Виталий Гладкий - Убить зверя
Глава 12. Сатанист
Клевахин смотрел кино, отснятое Тюлькиным на похоронах Опришко и Кирюхина – в последний путь их провожали вместе. Именно кино, а не просто материалы оперативной видеосъемки: такого помпезного мероприятия город не видывал лет двадцать пять – со дня смерти молодого и энергичного первого секретаря обкома партии, по своей зеленой наивности решившего покончить в подведомственном ему регионе с кумовством и очковтирательством. (По официальной версии Первый попал в автокатастрофу, но опер Клевахин по чистой случайности успел ознакомиться с заключением медэксперта до того, как все материалы следствия изъял КГБ, где черным по белому было написано, что секретарь умер примерно за час до столкновения его служебной "Волги" с грузовиком от сердечного приступа; якобы сердечного приступа).
Кино было и впрямь весьма занимательным. Тюлькин только похрюкивал рядом от радости, когда Клевахин в который раз хвалил его за незаурядные операторские способности – старлей сумел запечатлеть на пленку самое главное, ради чего, собственно, и послал майор своего помощника на свершение служебного проступка.
– Какие люди в Голливуде… – мурлыкал себе под нос назойливо втемяшившуюся в голову песенку Клевахин, когда ему приходилось делать очередной стоп-кадр.
Да, процессия скорбящих впечатляла. Рядом с вице-премьером, родственником усопшего Опришко, шагал с хмурой азиатской физиономией вор "в законе" Чингиз, чуть поодаль рядком топтали чисто вымытый по случаю похорон асфальт начальник городского управления внутренних дел и "положенец" Базуль, управляющий областного отделения Госбанка едва не в обнимку шел вместе с некогда известным карточным шулером, а ныне богатым бизнесменом, продюсером фильмов "про братву"; помощник прокурора любезно беседовал с отпущенным под залог "избранником народа", которого спасала от тюрьмы его депутатская неприкосновенность и миллионы долларов, украденных им у своих глупых и чересчур доверчивых избирателей; мэр города, бывший партийный секретарь, безбожник и антихрист, едва не рыдал на плече у ряженого, истинно верующего атамана какого-то казачества, грудь которого украшали кресты и медали…
Бедлам! Бред! Клевахин только головой качал, глядя как чеканят шаг по сторонам траурной процессии бритоголовые "быки" в одинаковых черных куртках – охрана городского бомонда. Похоже, этими похоронами местные мафиози решили продемонстрировать народу кто на самом деле в городе правит бал.
Но особое внимание майора привлек высокий мужчина с рукой на перевязи, одетый во все черное. Он держался ровно, будто проглотил жердь, а его аскетическое лицо с крупным орлиным носом было неподвижным и бесстрастным. Мужчину хорошо охраняли – рядом с ним шагали такие же, как он, полузомби с отсутствующим выражением лиц и мертвыми ничего не выражающими глазами.
Это был Джангиров, глава секты сатанистов, как теперь точно знал Клевахин. Описание его внешности присутствовало и в показаниях Гольцова, охранника покойного Кирюхина, и в "чистосердечном признании" горе-динамитчика, богобоязненного Усольцева. И сегодня, ровно в одиннадцать нуль-нуль, майор ждал вызванного повесткой Джангирова для очень важной беседы.
Правда, Клевахин очень сомневался, что этот таинственный тип будет спешить к нему на встречу. У таких проходимцев всегда найдется масса документально подтвержденных причин, препятствующих исполнению гражданского долга – майор все-таки не рискнул поступить как обычно в таких случаях, и в повестке любезно назвал Джангирова свидетелем… -…Мне сказали, что ее не видели недели две, – голос Тюлькина вернул майора к действительности.
– Что? – недоуменно спросил Клевахин.
– Так я это… про девушку… – смешался старлей.
– А-а… – понимающе кивнул майор. – Ее родственников отыскал?
– Не-а, – сокрушенно вздохнул Тюлькин. – Она приезжая.
– Письма?..
– Подметено вчистую. Она снимала однокомнатную квартиру в Озерках – ну вы знаете – и жила без прописки. Соседям представилась как Лизавета. Да, да, именно – Лизавета. Или деревенщина, или шарила под сельскую. Жила тихо, никто к ней не приходил, даже подруги… если, конечно, они у нее были. Не говоря уже о мужчинах.
– А как насчет работы?
– Скорее всего, где-то трудилась: уходила в семь утра и являлась домой обычно после шести вечера.
– Что говорит квартирная хозяйка?
– Это еще та рыба… бляха-муха… – выругался Тюлькин. – Молчит словно партизанка. Или несет какуюнибудь чушь. По-моему, она свихнулась на почве политики. Все долдонит о новом пришествии коммунистов и рассказывает, как ей хорошо жилось при советской власти. Соседи говорили, что она постоянно ходит на митинги левых и даже состоит в партячейке, притом едва не на главных ролях. Старая мымра, мать ее…
– Короче говоря, полный облом… – то ли спросил, то ли констатировал Клевахин.
– Прижать бы ее, но как?
– Сапогами по ребрам, – раздраженно буркнул майор. – Черт! Куда не кинь, везде клин. Ладно, придется еще и мне с нею побеседовать. Кстати, фамилию девушки она тоже не назвала?
– На склероз сослалась. Но чует мое сердце – темнит, зараза. Или кого-то боится, или не желает колоться изза упрямства. Может, ее посадить на казенные харчи? На пару суток?
– Долго думал? – с сарказмом спросил Клевахин.
– Так ведь закон не возбраняет. Статейку найти – раз плюнуть.
– Типун тебе на язык. Мне только и не хватает, чтобы Атарбеков ноги за такую "липу" оторвал. Руки он и так почти каждый день выкручивает… вместе с Бузыкиным.
– М-да… – многозначительно промычал Тюлькин и с расстройства начал грызть ногти.
Девушка, о которой шла речь, была та самая, кладбищенская, с порезом на груди, ловко улизнувшая от оперативной группы в чем мать родила. Как оказалось, она-то и подвигла богобоязненного тихоню Усольцева на свершение теракта. Его история была в одно и то же время обыденной и совершенно экзотической. Он встретил ее, как обычно и бывает, случайно и вовсе не в церкви, что можно было предположить исходя из жизненной позиции Усольцева. Девушка ехала в трамвае, в вечерний час пик, и в давке ее прижали к хилым мощам современного пуританина с такой силой, что он едва не испустил дух, уткнувшись лицом между двух тугих холмов весьма соблазнительного бюста.
Этот скоротечный и с точки зрения христианской морали предосудительный контакт имел далеко идущие последствия. Впервые в жизни не пользующегося благосклонностью противоположного пола Усольцева не только не оттолкнули, но даже, как ему показалось, отнеслись с приязнью.
Дальнейшее происходило будто в рыцарских романах. Потерявший голову от мгновенно вспыхнувшей безрассудной любви, женатик Усольцев выследил где живет девушка и почти каждый вечер томился под ее окнами, с душевным трепетом ожидая неизвестно чего – объясниться ему не хватало смелости. Впрочем, случись так, можно было только посочувствовать новоявленному Казанове – узнай о его любовной интрижке супруга, от ветреного муженька только перья полетели бы. Клевахин подозревал, что дородная женушка несчастного влюбленного частенько его поколачивала; а рука у нее была тяжелая.
К большой досаде майора, Усольцев не знал, где работает девушка – он ни под каким видом не мог пропустить заутреню. Но зато тайный воздыхатель сумел проникнуть в самую сокровенную тайну девушки – к его ужасу оказалось, что по вечерам она не только вышивает гладью, как ему мыслилось, но еще и посещает сатанинские сборища в особняке Джангирова. Ему удалось проследить и где свершаются ритуальные мистерии секты сатанистов, хотя это было далеко не просто – девушку везли на кладбище машиной, с которой транспорт Усольцева, старенький велосипед, конечно же состязаться в скорости не мог.
В этом ему подсобил один из знакомых, у которого был "москвич".
Пораженный в самое сердце, оскорбленный в лучших своих чувствах, Усольцев решил отомстить негодяям, умыкнувшим у него мечту. Подвести под это мероприятие, так сказать, идеологическую базу не составило особого труда – в любой, даже самой мирной религии всегда найдется лазейка, оправдывающая преследование и уничтожение иноверцев, а тем более – слуг Сатаны. В свое время отец научил Усольцевамладшего обращаться со взрывчаткой, готовя себе смену. Но сын не оправдал его профессиональных надежд, хотя рыбу в старом карьере, который превратился в глубоководный пруд, все-таки глушил. Правда, по молодости. Найти взрывчатку и детонаторы особого труда не составило – отец был запасливым человеком…
– Все, – сказал Клевахин, устало потирая глаза. – На сегодня достаточно. Через полчаса у меня встреча… на высшем уровне. Забирай аппаратуру и дуй домой. Кассету я оставлю у себя. Встретимся после работы.
Нужно кое-что обсудить. А пока поработай с соседями девушки над ее фотороботом. Надеюсь, теперь ее изображение будет выглядеть гораздо достоверней прежнего.
