Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть
Пит Эрли объяснил, что существуют два способа умереть. Либо человек или животное перестают дышать, либо их сердце перестает перекачивать кровь. Все остальное сводится к практическому применению этих принципов. Это он уяснил, занимаясь на медицинских курсах перед отправкой в конце шестьдесят седьмого года в горы на севере Таиланда к племени, называющемуся «Духи желтых листьев», в котором вспыхнула эпидемия брюшного тифа. В примитивной больнице стояли шесть коек, пациентов набралось полторы сотни, но умерли не больше десяти, намного меньше, чем у других, и он получил похвальную грамоту. Он раньше считал, что в медицину идут либо те, кому религиозные или другие убеждения не позволяют убивать людей, либо чудаки. Но в шестьдесят седьмом он, Пит Эрли, всерьез увлекся
врачеванием. А потом его прикомандировали к седьмой группе специальных сил в Южном Вьетнаме, где действовал один закон — выжить любой ценой.
— Тебя не смущало, что приходилось для этого убивать? спросил Бэзил.
— Эрли выполнял приказ, — сказал капеллан. Он допил вино и заказал вторую рюмку.
— Раз смутился... Я шел по тропе. Ну, представь себе... Весь настороже. Из-за поворота появляется человек. С автоматом... Я сразу убил его. Сначала я радовался, потому что считал, что избежал страшной опасности. Но потом поспокойнее стал размышлять над случившемся... Мы столкнулись, и из нас двоих я оказался проворнее. Однако это уже как-то не радовало. Я подумал так. Вот шел солдат. И я тоже солдат. Он казался таким одиноким в джунглях. Я даже испытал какое-то сочувствие к его семье. Это самое печальное воспоминание. В общем-то зачем относиться с беспокойством к выполнению инструкций, а?
Пит Эрли повернулся к капеллану. Он висел на стойке, словно крюками зацепившись локтями. По лицу текли слезы. Одна блестела, застряв в усах, под лучами подсветки, утопленной за кромкой бара.
— И каждый год, — сказал он капеллану, — мне и в самом деле легче умереть. Потому что слабнут рефлексы, уходит физическая сила. Я замечаю, что старею. Моя профессия чудовищно изматывает нервы, и наступит момент, когда я больше не смогу преодолевать страх, и однажды он парализует меня... Это — научно. И тогда я не смогу обучать пользованию резиновыми намордниками коров...
«Куда подевался этот Ват?» — подосадовал Бэзил.
Кто-то еще всхлипнул. Бэзил оглянулся и увидел японца, который, пододвинувшись поближе, заливался горючими слезами вместе с Питером. Было от чего растеряться.
Капеллан глядел ненавидящими глазами. «Будто жена, у которой на глазах споили мужа», — подумал Бэзил.
И тут в дверях появился Ват. Бэзил положил на прилавок сто батов и поспешил навстречу. Увлек в холл.
— Там передвижной сумасшедший дом. Давай-ка пройдемся до моей гостиницы. Ну и местечко ты выбрал для встречи!
— Развлекся?
— Просто наслаждение.
— Ну а я сейчас — лошадка, везущая хворосту воз... Узнал от коллег, что вокруг дела об убийстве Пратит Тука разматывается сложный клубок. В Бангкоке агенты специального управления по борьбе с торговлей наркотиками случайно зацепили некоего Абдуллаха, малайца. Обыкновенный мул...
— Мул?
Шумовое облако ночных цикад накрыло их на повороте на Лой Кро-роуд. Два металлических столика стояли напротив супной на щербатом тротуаре. Присели. Ват ткнул пальцем в банки с пивом, выставленные в стеклянном холодильнике. Парень, босой и в толстенном свитере, принес «Сингкха».
— Мул, — сказал Ват, — это человек, которой занимается доставкой партий героина от оптовика к торговцам. Абдуллах имел при себе сто двадцать граммов. Закон предусматривает тюремное заключение на пятьдесят лет за партию наркотиков свыше ста грамм... Чтобы выторговать снисхождение, выдавать хозяина бессмысленно. Тот не пойман с поличным, а понятие соучастия тайский закон не знает. Тогда Абдулл ах намекнул, что знает нечто про убийство Пратит Тука. И запротоколировали: Абдулл ах знает убийцу. Это — наемник, бывший рейнджер, бывший полпотовец и пират. Больше того, убийца совершил после еще и крупное ограбление ювелирной лавки. Полиция встала на его след.
— И что же?
— А то, — сказал Ват, обсасывая с губ пену, — что теперь им не удастся выдать расправу над Пратит Туком как бытовое преступление. Личность убийцы свидетельствует, что он мог действовать только по найму. Раз. Если уберут и, так сказать, не захватят убийцу живым, это лишь усилит негативную реакцию общественного мнения. Тем более, что Абдулл ах показал, будто ему предлагали стать убийцей убийцы. Два. Если даже убийца Пратит Тука и жил какое-то время в Камбодже, то теперь ясно — при полпотовцах, что не дает возможности запустить утку о вмешательстве нынешнего Пномпеня и поддать жару для нагнетания на границе с Камбоджей. Три... Нужно возвращаться в Бангкок.
— А предстоящие маневры с газовой атакой?
— Там важнее.
У себя в номере Бэзил заснул под пиликание разошедшихся цикад. Снилось, будто лежит он на узкой койке в сырой комнате двухэтажного барака народного комитета вьетнамского пограничного городка Нгашона. Рядом храпит, подрыгивая острыми коленками кубинец, Франк. То, что творилось в желудке, желчью поднималось к груди. Бэзил поднял голову, сел, перекатившись на пятки поджатых ног, встал на колени перед окном без рам. Какие-то тени возились внизу, обвязывая машину шуршащими ветками для маскировки. Вырвало на бамбук, стонавший под порывами ветра. Вдоль реки полыхали костры, от которых несло жженой резиной...
Все повторялось так четко, что Бэзил проснулся с бьющимся сердцем. В распахнутой балконной двери висели ватные клубы облаков, подсвечиваемые луной.
2
В хрупком тельце под упругими перьями жило сердце. Нежно облапив боевого петуха, Цзо почти чувствовал ладонями, как отлажено, и напористо работает организм птицы. Корзина из бамбуковой дранки для любимца покоилась в густой тени навеса на алюминиевом шесте. С восхода до захода зорко следил птичник за пристанищем лучшего в Чиенгмае бойца, переставляя вслед за путем светила по небу. Солнце петух получал дозированно, как питание. Птичник исчезал в одном случае: когда появлялся хозяин.
Цзо оставался наедине с самым дорогим существом в этой жизни.
За оградой виллы, в пагоде Ват Суан Док — храме цветущего сада — золотистые квадраты трехскатной крыши поблескивали под полуденным небом. Ударили в там-тамы. Упругий неторопливый гул, выдавившись из узкой часовни, растекался между деревьев Будды, усыпанных красными и желтыми цветами. Наступал час купания.
Майкл взглянул на электронный термометр. Табло показывало: вода в бассейне, выложенном плашками из дерева, привезенными с острова Бали, славного боевыми петухами, нагрелась достаточно. Черный Дракон топорщил перья, дергал вислым хвостом, клекотал, показывая норов, поклевывал ладони. Но не злился. Умник понимал, что ванна не надолго, что она — неизбежна и после нее придет еще более сильное желание убивать, которое он испытывал, едва открывал глаза на рассвете.
Цзо помассировал голенастые лапы со шпорами. Боксер или тренер знают лучше, когда приходит единственный и неповторимый, счастливейший миг обладания высшей боевой формой? Человек прислушивается к сердцу птицы. Желание убивать достигло взлета, закипело в крови, подобно тому, как закипает металл только при определенных условиях. В том-то и заключается секрет непобедимости Черного Дракона, что в это состояние хозяин или птичник приводили его всегда в одно время — когда в Ват Суан Док гудели тамтамы.
Приподнята вторая корзина. Ненавистный соперник перед глазами. Нахохолив жабо, отливающий сталью, Черный Дракон на взлете наносит первый удар. Долгожданное сведение счетов. Летят перья... Но через полторы минуты тренировочная драка прервана. Цзо любовно дует в остекленевшие, рыбьи от ненависти глаза петуха, чтобы очистить от пыли. Как бешено колотится сердце под жесткими перьями!
— Придет денек, придет, — шепчет, раскачиваясь с птицей в руках, Майкл Цзо.—Ты насладишься чужой смертью... Среди большого ринга. Я надену на твои шпоры пятнадцатисантиметровые кинжалы. Ты вонзишь их в сердце противнику. Ты испытаешь ни с чем не сравнимое наслаждение от ощущения, как уходит жизнь из тела врага. Может, и он нанесет кровавый удар. И эти дикари, сгрудившись вокруг ринга, выкатив глаза и открыв рты, будут с вожделением следить, кто испустит дух первым из вас... Потому что они поставят на твою победу огромные деньги. А некоторые и нечто большее, чем просто деньги. Рисовые поля, лодки, а то и собственных детей, которых после твоей победы придется продавать. О, петушок! Тысячи батов, человеческие судьбы окажутся поставленными на кон... Ты ощущаешь силу кинжалов на шпорах? Тебе предстоит сразиться с Тигром, который выиграл сто шестьдесят боев и стоит двенадцать тысяч батов... Умертви его!