– Что… как!? – пахан рванул затвор, чтобы посмотреть в патронник.
– А вот так, чушкарь ушастый, – Чагирь с нехорошей ухмылочкой протирал тряпицей рукоятку ножа. – Похоже, у тебя в школе по арифметике был неуд. Совсем считать не умеешь. Карабин – не автомат. Патроны твои давно тю-тю. А остальной боезапас вот в том вещмешке, – он ткнул пальцем в сторону – туда, где навалом лежали позаимствованные на кордоне вещи. – Так что, как говорится, слезай, приехали.
– Я тебя… с того света достану… – прорычал Малеванный, брызгая слюной. – Ты!.. – он от бешенства потерял дар речи и только мычал что-то маловразумительное – скорее всего, матерился.
– Не я первым начал этот цирк с карабином. И не я хотел тебя грохнуть за здорово живешь. – Чагирь говорил медленно, стараясь сохранять спокойствие. – Ты и в зоне был дерьмом, все права качал да ребра мужикам ломал. Не будь побега, тебя суки в параше утопили бы еще месяц назад. Это я, уже зная, что ваша компашка берет меня с собой, уговорил их немного подождать – якобы для того, чтобы момент выбрать более подходящий. Не знал? Тогда просвещайся… пока еще сопишь в две дырки.
– С-сука-а… – прошипел Малеванный и завыл, как волк-подранок: – У-у-у…
– Не вой на беду, урод. Прощай, завшивленный пахан…
Чагирь метнул нож так быстро, что Егорша, который, затаив дыхание, с невольным трепетом слушал этот страшный диалог, увидел только его рукоять, уже торчащую из груди Малеванного. Пахан дернулся несколько раз и затих. Чагирь удовлетворенно хмыкнул, выдернул нож из тела и воткнул его несколько раз в землю, очищая от крови. Затем он подошел к костру и, насадив кусок медвежатины на прут, положил его на рогульки, чтобы приготовить себе завтрак – небо на востоке уже начало светлеть и до рассвета оставалось не более часа.
Ошеломленный трагедией, разыгравшейся на его глазах, Егорша уже не знал что и делать. Чувство мести, поддерживающее подростка на всем пути от кордона до берега реки, не то чтобы угасло, но стало каким-то приглушенным, будто огонь в груди погас и остались лишь тлеющие уголья, присыпанные пеплом.
Воспитанный в любви, мальчик впервые в жизни столкнулся с нечеловеческой жестокостью и невероятным цинизмом. И если еще вечером он был готов перестрелять убийц родителей, словно куропаток, то теперь в его душе что-то перевернулось, и никакая сила не могла заставить подростка хладнокровно свершить задуманное.
Но он не мог, не имел права, отпустить Чагиря безнаказанным. Что делать, что делать!? С такими мыслями Егорша промаялся до восхода солнца, и лишь когда его первые лучи позолотили верхушки деревьев, он наконец принял решение…
Чагирь спал. Он так сильно устал, что уснул мертвецким сном с недоеденным куском медвежатины в руках.
Костер едва теплился, и легкий низовой ветерок разнес весть таежным обитателям, что их главное пугало – огонь – на последнем издыхании и что рядом с ним находится гора мяса. Лешак извелся, сдерживаемый неумолимым хозяином: своим великолепным нюхом пес мог чуять дичь на большом расстоянии, а здесь она была совсем рядом. Егорша уже заметил лисий выводок, беспокойно шастающий в густом осиннике; наверное, молодняк вела старая опытная лиса, которую на мякине не проведешь – она выжила только потому, что боялась даже собственной тени. Подросток не сомневался, что привлеченные аппетитными запахами свежатины где-то неподалеку бродят и волки, и росомаха, не говоря уже о мелких хищниках, для которых даже крохи со стола крупного зверья – настоящий пир.
Бандит проснулся только тогда, когда веревочная петля захлестнула ему шею. Егорша понимал, что тягаться силой с Чагирем он не может – тот все-таки был старше и гораздо опытней – а потому пошел на хитрость.
Подросток соорудил из веревки большой силок и с невероятным терпением и бесстрашием настораживал его почти час, пока не подвел петлю под голову Чагиря – тот наконец перевернулся на бок и угодил в смертельную ловушку. Мгновенно затянув узел удавки, Егорша подтащил ничего не соображающего, а потому почти не сопротивляющегося, бандита к сосне и, перекинув веревку через сук, сначала заставил Чагиря встать на ноги, а затем быстро намотал свободный конец веревки на ствол. Теперь бандит свободно мог только дышать; при любом резком движении петля затягивалась.
– Ты… кхр! – закашлялся Чагирь. – Ты кто?!
Подросток молчал. Он нашел неподалеку подходящую жердь и обрезал ее в нужный размер.
– Пацан… – наконец сообразил Чагирь, кто перед ним. – Зачем ты меня привязал?
Вопрос был совершенно глупым, это сразу понял и бандит, а Егорша – тем более; он по-прежнему деловито орудовал ножом, делая на толстой жерди глубокие зарубки.
– Слышь, малый, отпусти меня, а? – жалобно заныл Чагирь, видимо решив сменить тактику. – Чего я тебе сделал? Я охотник, на меня напали… эти… – он запнулся, подыскивая нужное слово. – Не знаю, кто они. В меня стреляли… Отвяжи, больно… – бандит попробовал сменить положение, но тут же немедленно выпрямился во весь рост – смазанная медвежьим жиром петля вгрызлась в горло, перехватив дыхание. – Кхр!
Кх-кх… З-задавит…
– Помолчи и стой спокойно. Будешь упираться – получишь пулю, – Егорша перезарядил карабин и, подойдя к Чагирю сзади, положил жердь ему на плечи. – Подними руки. Быстрее! – он больно уколол бандита ножом.
– И не трепыхайся… если хочешь еще немного пожить.
Чагирь не стал упираться и покорно дал привязать руки к жерди. Егорша критически осмотрел распятого бандита и остался доволен. Затем, связав ему ноги, он приказал Лешаку сторожить пленника, а сам лег спать – тяжелая дорога и бессонная ночь гнули его к земле с непреодолимой силой…
Он проспал до обеда. Не кормленный Лешак с вожделением поглядывал на куски медвежатины, но, повинуясь приказу хозяина, не отошел от Чагиря ни на шаг. Бандит даже не делал попыток освободиться – здоровенный пес при малейшем его движении злобно щерил клыки и угрожающе урчал. Пока Лешак насыщался, Егорша собирал пожитки. Он сложил в вещмешок все продукты, уворованные бандитами, добавив еще и вяленого мяса. Затем подросток отвязал Чагиря от дерева и, приспособив мелкашку, берданку и остальную поклажу ему на закорки, дернул за конец веревки, привязанной к талии молодого бандита:
– Топай. И не балуй – я не промахнусь, – Егорша многозначительно похлопал по прикладу карабина, который он держал наизготовку.
– Братан, может, все-таки договоримся, а? – заискивающе спросил Чагирь.
С привязанными к жерди руками, он напоминал Егорше распятого римского раба – такую картинку подросток видел в учебнике истории, оставленном ему ссыльным учителем.
– Серый волк тебе братан, – отрезал Егорша. – Иди, гад, и не дергайся.
– Кто ты? – Чагирь даже отшатнулся, встретив взгляд подростка, пылающий ненавистью.
– Я тот, у которого вы, подонки, убили мать и отца. Пошел! – едва сдерживая себя, чтобы не нажать на спусковой крючок, Егорша с силой ткнул дулом карабина в живот бандита.
Тот даже не охнул от боли. Глаза Чагиря вдруг остекленели, и он, опустив голову, молча поплелся впереди Егорши.
Их ждала трудная и длинная дорога.
Глава 12. Сатанист
