Алистер Макнейл - Ночной дозор
Рядом с ней присел Витлок, легонько положил руку ей на плечо.
— Ну, как он?
— Будет в порядке, — мрачно проговорила она. — А с синяками проходит как минимум две недели.
У Грэхема поднялся неудержимый кашель. Он потянулся к горлу, но Сабрина удержала его: растирая шею, он мог ухудшить свое состояние. Грэхем прерывисто дышал. Пытаясь избавиться от головокружения, потряс головой и наконец открыл глаза.
Взглянул на Сабрину, на Витлока, а потом перевел взгляд на разбитое лицо Леммера, который лежал на полу.
— Мертв, — сказал Витлок и яростно тряхнул головой. — Вместо него должен был лежать ты. Благодари свою счастливую звезду, что Сабрина знает тебя как облупленного. Она предвидела, что ты выкинешь какой-нибудь фортель. Поэтому мы вели за тобой наблюдение сразу, как только ты вышел из гостиницы. Боже, Майк, что заставляет тебя идти на такие безумные шаги? Мы же твои партнеры, черт побери! Или это слишком — просить тебя работать с нами, а не против нас?
Сабрина положила свою руку на руку Витлока:
— К.В., дай ему прийти в себя. У нас еще будет время для взаимных упреков.
Витлок поднялся и протянул руку Грэхему:
— Вставай, надо возвращаться в гостиницу.
— Я... сам, — прошептал Грэхем срывающимся голосом.
— Независимость при любых обстоятельствах, — провозгласил Витлок и стал затаскивать тело Леммера под обвалившуюся лестницу.
— Мой пистолет, — прошептал Грэхем и махнул рукой в том направлении, где, как ему казалось, он должен быть.
Витлок обыскал подъезд и около двери нашел «беретту». Сунув ее в карман, он побежал на Хуфстрат, остановил такси и подъехал на нем к заброшенному складу. Хотя Грэхем нетвердо стоял на ногах, он отказался от помощи и сам влез в машину. Витлок и Сабрина понимающе переглянулись. Сабрина захлопнула дверь и назвала водителю адрес гостиницы.
* * *Витлок вошел в комнату, скинул ботинки и включил телевизор. Выступали поп-музыканты. Он переключил на другой канал. В телестудии что-то обсуждали. На верхней панели телевизора по-голландски и по-английски было написано, что программа Би-би-си идет по третьему каналу. Он нажал на кнопку. Шел фильм. Он содрогнулся от омерзения, но оставил; проверив комнату, нет ли где подслушивающих устройств, — обязательная процедура для любого оперативника, который, даже на небольшой срок, оставляет свою комнату без присмотра, — подошел к кровати. Прислонив подушку к спинке кровати, он улегся и взял номер «Геральд трибюн» с ночного столика. Открыл кроссворд, сложил газету пополам, достал ручку и прочитал первый вопрос. Не ответив на первые пять вопросов, он разжал пальцы, и газета выскользнула у него из рук на пол; он утомленно прикрыл глаза. У него был длинный день. Он понимал, что тем самым он хотел оправдать неудачу с каким-то примитивным кроссвордом и не волноваться по этому поводу; голова и так сверх всякой меры забита другими, более важными вещами.
Двадцать пять минут он колесил по Амстердаму в поисках ночной аптеки, чтобы купить болеутоляющее, а когда вернулся, Грэхем уже уснул. Зря ездил. Грэхем начинал беспокоить его — рисковать жизнью из-за своего упрямства и стремления к независимости во что бы то ни стало! Если бы он рассказал о том, что произошло, Колчинскому, для Грэхема это имело бы серьезные последствия. Колчинский просто обязан был бы доложить о случившемся Филпотту, который уже объявлял Грэхему устный выговор за странные выходки во время выполнения одного из заданий. Еще один выговор, и он получит письменное предупреждение, копию которого Филпотт должен будет направить еще и генеральному секретарю. Хотя генеральный секретарь редко занимается ЮНАКО, полностью полагаясь на Филпотта, в его власти отстранить Грэхема от работы, пока он не выработает своего мнения по этому вопросу.
Зазвонил телефон.
Он снял трубку:
— Алло?
— К.В.?
— Да.
— Это Сергей.
Он сразу же сел на кровати и стал докладывать Колчинскому о событиях сегодняшнего дня, не умолчав о схватке Грэхема с Леммером.
— Насколько серьезно ранен Михаил?
— Шея в кровоподтеках и ссадинах, больше ничего.
— Но если, по твоим словам, его сделали, что ж вы с Сабриной так долго шли ему на помощь? — спросил Колчинский.
Этого вопроса Витлок и боялся. Говорить правду для блага самого же Грэхема, прежде чем страсть к независимости приведет его к фатальной ошибке? Или лучше помочь товарищу, которого он уважал и который считался одним из лучших специалистов ЮНАКО? Тут его осенило. Если он скажет правду и Грэхема отстранят от выполнения задания, это будет просто прихоть политика, который сидит в пяти тысячах миль отсюда. Будь он проклят, если допустит такое.
— Это моя вина, — сказал он после непродолжительного молчания. — Я думал, что мы с Сабриной должны держаться подальше, чтобы не спугнуть Леммера. Я неправильно определил расстояние.
— К.В., такие ошибки тебе несвойственны.
— Сергей, я всего лишь человек. Главное, мы успели вовремя.
— Ты уверен, что у тебя нет причин для беспокойства? Полковник волновался за тебя перед твоим отъездом из Нью-Йорка.
Витлок про себя обругал Грэхема за то, что теперь он будет под ударом.
— Сергей, я в порядке. Как я уже сказал, это была ошибка. Мы все их совершаем. Я, ты и даже полковник.
— Конечно, ты прав, — пробормотал Колчинский.
— Как дела в Ливии?
— Генеральный секретарь в частном порядке встречался с послом сегодня рано утром.
— И что?
— Ничего хорошего. Ливийцы отказываются вступать в какие-либо переговоры.
— И ливийцы до сих пор не знают, кто они и на кого работают?
— Нет.
— Когда посылаете вторую ударную?
— Ждем сигнала от генерального секретаря. Вначале он должен использовать все дипломатические каналы.
— Чертовы политики, только и умеют что, развалившись в кресле, принимать решения...
— Довольно, К.В., — резко оборвал его Колчинский. — У вас там тоже пока одни провалы, а тут еще у нас руки связаны. Генеральный секретарь уверен, что поступает правильно.
— Так же, как и Чемберлен в тридцать восьмом, — выпалил Витлок.
— Давай, К.В., закроем дискуссию на эту тему да еще по телефону. Мы не можем вступать в игру, пока генеральный секретарь не даст добро.
— Ты завтра собираешься вылететь в Амстердам?
— Я собираюсь сидеть за столом, пока... — Колчинский глубоко вздохнул, — кто знает? По крайней мере, до тех пор, пока генеральный секретарь не придумает, как разрешить ливийскую проблему.
— Тогда я позвоню тебе завтра.
— Отлично. Если что-нибудь проклюнется, я скажу Жаку Расту, чтобы он прилетел из Цюриха и доложил вам.
Раздались гудки.
Витлок опустил трубку на рычаг и откинулся на подушку, подложив под голову руки и бездумно уставясь в потолок. Он точно знал, что сейчас переживают Мартин Кохен и его вторая ударная. Они буквально задыхаются от ярости из-за провала и полной неопределенности. Генеральный секретарь привык все решать дипломатическими путями, но те же не собираются молить Бога и вступать в переговоры. Да, такая ситуация уже бывала. Два года назад, когда Жак Раст еще входил в их команду, их втроем (для Сабрины это было боевое крещение, если он не ошибается) держали наготове, пока генеральный секретарь все вел и вел переговоры об освобождении из марокканской тюрьмы агента ЮНАКО, куда тот попал за неудачное убийство китайского двойного агента. Семьдесят часов спустя генеральный секретарь наконец дал свое согласие. В Марокко была заброшена третья ударная с заданием вызволить из тюрьмы их товарища. Миссия тогда удалась, и, когда они вернулись в Нью-Йорк, неудачнику поспешно предложили пост в Центре контроля.
Мысль о Нью-Йорке воскресила в нем чувство вины и напомнила о Кармен. Он обещал ей позвонить. А если она все еще сердится? Если это будет лишь еще одним поводом для ссоры, как, например, это случилось перед его отъездом в аэропорт? Единственный путь разрешить сомнения — это позвонить. Витлок уже хотел набрать домашний номер, когда вспомнил, что сегодня ночью у жены дежурство в операционной и она, должно быть, очень занята.
— Добрый вечер, регистратура доктора Витлок.
— Лаура, это К.В. Витлок. Моя жена еще не ушла?
Как и Кармен, Лаура Дос Сантос была пуэрториканкой. Последние семь лет она работала в регистратуре Кармен.
— Да, мистер Витлок, она еще не ушла. Я соединю вас, она в операционной.
Сняли трубку.
— Алло, доктор Кармен Витлок слушает.
— Привет, это я. Ты можешь разговаривать?
— Сейчас в операционной никого нет, если тебя это интересует.
Ее голос звучал холодно и отчужденно.
— Ну как ты?
— Меня удивляет твоя заботливость после спектакля, который ты вчера устроил.
Он унял поднимающееся раздражение. На кой черт надо было звонить? Ясно, что опять начнется вчерашняя бодяга.
— Кармен, мне не хотелось бы спорить с тобой по телефону.
