Кирилл Казанцев - Время пришло
Чувство в момент пробуждения было настолько неясным, что даже испуга не возникло. Чего бояться, если про это убогое жилище (одна кровать полкомнаты занимает!) никто не знает, а те, кто знает, сидят в полицейском «бобике» на улице и из последних сил делают вид, что они не спят. Ну, проснулся, бывает… Человек, страдающий избыточной массой тела, с кряхтением поднялся, отыскал под кроватью тапки и отправился, шаркая ногами, в ванную – такой походкой, словно сутки напролет катался на лошади. Привычка шаркать неистребима – пятнадцать лет прожить в компании кота, которого в темноте не видно. В крохотной «хрущевке» животных не водилось, но привычка, как песня, остается с человеком. Он посидел на унитазе для порядка (чтобы вторично не вставать), подремал, потом очнулся, воспользовался сливным бачком, выключил свет и побрел обратно – досыпать.
Вошел в комнату, и тут вспыхнул мощный фонарь! Свет направили не на него, а на уродливую и безобразную маску. Ошалевший мужчина узрел в полуметре от себя какое-то адское существо с оскаленной пастью, крючковатым носом, безумными глазами и торчащей в разные стороны волосней! Хватило мгновения, чтобы мужчина обезумел от ужаса и потерял контроль над собой. Он дернулся, тапки слетели с ног, и босоногий толстяк, крича, как подорванный, ринулся обратно в прихожую. Вернее, он думал, что бежит в прихожую, потерял ориентацию и с разгона вонзился в стену между кухней и прихожей! От удара померкло сознание, он запутался в ногах и бесформенной тушей растянулся на полу. Погас фонарь, одна из теней метнулась к «павшему», другая к окну – отогнула занавеску и стала всматриваться в темноту. Контур полицейской машины у подъезда неплохо просматривался. Шума там не слышали – из машины никто не вышел. Приятных сновидений, господа…
– О-бал-деть… – по слогам пробормотала женщина. – Слушай, дорогой, он реально убил себя об стену, ну и ну… А чего мы сделали? – в ее голосе прорезались обиженные нотки. – Маска как маска, во всех сувенирных лавках такие продаются. Зачем орать, головой о стену биться? Надо же, какие мы чувствительные…
– С маской ты явно перегнула, дорогая, – упрекнул ее мужчина, пересекая комнату, присаживаясь рядом и проверяя пульс под «складчатой» шеей. – Фантазия у тебя какая-то извращенная. Так и до инфаркта можно довести человека. Нам его, разумеется, не жалко, но мы же не убийцы. Включи-ка свет, – вспыхнул фонарь, озарив упитанное тело в пижаме – с непропорционально большой головой, покрытой клочковатыми седыми волосами, угреватым «картофельным» носом, пухлыми, как у бурундука, щеками. На лбу у «пострадавшего» расплывался здоровый синяк – прямо на глазах он менял очертания, набухал, наливался красками.
– Арт-хаус какой-то… – пробормотал мужчина. – В прокурорском мундире Кондратий Филиппович смотрится респектабельнее… Ничего неисправимого, милая, это не смерть, а глубокий обморок. Но ударился он душевно, в чувство придет не скоро, а если оживить его насильственно, то удовольствие уже не то. Кондратий Филиппович просто не поймет, что происходит. Жалко, дорогая, второй сбой допускаем, первый – с Зоей Васильевной, но там выкрутились, теперь с Кондратием Филипповичем… Ладно, это не фатально.
– Вот так и уйдем? – расстроилась девушка.
– Ну, давай ментам в «бобике» накостыляем, – усмехнулся мужчина, – чтобы не спали на работе. Но знаешь, даже не хочется – плотная ночка выдалась. И наказывать нужно за дело, а не потому, что мы раздражены. Ты расстроилась? – он тихо рассмеялся и обнял девушку за плечи. – Ничего, дорогая. Ну, вымажи ему физиономию несмываемой краской – она лежит в сумке. Можно в ванной помадой что-нибудь написать, дескать, были Страшные Мстители, очень расстроились. Кондратий Филиппович сам себя наказал – жил в страхе, чего стоит один переезд в эту конуру, пережил такой шок – я имею в виду твою маску, да еще башкой об стену. Я вот что хочу тебе сказать, – он заговорил серьезным тоном. – Бывали времена, когда Кондратий Филиппович был приличным человеком. Не поверишь, но это так. Особенно в бытность заместителем прокурора в Зубцове. Взятки не брал, возбуждал, где надо, не возбуждал, где не надо, исправно надзирал за соблюдением законности, конфликтовал с тамошним судьей, отстаивал свою принципиальную позицию перед руководством. Потом перебрался в Качалов, женился на своей упырихе – бабе-пылесосе, которой все давай, давай – денег, положения, выходов в свет, машин, дач, коттеджей… Затянуло человека, сообразил в один прекрасный миг, что законность как ни блюди – ее не будет. Во всяком случае, в нашей прогнившей системе, где все мы родом из «совка». Чем бороться – лучше поучаствовать. Так и покатилось. И куда подевалась прежняя принципиальность? Парочка подношений, жена цветет, цивилизация дарует блага, и отвечать ни за что не надо, уступил в одном, уступил в другом, сам воспользовался положением… В общем, всосала Система человека. Жалко его – ну, в самой глубине души. Хотя горбатого могила исправит…
– А мне он не нравится, – решительно заявила девушка. – И даже не уговаривай. Не могу уйти, не сделав пакость, – она встрепенулась. – Что ты там говорил про краску?
Подполковник Осокин еле сдерживал праведный гнев. Все его логические выкладки оказались верны. А местные работники – просто бараны! У Юрия Андреевича имелся колоссальный опыт. Он все понимал, обладал звериной интуицией, и будь он проклят, если ему кого-то из этих вурдалаков было жалко! Но пышный прием, учиненный ему «мстителями» – три инцидента за ночь! – он расценил за личное оскорбление. Эти бандиты просто глумятся над ним! А хрупкое самолюбие подполковника полиции так просто уязвить…
Информация начала поступать еще в субботу. Полиция вновь обложила Зубиловку и прославившееся общежитие. Из тех семерых, что парились в застенках у Кудесника, закрыли только пятерых. Двое пропали! Они же не идиоты, чтобы сидеть и ждать, пока полиция начнет работать головой, а не задницей! И самое противное, что об этой парочке никто не мог толком рассказать! Временами виделись, здоровались. Вроде бы снимали тут жилье. Ночевали не каждую ночь – имелось, стало быть, резервное жилье. Они не выглядели парой в обычном понимании этого слова. Иногда их видели вместе, иногда порознь. А если между ними и был секс, то кого это волнует? Вся общага погрязла в блуде и грехе, даже гастарбайтеры, приходящие лишь ночью, далеко не ангелы. Парочка действовала грамотно – ни одного разговора по душам с соседями, ничего информативного во фразах – чем реально занимаются, как относятся к жизни и власти. В общении такие же, как и все, – могли и выпить, и шуточку сальную ввернуть. Они НЕ ВЫДЕЛЯЛИСЬ! И вместе с тем были закрытыми, как разведчики в глубоком вражеском тылу. Хорошо, что сохранились ксерокопии паспортов – впрочем, по месту постоянной регистрации они давно не жили, соседи вспоминали, что такие существовали – люди как люди, а что касается печальных жизненных историй, каких-то обид на власть – то у кого их сейчас нет? Конечно, не повезло этой девушке…
Но «положительная динамика» все же просматривалась. Таинственные «мстители» уже не выглядели такими таинственными. У них имелись лица и паспортные данные. Юрий Андреевич вызвал к себе Кудесника – они стояли напротив друг дружки, озлобленные, набычившиеся, раздраженные, яростно недолюбливающие один другого и все же призванные работать вместе. Перекрыть все выезды из города, перекрыть все поля, овраги и кладбища, примыкающие к Качалову! Прибудут подкрепления из района и соседних населенных пунктов – людей распределять грамотно. Зачистить Качалов, но не «топором», чтобы население тут взвыло и кинулось с вилами на мэрию. Тактично, деликатно, объясняя людям, что полиция бережет их сон и надежно стоит на страже демократических завоеваний, гражданских прав и свобод. У каждого работника правоохранительных органов должны быть фотографии подозреваемых и их личные данные. Такие же фото – у всех «внештатных» сотрудников. Они же – увеличенные, со страшными подписями – на каждом фонарном и телеграфном столбе, на всех досках объявлений и прочих публичных местах, вплоть до единственного бесплатного общественного туалета в торговом центре. Результат должен быть уже сегодня – в воскресенье!
– А вы не допускаете мысли, Юрий Андреевич, что эти двое уже укатили из города? – мрачно вымолвил Кудесник. – Сделали гадость и смылись, зная, что мы закроем Качалов.
Тема была больной, но что-то подсказывало Осокину, что это не так.
– Не думаю, Аркадий Григорьевич. – сбавил он накал. – Не могу избавиться от мысли, что у этих людей имеется своя профессиональная… или назовите ее как хотите – гордость. Они будут стоять до конца – пока не попадутся… или пока не выполнят все, что запланировали.
– Вы полагаете, у них наполеоновские планы? – Кудеснику снова стало не по себе.
– Я полагаю, что все, ими совершенное, – еще цветочки. Не впадайте в панику, подполковник, сейчас не самое подходящее для этого время. Поздно пить боржоми. Сейчас – или они нас, или мы их. Усильте охрану должностных лиц… тех, кто еще не пострадал. И сами будьте настороже. И еще, – он смерил незадачливого «шерифа» неприязненным взглядом. – Злоумышленникам стало известно, что Николай поедет к судье Горшевичу. Об этом были в курсе несколько ваших работников – те, что предоставили адрес дачи, те, что присутствовали при этом, те, что путано объясняли, как проехать, – в итоге он долго плутал по лесам и дачным поселкам, злоумышленники его опередили и красиво всех уделали. Вы должны отчетливо представлять, Аркадий Григорьевич, что один из этих людей слил информацию злоумышленникам. И слил оперативно – не сходя с места. Выявите круг этих людей и проведите расследование с привлечением толковых оперативников. Я не призываю вас арестовывать всех этих людей и подвергать их пыткам – в этом случае вы наживете еще больше врагов, – но сделайте так, чтобы от дальнейшей работы эти люди были отстранены.
