Евгений Сартинов - Черный риэлтер
— Почему сожитель? — обиделась Любка. — Муж.
— Постой, его как фамилия?
— Цепляев.
— А ты кого убила?
— Сашку.
— Цепляева?
— Ну да, старшего его брата.
— И живешь с младшим?
Дама ухмыльнулась, и, затянувшись папиросой, весело продолжила:
— А чё такого? Хрен ровесников не ищет. Там у них еще трое меж ними, между Сашкой да Колькой, да Валька еще, сестра ихняя, младшенькая, сука подколодная, проститутка е… Чё мне, нельзя жить с тем, кто младше?
Колодников засмеялся, и махнул рукой.
— Ладно, живи как хочешь и с кем хочешь.
Они вышли за ограду, закурили.
— Не диранет этот Коля с испугу из города? — спросил Демин.
— Ну, до вечера он хрен на ноги встанет. А там нам надо его непременно допросить.
— Ты думаешь, что это не он старика замочил?
Колодников отрицательно покачал головой.
— Мелковат он для этого. Коля у них младшенький, сидел только по хулиганке. Это старший, Сашка, тот, которого эта сова замочила, вот он за осознанную мокруху пятнашку отмотал.
К вечеру Астафьев сумел найти человека, способного перевести язык глухих на обычный, человеческий разговор.
— Я двадцать лет возглавлял общество инвалидов, подо мной были не только глухонемые, но и инвалиды-колясочники. Какая была мощная организация! У нас и свои цеха были, мы столько самой разной мелочевки делали: и ложки алюминиевые, и кружки, и щетки. А какая была самодеятельность! А спорт! Мы же со своими стрелками-колясочниками весь союз объездили, сколько призов брали! И по стрелковому оружию призы брали, и по дартсу. А сейчас все это развалилось, все позакрывалось, никто ими толком не занимается, — делился своими воспоминаниями, Валентин Александрович Викторов мужчина лет семидесяти, с белоснежной шевелюрой и благородным, как у киношных графов, лицом.
Они приехали в больницу, и тут же увидели выходящего из приемного покоя Шварцмана. У того было расстроенное лицо, и Юрий подумал, что это все из-за немого.
— Сань, не переживай, я тебе переводчика привез. Можешь допрашивать своего немого.
— Поздно, Юрий Андреевич.
— Что такое? Умер?!
— Сбежал наш немой. И с больной ногой дал деру.
Юрий разозлился.
— Сбежал?! Как сбежал?! Что ж ты охрану ему не выписал?
Черный огорченно махнул рукой.
— Да, врачи меня вчера убедили, что он вообще ходить не сможет как минимум месяц. Я спокойно так его и оставил. А сейчас приехал — а он уже в обед деру дал. Никто и не заметил, как он оторвался. Соседи по палате сказал, что он встал, как был в этой больничной пижаме, взял чужие костыли, и ушел. Они и хватились его только потому, что старик, чьи костыли были, хипишь поднял.
— Простите, а как выглядел этот немой? — спросил Викторов.
— Ну, рост выше среднего, — начал вспоминать Шварцман.
— Мощного сложения, — подсказал Юрий.
— Да, ручищи такие, кулаки так с мою голову будут.
— Шея как у быка, и глаза на выкате. Плечи такие странные, — Юрий даже изобразил своего недавнего противника.
Викторов засмеялся.
— Да это же Квазимодо! Он еще так сильно сутулиться?
— Ну да, как будто горб у него, — согласился Черный.
— И сила у него дурная, — дополнил Астафьев. — Он ломом из тридцатки как перышком махал.
Викторов кивнул головой.
— Тогда это точно наш Квазимодо. Кличка у него такая, еще с детства. Он, вообще, ошибка природы. Глухонемые, они обычно по наследству становятся. У нас столько пар было таких. И они глухонемые, и дети их. А у него и мать нормальная, и отец, и брат. Дед один, как говорят, со стороны матери был немым. И вот, через сколько поколений все аукнулось на нем одном.
— Если это так, то этот ваш Квазимодо плотно сел на иглу, — сказал Шварцман. — Медсестра рассказывала, что у него «дорожки» на обоих руках.
Викторов тяжело вздохнул.
— Это значит, брат его младший подсадил, Лешка. Он давно уже наркоманит. Как работу потерял, так и понеслось.
Юрий сразу вспомнил крик одного из нападавших: «Лешка».
— А где они живут, эти братья, вы не знаете? — спросил Юрий.
— Как же не знаю, знаю. Щорса сто, квартира двенадцать.
— А фамилия их как?
— Бултыхаевы, Леша и Коля. Отец у них умер года два назад, а мать жива. Хорошая женщина, такая, из ответственных, всегда у нас активисткой была. Она бухгалтером всю жизнь проработала. Жили довольно зажиточно, неплохо жили.
Они поехали по указанному Викторовым адресу.
Дверь им приоткрыла женщина лет пятидесяти, с усталым лицом.
— Что надо? — не очень приветливо спросила она.
— Сыновей ваших, Алексея и… — Юрий замялся.
— И Николая, — подсказал сзади Викторов. Женщина, до этого не проявлявшая положительных эмоций, вдруг просто засветилась от радости.
— Валентин Александрович, как давно я вас не видела!
— Добрый день, Мария Антоновна.
— Проходите-проходите, — Мария Антоновна, уже не расспрашивая ни о чем, откинула цепочку.
Квартира смотрелась чистенькой, но, по нынешним временам, бедненькой. Старенький телевизор, уже сильно истрепанный ковер на стене, простенькая стенка семидесятых годов с обилием однотипных книг, собраний сочинений.
— Как вы поживаете, Валентин Александрович? Как ваша жена? — спросила хозяйка дома.
— Да, как может проживать современный пенсионер? От пенсии до пенсии. Так с ней и выживаем.
— Да, а ведь как хорошо мы при вас то жили! И Колька был пристроен, работал ведь, молотобойцем, и Лешка делом занимался, токарил. А сейчас вот — три дня детей дома нет, и не знаю даже где они.
— А Лешка, я слыхал, наркоманить начал? — спросил Викторов.
Хозяйка огорченно махнула рукой.
— И он, и Колька. Они как дома, так я и не ухожу никуда. Боюсь, что упрут последнее. Хрусталь вон все, уже кончили, — она махнула рукой в сторону серванта. — Ковер еле отстояла. Материться научилась, и, знаете что интересно, пока не материлась — они меня не воспринимали. Как начала — так все, зауважали, слушаться чуть-чуть стали.
— А где они могут быть сейчас? — спросил Юрий.
— Может в Цыганском поселке. Друг у них там, Дегтярь такой. Старый уже мужик, седой такой. Он, мне кажется, и подсадил их на иглу. Они, сначала, как вот так пропадали, не ночевали дома, я все больницы обзванивала, в морг могла среди ночи позвонить. А сейчас нет! И не волнуюсь даже. Нет их, и как-то хорошо даже, спокойно…
В это время в дверь позвонили. Хозяйка пошла открывать, а Юрий на цыпочках за ней.
— Кто? — спросила строго хозяйка.
— Это я, Костик, — донеслось из-за двери. — Теть Маш, меня Алешка послал, Кольке одежда нужна. Ну, там штаны, куртку, свитер.
Хозяйка дома рассердилась.
— Это еще зачем?! Откуда я ему что возьму? Сам ведь он все свои шмотки цыганам снес. Его что, раздели?
В это время посланец братьев рассмотрел за спиной хозяйки лицо Астафьева. Этого было достаточно, что бы Костик принял верхний старт. Юрий так же узнал этого хлопца. Именно он так отчаянно крикнул этим, своим юношеским дискантом «Леха» прошлым вечером.
— Стой! — крикнул Юрий, и рванулся вслед за гостем. Но, сначала этому помешала Марья Антоновна, а потом оказалась, что пацан бегал гораздо шустрей тридцатилетнего майора, так что через пятнадцать минут запыхавшийся и злой Астафьев вернулся к дому. У подъезда его ждал Шварцман.
— Не догнал? — спросил он.
— Нет, шустрый больно.
— Что-то мне его фейс больно знаком. Не проходил ли он у нас раньше по малолеткам?
— Ладно, ты проверь, а еще про этого Дегтяря надо узнать.
— Это к «анонистам» надо. Они должны таких кадров знать.
— Тоже верно. Давай по домам, что ли? Где там дед то?
— Да он чай там сел пить, ему не до нас.
— Ну, тогда пошли.
ГЛАВА 21
Доклад Косарева произвел на "Сашу в кубе" хорошее впечатление.
— То есть, в это дело вцепилась прокуратура? — переспросил он подполковника.
— Да, и там подобрались такие следователи, что они не спустят это дело на тормозах.
«Заказчик» довольно потер руки.
— Хорошо. Сейчас Лена с вами расплатиться. Георгий Георгиевич, вы не отпускайте это дело из вида, информируйте меня о ходе расследования, а для вас тут еще будет работа. Это уже попроще.
Он вытащил из стола и подал подполковнику бумагу. Там был список имен, фамилий, адресов. Человек двадцать.
— Это люди, которые раньше жили в нашем городе, потом кто уехал, кто умер. Но после них остались брошенные жилые участки. Я хочу скупить их. Вы сможете установить ныне живущих в Кривове родственников этих людей?
Подполковник снисходительно улыбнулся.
— Конечно. Это не так сложно.
— Хорошо. Тогда Лена сейчас выдаст вам сразу и аванс за эту работу.
Косарев вышел на улицу в хорошем настроении. Заработок за эти три дня чуть-чуть не дотягивал до его подполковничьей пенсии.
