Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть
Абдуллах дрыгнул ногой, чтобы почувствовать крис, и подумал, что наступает время молитвы. Впрочем, он не был пока имамом, чтобы строго соблюдать ее пятикратность. Да и имам его деревушки, приткнувшейся к белым дюнам на далеком юге, не делал этого, пропадал в море, промышляя на моторном боте — новинке в тех краях, или вел долгие переговоры с перекупщиками улова. Так что занималась детьми в школе при молельне его жена. Спустя столько лет, Абдуллах не помнил ни одной суры, только притчу пропахшего рыбьей чешуей имама: «Моя цель — сделать человека счастливым на том и на этом свете». Учеников привязывали к мебели, чтобы не убегали. Дремавшим от жары и зубрежки задавали каверзные вопросы. Абдуллаха имам изрядно избил за незнание ответа на такой вопрос: «Что делать мусульманину, если на дороге попалось отрезанное человеческое ухо?» Наутро он бежал из деревни...
Но кафирам, неверным, доверял еще меньше. Иногда подумывал совершить, поднакопив деньжат, хадж в Мекку. Глотая слезы обиды в утро расставания с домом, поклялся, что уход из семьи будет считать началом хаджа. И десятый год служит Майклу Цзо, худшему и могущественнейшему из кафиров...
Цзо вспомнил, поглядывая на минутную стрелку золотого «Ролекса», того Палавека, которого встретил в октябре семьдесят третьего, — чужого всем, подающего команды из вырванного у него, Майкла Цзо, мегафона. Гримасу, исказившую лицо Палавека, когда Цзо от имени студенческого комитета отказал в финансовой поддержке брату. Пошел бы тогдашний Палавек с ним, Майклом, связавшим свою судьбу с «Союзом цветов дракона», если бы Майкл приветил демобилизованного солдата?
Зрачки между гладкими, без единой складки веками, будто вскрытыми лезвием бритвы, скрылись за ресницами. Давно сузивший свой внутренний мир до подобия некоего прибора, вычисляющего возможную выгоду или предстоящие потери, грозящую опасность или благоприятные условия для нападения, Майкл Цзо, взвесив характер и жизнь человека, которого ждал, чутьем понял: каким ни будет ответ, Палавек останется вне интересов «союза», а может, и стал беспощадным врагом.
Он подал знак Клонту. Направляясь к столику, подавальщик почтительно уступил дорогу возвращавшемуся Палавеку.
Атташе-кейс, остававшийся у ножки стола, кажется, не трогали.
— Клонт, принесите то, что вам передали для меня.
— Слушаюсь, господин.
Подавальщик вдруг обнаружил, что в отличие от шаркающих растоптанными штиблетами коллег, стучит каблуками ковбойских ботинок и умерил шаг.
— Ничего не остается, — сказал Палавек. — Условия приняты.
— Не сомневался и поэтому отдал распоряжение принести гонорар за предоставленные... э-э-э... услуги и аванс за услуги, которые вы предоставите в будущем. Пишите расписку.
— Это обязательно?
Цзо хохотнул.
— Дорогой господин Йот! Адмирал! Китайцы не произносят ни молитв, ни клятв, ни присяги. Они их пишут. Потом, правда, сжигают. Эту бумагу, правда, не сделаем жертвой традиции. Извольте соблюдать новый этический кодекс... Вот ручка и бумага. Пишите... Я такой-то... Готово? Получил от господина Майкла Цзо десять бриллиантов общим количеством девять карат для передачи господину Лю Элвину, владельцу ювелирного магазина, члену компании «Объединенные гранильщики» по адресу Нью-роуд 1086... Бангкок. Подпись...
Нью-роуд, или «Новая дорога», проходила через старинный китайский квартал, застроенный трехэтажками, в которых нижнее помещение — лавка, а верх — жилье. Грязное и дешевое место, где неизвестно по какой причине среди менял, скорняков, портных, прачек, стекольщиков и знахарей несокрушимыми крепостями стояли несколько ювелирных магазинов. Дозорные «Союза цветов дракона», держащие под неусыпным наблюдением неимущих соплеменников и подданных — хуацяо?
Клонт подал на подносе замшевый мешочек.
— Это для господина.
Цзо дернул подбородком на Палавека. Невежливо, будто сбрасывал неотвратимые убытки.
Палавек принял мешочек, поднял с пола атташе-кейс, открыл его на коленях — оружие оставалось на месте, положил мешочек, снова захлопнул крышку.
— Проводите нас, Клонт, с господином к телефону...
В трубку Цзо сказал на кантонском диалекте:
— Почтенный учитель Лю, говорит Майкл Цзо. Извините великодушно, что звоню в пятницу и так поздно... А! О! Спасибо! Неоценимо лестно! Почтенный учитель Лю, мне теперь приходится произвести абсолютно неотложный платеж наличными. Однако банки откроются только в понедельник, а требуемой суммы под рукой нет. Я вручил девять каратов бриллиантов некоему господину Йоту. Через полчаса прибудет... Почтительная просьба оценить камни и расплатиться с господином Йотом. Если понадоблюсь, то я в ресторане «Чокичай», который в заречье... Что? О! А! Хо-хо- хо... Неоценимо лестно! Всяческого благоденствия!
Старик привратник, сидевший на бамбуковой табуреточке при туалете, остановил мелкое подергивание ногами. Икры вновь ритмично задергались, когда в трубке раздался гудок отбоя. Майкл Цзо запомнил сморщенное, как у обезьянки, лицо.
Вернувшись в зал, дал младшим братьям сигнал — свободны. Оба не потрудились, хотя бы приличия ради, повременить. Задвигали стульями, громко потребовали счет. Кольнули самолюбие. Но настроения не испортили. Старец, едва закончится обед с Палавеком, получит сообщение, что Красный принял бриллианты. Ну а Майкл Цзо через пару дней, в понедельник, преподнесет Самому старшему брату иную легенду.
— Вы не хотите взглянуть на сокровища, которые получили? — спросил ласково.
— Можно...
Вновь из-под стола появился атташе-кейс.
— Как оружие?
Цзо оставил стакан с виски и теперь смаковал подогретое шаосинское, которое стоило так дорого, что его принес и откупорил хозяин, сломавшийся в жирной пояснице еще у бамбуковой занавески, за которой, словно просыпавшиеся орехи по полу, щелкали костяшки счетов.
— Спуск мягкий. Бой безупречный.
— Два выстрела?
— Вы знаете.
— Осталось одиннадцать? Берегите патроны. Вторую обойму, к сожалению, предоставить не могу. Марка новая... Не имею.
«Беретта-билити» лежал, как лежал, в специальной выемке. Не твой, подумал Палавек, а Нюана. И не одиннадцать вишен у меня в запасе, а тринадцать. Но знать тебе это ни к чему.
Цзо перебирал на ладони посверкивавшие, потерявшие в свете ресторана прозрачность бриллианты.
— Вот воплощение мощи, власти, любви и небесной магии! Добытые во мраке тверди земной, они сродни звездам на небе. Сапфиры, изумруды, бериллы — что они в сравнении с алмазом, родственником обыкновенного угля, черного, пачкающегося, крошащегося! И несмотря на такое унизительное родство, граненый алмаз, сделавшись бриллиантом, почитается символом безупречной чистоты, неувядаемой любви и преданности... Откуда могут быть эти камни? Что мы можем узнать о них? Странствия драгоценностей — как странствия волн морских... Ни кровь, ни грязь, ни предательство, ни страдания, ничто не оставляет на них следов. Тайна тайн. Идеальная вещь для любых платежей в любой части света между любыми клиентами. А?
Усмешка кривила испачканные соусом губы.
— Я не разбираюсь в качестве камней, — сказал Палавек.
— Жаль, искренне жаль...
— Господин Цзо, когда между нами теперь полная ясность, я полагаю, в мои служебные обязанности в работе на «Союз цветов дракона» не входит совместное увеселительное времяпрепровождение. Благоволите освободить меня, сообщив, где и когда я могу вступить на борт «Револьвера» и возобновить операции... под вашим командованием.
— Что ж... «Револьвер» в порту Хуахин, катер переведен на легальное положение, имеет теперь филиппинскую регистрацию. Портовая приписка — Манила. Бортовое название — «Красная лодка»... Хо-хо-хо? Длинный Боксер, механик и один из бывших солдат — на борту. Других нет. Без вас удальцы, которые, кстати, имеют теперь на руках подлинные документы, с места не желают сдвинуться и под автоматами. Это проверено...
— Благодарю. Я ухожу...
— Будьте осторожны. И обязательный совет: ночуйте у брата. Во всем Бангкоке сегодня для вас, дорогой господин Иот, безопаснее места... хо-хо-хо... нет!