Уоррен Мерфи - Разгневанные почтальоны
– Послушай, ты и так поступил плохо, когда засунул пленку ему в глотку. Оставь ты беднягу в покое!
– Я оскорблю его еще сильнее, – не унимался учитель.
– Как же?
Старик разразился японской фразой, в которой Римо не понял ни слова.
– И что же это значит?
– У твоей матери торчит пупок. Для японца звучит очень обидно.
Римо с трудом подавил улыбку.
– Что ж, давай, если хочешь. Будем надеяться, что он не «пойдет на почту».
– Я не понимаю, почему «они ходят на почту», не понимаю это их недовольство. Почему почтальоны так поступают, Римо?
– Надеюсь, если мы наконец попадем в почтовое отделение Оклахомы, нам удастся все выяснить.
* * *На здании почтового отделения Оклахома-Сити до сих пор виднелись трещины после взрыва в 1995 году здания федеральных служб имени Альфреда П. Марра, который произошел всего в нескольких кварталах отсюда. В тот момент когда Римо с Чиуном подъезжали к почтовому отделению, другое такси высадило маленькую блондинку с огромным рюкзаком за плечами. Она устремилась в здание с такой быстротой, как будто за ней кто-то гнался.
– Осторожнее, Римо, она работает на почте.
– Откуда ты знаешь?
– Обрати внимание на ее испуганное лицо, нервозность, беспорядочные жесты. Она явно скоро кого-нибудь или что-нибудь отправит на почту.
– Ты хочешь сказать – «пойдет на почту». Я думаю, она просто спешит, папочка.
Когда они вошли, навстречу им неожиданно выскочила блондинка. С потухшими глазами, по всей видимости, огорченная чем-то.
Зацепившись каблуком за ступеньку, девушка полетела вниз. Римо тотчас поймал бедняжку и с интересом скользнул взглядом по ее лицу.
– Я вас знаю? – спросил он, поставив блондинку на ноги.
Она, тряхнув головой, мигом привела прическу в порядок.
– Нет. Мы с вами никогда раньше не виделись, – смущенно проговорила девушка, избегая смотреть Римо в глаза.
– Мне знаком ваш голос, – сказал Римо.
– Я не местная.
– И мне тоже, – заявил Чиун, задумчиво поглаживая бороденку.
Оба пристально разглядывали худое лицо девушки, копну светлых волос и красные губы. У блондинки были правильной формы нос, золотистый цвет кожи и синие-синие глаза. Таких Римо еще никогда не видел.
– А теперь пустите меня, – сказала она, отстранившись от Римо.
И тут его осенило.
– Тамайо Танака! – воскликнул Римо.
– Кто? – удивилась девушка.
– Перестаньте валять дурака! – огрызнулся Римо. – Я узнаю ваш голос.
– Да, – добавил Чиун. – Вы Тамайо Танака, и вы почему-то стали белой.
– Ш-ш-ш! Ладно, ладно. Вы меня раскусили. Я выполняю секретное задание.
– В Оклахома-Сити? Вы же бостонский репортер.
– Студия послала меня в Нью-Йорк, чтобы освещать серию сегодняшних взрывов, а я связала их со стрельбой в суде. Вот почему я здесь. Я единственный репортер, который освещает обе стороны инцидента.
– А что с вашими глазами? – спросил мастер Синанджу.
– Ничего.
– Они круглые! У Тамайо Танаки должны быть японские глаза.
– Ах да. Только никому не говорите. Так надо. Я втираю гель в уголки глаз, и когда он высыхает, то вытягивает их так, что глаза кажутся круглыми. Но пусть это будет нашим маленьким секретом, хорошо?
– Вы сошли с ума! – возразил Чиун. – Вы не японка, ставшая белой! Вы белая, ставшая японкой: Какой же человек в здравом уме захочет казаться японцем?
Тамайо Танака внезапно стала похожа на затравленного зверя. Ее голубые глаза тревожно бегали из стороны в сторону, как бы пытаясь нащупать путь к отступлению.
– Я категорически отрицаю, что я белая, – заявила она. – Я не стыжусь быть белой – то есть не стыдилась бы, если бы была ею, хотя вы понимаете, что я не белая, но я японка. Правда.
– Вы белая, – настаивал Римо.
– И с желтыми волосами, – добавил Чиун.
– Они крашеные, – зарделась Танака.
– Я не вижу темных корней.
– Ладно, ладно. К чему скрывать? Моя бабушка по материнской линии на одну восьмую была японкой. Во мне течет немного японской крови. Достаточно, чтобы работать в тележурналистике. Я нигде не показываюсь без темного парика.
– Скажите об этом Диане Сойер, – проворчал Римо.
– Она делала это еще до того, как ведущие из Азии стали модными, – возразила Танака.
– Похоже, сейчас ваша известность вам не помогает.
– Почтмейстер меня футболит. Пока не окончится перерыв на кофе, посторонним вход воспрещен. Вы когда-нибудь слышали, чтобы почтовое отделение закрывали на перерыв для принятия кофе? Думаю, просто предлог.
– А как насчет почты? – спросил Римо.
– Вы когда-нибудь посылали видеозапись со срочной доставкой? Счастье, если она дойдет через четыре дня. А трехдневная доставка? Минимум от пяти до семи дней.
– Пойдем, папочка. Посмотрим, что там внутри.
– Вы хотите войти? – спросила Танака, приподнимая свой рюкзак. – Там внутри моя скрытая камера. Ох, и потайной микрофон тоже. Отвернитесь, пока я отцеплю секретное устройство, вмонтированное в лифчик.
– И не мечтайте, – обронил Римо, проходя мимо нее.
Загораживая проход в вестибюль, у дверей стоял охранник в форме и держал руку на кобуре. Судя по выражению его лица, он охранял вход в Форт-Нокс[8].
– У нас перерыв, – грозным тоном заявил охранник.
– А у вас нет, – возразил Римо.
– Я на посту.
– Какой здесь может быть перерыв? – удивился Римо.
– Попрошу вас вернуться и подождать, пока двери не откроют, – холодно сказал секьюрити.
– Они уже открыты. Смотрите! – произнес Римо. Руки Римо скользнули к охраннику, схватили его за пояс и рванули на себя. Ремень, на котором болталась кобура, лопнул на спине, и охранник покатился вниз по ступенькам.
Римо захлопнул дверь у него перед носом. И перед носом Тамайо тоже. Упав на одно колено, она рванула на груди блузку, как Кларк Кент, превращающийся в Супермена, и воскликнула:
– Смотрите мне прямо между грудей! Расскажите, почему это учреждение на замке.
* * *Подобрав свои многочисленные юбки, мастер Синанджу заметно посуровел:
– Мы должны быть готовы к вступлению в царство недовольных.
– Не думаю, что у нас будут какие-то проблемы, – отозвался ученик.
Распахнув внутренние двери, они вошли в операционный зал и в недоумении остановились. Все стены были выкрашены в яркий розовый цвет.
– Жаль, никто не подсказал художнику, что так нельзя, – оглядевшись, хмыкнул Римо.
В окошечках никого не было. Тем не менее откуда-то доносился аромат свежесваренного кофе и слышался низкий, музыкальный гул голосов.
– Похоже на рекламу кофе, – заключил Римо и толкнулся в дверь, на которой значилось: «Начальник отделения».
– Давай поговорим с главным, – бросил он Чиуну.
Когда они вошли, начальник яростно крутил телефонный диск. Он посмотрел на Римо и Чиуна как школьник, которого застали за ковырянием в носу.
– Кто вы? – в страхе проговорил он.
– Почтовый инспектор, – ответил Римо.
– В майке?
– Так надо. А это мой партнер, он глубоко законспирирован.
– В Японии мои портреты вывешены во всех почтовых отделениях, – поклонившись, произнес Чиун.
Начальник почты снова сел.
– Вас послал ГП?
– Может быть, – сказал Римо, не имевший представления, кто такой ГП.
– Я думаю, что ситуация под контролем. Сейчас у нас чрезвычайный перерыв для принятия успокаивающего кофе.
– Кажется, ваши служащие весьма довольны.
– Они что, поют?
– На мой взгляд, это скорее похоже на жужжание.
– Боже мой! Сработало! Надо пойти посмотреть.
Вслед за начальником почты мастера Синанджу проследовали в какую-то комнату, где на старых металлических рамах лежали холщовые мешки для почты, а в розовых ячейках – всяческая корреспонденция. Весь персонал сортировочного участка сгрудился вокруг кофеварки, распевая песни Барри Манилофф.
– Они всегда такие чудные? – спросил Римо.
– В кофе подмешан «прозак», – признался начальник почты. – Он бьет по мозгам не хуже адреналина.
– Вы им что-то подмешивали в кофе?
– Не я. Это специальный кофейный рацион ПССШ, созданный для поддержания психологической устойчивости по приказу самого ГП. – Он понизил голос. – Я, правда, никогда не думал, что придется его применять.
– И что при этом происходит?
– «Прозак» поднимает уровень серотонина.
– А что такое серотонин? – спросил Римо.
– Насколько я знаю, это какое-то успокаивающее вещество, вырабатываемое в мозгу. Впрочем, сам я не пробовал. Должен же кто-то сохранить свежую голову.
Очевидно, их разговор услышали, потому что один из почтовых служащих запел импровизированную песенку.
Серотонин,
Серотонин,
дорме-ву[9],
дорме-ву?
К нему присоединились остальные.
Сонне ле матен![10]
Сонне ле матен!
У почтальона хорошее настроение.
У почтальона хорошее настроение.
Когда они начали второй куплет, Римо вытащил изготовленный в ФБР портрет Юсефа Гамаля и сказал:
