Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть
В загустевавшем полумраке зала за столиками угадывались две-три фигуры. Над стойкой на экране телевизора три джентльмена и дама в китайском платье с высоким воротником сооружали пирамиду из хрустальных бокалов. Через секунду она развалилась.
— Водку со льдом и колой, — сказал Бэзил бармену. — И если кто выберет табурет рядом со мной, предупредите, пожалуйста, что место зарезервировано. Я поджидаю приятеля.
— Да, сэр, — сказал бармен. — Благоволите сообщить, на какой номер выписать счет.
— Я пришлый.
— Большое спасибо, сэр.
— Все мы здесь пришлые, — прозвучал за спиной баритон с хрипотцой. Бэзил не обратил внимания.
— Я говорю, мистер, мы все пришлые в этой замечательной стране!
Пришлось полуобернуться.
— И что из этого следует?
Католический патер повернулся тоже, но в сторону Бэзила. Мягкая извиняющаяся улыбка на молодом лице. И куда только запропастился этот чертов Ват!
— Из этого следует предложение выпить за этот великолепный край!
— Принято, — сказал Бэзил.
Он отхлебнул водки с колой. И пожалел. Заскрипел отодвигаемый стул. Под боком Оказался лобастый американец с детской улыбкой под седыми усами, не вязавшимися с белобрысыми влажными волосами. Что американец, сомнения не оставлял выговор. Общительный приставала косолапо расставил ступни в черных ботинках. Нью-йоркский коллега во Вьетнаме рассказывал: если в тропиках встречаешь соотечественника в начищенных до глянца черных штиблетах, не сомневайтесь — перед вами человек из морской пехоты.
Бармен казался поглощенным вытиранием рюмок. Завтра все эти разговоры станут донесением. «Шутки в сторону, — подумал Бэзил. — С самого начала следует внести ясность».
— Кто мой новый знакомый?
— Пит Эрли, специалист при министерстве обороны, к вашим услугам, мистер...
— Бэзил Шемякин...
— Вы, что же, ирландец? Тогда — долой британское колониальное господство! Я никого не обидел тут? Капеллан ведь католик... Тот японский джентльмен, естественно, не в счет... Я полностью уважаю и его религиозные убеждения!
— Я — русский, журналист.
Пита Эрли, специалиста, не обескуражило. Раньше, когда их набиралось в Индокитае до нескольких сот тысяч, они не были такими общительными. Даже под сильным хмельком. Удовлетворялись тем, что принято называть человеческим общением, в собственном коллективе. Теперь коллектива не стало. Под воротничком синей рубашки американца желтел тигровый клык на цепочке. Клык покрывали щербинки, наверное, потихоньку крошился от ветхости. Такие вручали в качестве символа кровного братства горцы.
— С ним все в порядке, господин Шемякин, — очень мягко сказал капеллан. — Господин Эрли несколько шумный и общительный, но уравновешенный человек. Извините, пожалуйста. Вы журналист и все правильно поймете...
— Ну, вы тоже не тихоня, — переключился Эрли на капеллана. — Помните журналиста, которого принимали в прошлом году?
Он повернулся к Бэзилу:
— Капеллан надел мою форму, а я — его крестик. Все остальные поменялись тоже. Так что полковник стал лейтенантом, ну и наоборот... Я оставался все время капелланом. Когда этот тип принялся выспрашивать про мораль военнослужащих и все такое, я как пастор духовный сообщил ему свое особое мнение...
— Господин Эрли, это анекдот, — сказал капеллан.
— Не анекдот... Я как пастор заявил ему, что основная проблема нравственного порядка заключается в повсеместном запрещении армии посещать публичные дома. Я сказал: срочно необходим закон, отменяющий этот грубый произвол. Я сказал, что готовлю передовую на эту тему в газете... Полковник в лейтенантской рубашке принялся в открытую поносить лейтенанта с полковничьими регалиями. Тип укатил из Вьетнама в Америку, где написал серию разгромных статей об этом... ну, общем упадке, моральной деградации и поругании служебной субординации. Может ли такая армия победить? Он так и спрашивал у читателей и, наверное, поверил бы их ответу, как и нам поверил... Дурачить репортеров — легкая забава, что им не дай...
— Господин Эрли совсем не собирался вас обидеть, — сказал Бэзилу капеллан.
— Ну, что вы! Все в порядке. Я пишу о другом. Мой жанр — наблюдения.
— Наблюдения, — сказал Пит Эрли, специалист при министерстве обороны. — Хороший наблюдатель стоит десятка... Раз, Бэзил, вы... можно по-товарищески? Раз ты, Бэзил, наблюдатель, значит, нюх меня не подвел. Я сразу сказал себе, что ты тоже из наших, только с другой стороны. «Зеленый берет», только русский. Давай-ка я коррумпирую тебя двойным виски. За счет конгресса Соединенных Штатов... А потом ты меня коррумпируешь водкой за счет вашего конгресса. У вас есть, Бэзил, конгресс?
— Не совсем такой.
— Все равно. За счет не-совсем-такого... И давайте споем!
— Дорогой Пит, может быть, время отдохнуть? — увещевательно сказал капеллан. Ханжества или лицемерия в голосе не слышалось.
— Мы же не псалом «На реках Вавилонских»!
— Марш морской пехоты? — сказал Бэзил.
— Ты думаешь? Нет, другую... «Мы поженились в спешке»!
— У вас есть «Мы поженились в спешке»? — спросил Бэзил через прилавок бармена.
— Простите, сэр?
— Я говорю: у вас есть пластинка с песней «Мы поженились в спешке»? Полтора десятка лет назад ее пела одна леди, кажется, ее звали Ненси Синатра...
— Извините, сэр, я не помню такой. При мне эта леди не выступала тут... Но я посмотрю пластинку, сэр.
От дважды повторенного «сэр» подбородок Пита Эрли приподнялся с волосатых ручищ. Взгляд проблуждал в пространстве между головой бармена и экраном телевизора, на котором теперь шел репортаж с мирового первенства по биллиарду.
— Что вы заладили — сэр да сэр! Тут никто не на службе. Тут все в частной обстановке. Зови меня Пит, а его — Бэзил. Понял?
Бармен старался вспомнить, хотя старался он зря, собирая морщины на лбу. Улыбка становилась все приветливее, по мере того как пальцы, перебиравшие пластинки, подвигались к концу стопки.
— Как только рот растянется до ушей, тогда и услышим «нет», — сказал Пит Эрли. — Все наизнанку. Хотя мне тут всегда нравилось.
«Как быстро течет время, в том числе и историческое», подумал Бэзил. «Мы поженились в спешке» играли в заведениях Индокитая, посещавшихся американцами, в конце шестидесятых. Пит Эрли, судя по летам, наверняка обретался где-нибудь здесь. Бэзил тихонько напел мотив. Подстукивая в такт стаканом, Пит сказал:
— Этим, Бэзил, ты мог бы коррумпировать всю седьмую группу специальных сил. Там умели петь... А в противогазе много не попоешь.
— В противогазе?
— В противогазе. Так точно... Вот именно... Когда ты свалился в этот город? В газетах и по радио только и талдычат: завтра после двенадцати часов без намордника не появляйтесь. Станете подопытной свинкой для постов по дезинтоксикации... Ребята, собранные в городе, всерьез считают, что следующая тревога будет настоящей и клубы оранжевого элемента, запущенные противником, задушат все живое...
— А как быть с коровами?
— Какими коровами?
— Которые ходят по улицам.
—Ах, дьявол! Но... кажется, существуют противогазы для лошадей. Что-то такое использовалось или заготавливалось во время второй мировой войны с этим... ну, с этим... Гитлером... Ты голова, Бэзил. Ах, дьявол! Коровы...
Пит Эрли коров не предусмотрел. А еще профессионал! Какая, к чертям, газовая атака, если среди мечущихся в противогазах «красных быков» спокойненько слоняются, помахивая хвостами, невредимые и целехонькие коровы?
Пит Эрли объяснил, что существуют два способа умереть. Либо человек или животное перестают дышать, либо их сердце перестает перекачивать кровь. Все остальное сводится к практическому применению этих принципов. Это он уяснил, занимаясь на медицинских курсах перед отправкой в конце шестьдесят седьмого года в горы на севере Таиланда к племени, называющемуся «Духи желтых листьев», в котором вспыхнула эпидемия брюшного тифа. В примитивной больнице стояли шесть коек, пациентов набралось полторы сотни, но умерли не больше десяти, намного меньше, чем у других, и он получил похвальную грамоту. Он раньше считал, что в медицину идут либо те, кому религиозные или другие убеждения не позволяют убивать людей, либо чудаки. Но в шестьдесят седьмом он, Пит Эрли, всерьез увлекся
![Росс Томас - Смерть в Сингапуре [сборник]](/uploads/posts/books/13740/13740.jpg)
