Максим Гарин - Атаман. Кровь за кровь
«Бузуев и подполковнику психоанализом мозг загадил», — подумал Терпухин.
— Юрий, ты прекрасно знаешь Бузуева, — не унимался Калинин. — Он работал с Мальтецким. Они вошли в доверие к Мозольцеву, и тот взял их к себе в долю. Мозольцев регулярно сдавал небольшие партии наркоты, для отчетности. Но потом пошли провалы — вмешались какие-то чужаки… Нам нужно вернуть деньги. Вот стоят ребята, — подполковник кивнул в сторону офицеров, — они расписались за получение наркотиков. Наркотики уплыли, а где же денежки?
— Я не видел их…
— Ты хочешь сказать, что был при сделке, участвовал в ней и ничего не видел? — стал злиться Калинин. — Ты должен доверять мне.
— Я хочу встретиться с адвокатом, — Терпухин устало закрыл глаза.
— С адвокатом? Вот тебе адвокат!
Разъяренный Калинин неожиданно выскочил из-за стола и ударил Терпухина в лицо сначала ладонью, потом кулаком. Третий удар он нанес в солнечное сплетение. Это происходило на глазах у офицеров.
Юрий много раз слышал о грубости и рукоприкладстве в рядах правоохранительных органов, но ни разу в жизни не сталкивался с этим напрямую. От унижения Терпухин кусал губы.
— Хорошо, — сказал один из офицеров, — теперь мы сами.
Он присел перед лежащим Терпухиным на корточки и выразительно произнес:
— Меня зовут Андрей Сизоненко. Я работал вместе с Валькой по делу Мозоля. Очень жаль, что он погиб, это был хороший человек. Отвечай по порядку.
— Наркотики ты видел?
— Да.
— Что было дальше?
— Дальше поднялась стрельба, яхту взорвали, и дело с концами… И вообще, почему я должен давать показания? В чем меня обвиняют?
— Ты можешь мне не отвечать. Можешь вообще отказаться давать показания. Тогда придется отвечать другом месте и при других обстоятельствах. Мы можем передать тебя людям Мозольцева. Его гориллы быстро найдут способ заставить тебя говорить…
— Так вы все заодно, значит? — прохрипел Терпухин, сплевывая кровь.
— Ладно. Посиди, подумай. В конце концов, мы можем официально предъявить тебе обвинение в соучастии в преступлении…
— Каком преступлении?
— Хищение в особо крупных размерах — раз, причастность к смерти сотрудника ФСБ — два, торговля наркотиками — три… Продолжать?
— Я ничего не знаю, оставьте меня в покое…
Камера, в которую завели Терпухина была душной, но просторной. В ней, очевидно, содержались лица, к которым требовался особый подход. Синтетический коврик на полу, вазочка на тумбочке, от кабинки туалета тянет карболкой…
Вначале пряником, — подумал Терпухин, — потом кнутом… Вот сволочи! А я ведь и сам толком ничего не знаю! Ну и влип я с этим Бузуевым! Впрочем, он мертв… Теперь на него повесят все: и смерть Бузуева, и пропажу огромной суммы денег. Терпухин лихорадочно припоминал Уголовный Кодекс. Что ему грозит? Восемь, двенадцать, а то и все пятнадцать лет где-нибудь в переполненной клопами и уголовниками камере.
Атамана стал регулярно навещать Мальтецкий, господин Мальтецкий, как обращался к нему Терпухин. Служба в органах многому научила Мальтецкого, он говорил вкрадчивым голосом, убеждая Терпухина сознаться во всем, расставлял свои сети, пытаясь запутать бывшего сослуживца.
Терпухин рассказал Мальтецкому все, утаив лишь некоторые детали — обстоятельства первой встречи с Валентином Бузуевым и тот факт, что ему требовалась огромная сумма для выкупа. Мальтецкий вроде бы поверил в искренность Терпухина, и на некоторое время допросы прекратились, но вскоре к нему в камеру зачастил подполковник Калинин.
Калинин начал с того, что приказал контролерам надеть на Терпухина наручники и извинился за грубость, проявленную им при задержании. Затем поставил на тумбочку бутылку водки. Так они и пили — Терпухин в наручниках и заискивающий перед ним Калинин.
За этой бутылкой подполковник рассказал Терпухину о своей нелегкой жизни, рассуждал о жизни вообще, обвинял во всех русских бедах иностранцев. Причем немцев, поляков, американцев или французов он просто бранил, а говоря об азиатах, кипел от негодования. Больше всего досталось почему-то казахам, вероятно, по причине обширности территории, «незаконно отхваченной» у России. Чеченцев, ингушей и прочий «нерусский элемент» Калинин вообще предлагал изолировать в горах ради будущего процветания великой России.
Не знал, да и не мог знать шовинистически настроенный подполковник, что в это время в чеченских горах, в выдолбленной еще в прошлые века пещере, в которой и днем и ночью сидят русские пленники, точно так же разглагольствует точно такой же шовинистически настроенный чеченец, утверждающий, что все зло на планете Земля идет от русских. Главным аргументом в рассуждениях чеченца-охранника был автомат Калашникова, и не само оружие, а тот факт, что лучший в мире инструмент для истребления рода людского изобретен русским оружейным мастером Калашниковым.
— Вы только подумайте, — говорил охранник пленникам с вялыми, безжизненными лицами, — русские вымирают и хотят увести за собой в гроб все человечество. Русским, вообще славянам, а пожалуй, и всему немусульманскому миру присуще стремление к самоистреблению. Даже религия ваша, христианство, основана на страдании, на пагубной страсти к самобичеванию. Вы любите распятого на кресте человека, подразумевая, что ваш Христос якобы пострадал за вас. А на самом деле вы любите этот фетиш, любите это изуродованное тело…
Среди пленников была Катерина. Она сидела, уткнувшись лицом в плотно сжатые и обхваченные руками колени и видела свою пылающую в огне станицу, Федора Прокопова, станичного выпивоху, который лежал посреди улицы лицом вниз с подогнутыми под себя руками. Видела Катерина своего соседа Бориса, тоже убитого перед зарослями крапивы возле речки, расстрелянных Антонину Валерьевну Гунькину, Петра Якубова и несчастного Крашенинникова, проболевшего свои шестнадцать лет гемофилией и погибшего от чеченской пули…
Калинин вышел, по привычке осторожно, закрыв за собой дверь. Терпухин задумался. Какой Калинин хитрый, предусмотрительный, коварный! Столько времени теряет на то, чтобы войти Терпухину в доверие! Понимает, что не так-то легко сломать бывшего бойца спецназа. Но Терпухин никогда не простит зарвавшемуся подполковнику его дикой выходки. Претерпеть такое унижение, и от кого? От офицера МВД!
«Что-то контролеры долго не идут наручники снимать», — мелькнула мысль. Дверь неожиданно отворилась, и в комнату вошел очень толстый молодой мужчина, довольно прилично одетый. Терпухину показалось, что он где-то видел этого человека. И не ошибся. Это был адвокат, известный по самым скандальным делам. Нельзя было сказать, что он действительно помогал своим подзащитным. Его способ защиты состоял в том, что он организовывал в газетах невообразимую шумиху вокруг следствия, а потом и судебного процесса. Это гарантировало то, что судьи требовали неопровержимых доказательств вины подозреваемых. А с этим у следователей всегда туговато.
Адвокат представился и заявил, что будет защищать интересы Терпухина.
— Расскажите вкратце обстоятельства вашего дела, — попросил адвокат.
— А почему я должен вам доверять? — нахмурился Терпухин.
— А почему вы не должны мне доверять? — улыбнулся толстяк.
— Как же я могу доверять вам, — сказал Терпухин, — если я не знаю, на кого вы работаете?
— А вы не спрашиваете меня об этом.
— Ладно, кто вас нанял?
— Люди, которым вы небезразличны.
Терпухин понял, что это могла сделать только его новая знакомая Сюзанна. Именно она, пользуясь своими связями в спортивном мире, привлекла к его защите знаменитого адвоката.
После того как адвокат удалился, в камеру пришли два сотрудника следственного изолятора и заявили, что Терпухину изменена мера пресечения. Затем какие-то люди, рангом помельче, с Терпухина сняли наручники и повели на улицу. Терпухин подумал, что если отпускают на волю, то он должен поставить свою подпись под приказом о невыезде. Никто ничего от него не потребовал. Это насторожило Юрия.
