Я - его оруженосец. И, да, я девушка! Принц не в курсе! (СИ) - Луна Кармен
Я послушно раздвинула ноги пошире, выпрямила спину, положила руки на колени. Попыталась изобразить мужскую непринуждённость, хотя чувствовала себя как актриса в плохо подогнанном костюме.
— Лучше, — недовольно признал корги. — Но всё равно не очень убедительно. Мэйрин это давалось естественнее.
И я, не зная, смеяться мне или плакать, подчинилась. Потому что, если уж меня оценивает говорящая собака с университетским образованием, то… возможно, всё не так уж и плохо. Или очень-очень плохо.
Когда истерика начинает пробивать себе путь к поверхности, сначала дрожат руки. Потом — голос. Потом — здравый смысл. Я успела дойти до второго с половиной этапа, прежде чем в этом странном мире, полном запаха сырости, звона доспехов и тревожных взглядов, передо мной предстал мой персональный гид в новую реальность.
Его звали Снорри. И, судя по тому, с какой царственной ленцой он опустился у моих ног, устроившись на самодельной подстилке из старой рубашки, Снорри был тут не просто так. Он был фамильяром. Не домашним любимцем, не милым пушистым комочком с ушами-локаторами и выражением вечной обиды на жизнь. Нет. Этот корги был создан, чтобы контролировать, командовать, воспитывать и, что особенно удавалось ему безукоризненно, язвить.
Снорри сообщил мне всю правду быстро, чётко и без лишней дипломатии, словно преподаватель истории, у которого осталось ровно пять минут до конца урока, а материал ещё на целый семестр. Голос у него был деловой, без эмоций — как у чиновника, зачитывающего инструкцию по выживанию в критической ситуации.
Его хозяйка, та самая Мэйрин де Ленуар, была дочерью опального герцога Филиппа де Ленуара, который когда-то был близким другом короля, а потом попал в немилость из-за каких-то придворных интриг. Снорри не вдавался в подробности, но по его тону я поняла, что история эта была неприятная и, возможно, кровавая.
Мэйрин была девушкой, которой по всем законам этого мира не место было в мужском обществе мечей, заговоров и кровавой чести. Женщины здесь сидели в замках, вышивали, рожали наследников и молчали, пока мужчины решали их судьбы. Но Мэйрин была не из тех, кто готов смириться с такой участью.
И чтобы выжить, получить образование, научиться защищать себя, она притворялась парнем. Оруженосцем при дворе короля Этьена Третьего. Мишелем де Ленуаром — якобы младшим братом настоящей Мэйрин, которая, по официальной версии, жила в монастыре и готовилась к постригу.
— Довольно гениально, — признал Снорри с некоторой гордостью. — План разработали мы с её покойным отцом. Мэйрин стриглась под мальчика, перетягивала грудь, изучала мужские манеры, тренировалась с мечом. Прослужила при дворе уже три года, и никто ничего не заподозрил.
— А теперь, — продолжил он, глядя на меня с выражением глубокого философского пессимизма, — благодаря какому-то извращённому повороту судьбы, случайной старушке в метро и книге с гербом льва, в теле Мишеля оказалась ты. Парикмахер из двадцать первого века с умеренной любовью к кофе, смертельной усталостью от капризных клиентов и полным отсутствием навыков выживания в средневековых фэнтезийных условиях.
Я хотела возразить, что мои навыки не такие уж бесполезные — я умею обращаться с ножницами, например, — но Снорри продолжал свою лекцию.
— Мишель служит пажом у принца Арно, — сообщил он тоном, каким обычно объявляют о начале военного положения. — Принц — наследник престола, двадцать четыре года, красив, умён, воспитан и смертельно опасен для таких, как ты. Он привык к тому, что Мишель — его самый преданный слуга, почти друг. Они вместе тренируются, вместе едят, иногда даже спят в одной комнате, когда принц отправляется в поездки.
У меня перехватило дыхание.
— То есть я должна… жить рядом с принцем? Притворяться его другом? А если он заметит, что я не тот, за кого себя выдаю?
Снорри вздохнул так тяжело, что с пола поднялся клочок пыли. Усевшись прямо передо мной, он уставился взглядом следователя на подозреваемого, который вот-вот сознается в преступлении.
— Если кто-нибудь узнает, что ты не Мишель — тебя казнят. Скучно, но факт, — мрачно констатировал он, как будто обсуждал прогноз погоды на особо унылый ноябрьский день. — За обман короны, за проникновение во дворец под ложным именем, за… ну, за многое. Здесь не любят самозванцев. Так что веди себя как мужчина.
Я попыталась кивнуть, понять, осознать, принять эту информацию. Но Снорри, видимо, почуял, что мои полные ужаса глаза ещё не до конца впитали всю глубину ситуации, в которой я оказалась.
— Только… не переусердствуй, — добавил он с видом врача, который сообщает пациенту: «Жить будете, но хромать начнёте, и вообще больше никогда не танцуйте». — У тебя губы подозрительно сочные для оруженосца. И ресницы слишком длинные. И движения… ну, ты понимаешь.
Я застыла, как статуя.
Губы. Сочные. Я. Мишель. Мужчина. Сочные губы.
Холодный пот мгновенно покрыл спину, а внутренний голос запаниковал: «Всё. Всё пропало. Крышка. Конец фильма. Пиши завещание. Передай привет маме и девочкам из салона.»
— Мэйрин научилась справляться с этим, — продолжал Снорри, видимо, наслаждаясь моим ужасом. — Она кусала губы, чтобы они были менее заметными. Сутулилась. Говорила низким голосом. Никогда не улыбалась слишком широко. И вообще старалась быть серой мышью, чтобы не привлекать внимания.
— А если я не справлюсь? — прошептала я.
— Тогда мы оба умрём, — бодро ответил Снорри. — Меня сожгут как пособника обманщицы. Тебя — повесят как самозванку. Или наоборот. Здесь не особо разборчивы в способах казни.
Снорри, довольный произведённым эффектом, фыркнул и улёгся поудобнее, сложив лапы перед собой с видом полного превосходства. Словно корги, лично спасший королевство от вторжения драконов, а теперь требующий за это орден, пожизненную пенсию и лишнюю миску мясных пайков.
Я сделала глубокий вдох, стараясь не смотреть на своё отражение в поблёскивающем медном тазике у стены. Не хотела видеть эти самые сочные губы, которые могли стать причиной моей смерти.
Всё нормально. Всё хорошо. Просто я попала в тело девушки, которая притворяется парнем при средневековом дворе. С говорящим псом-наставником, заговорами, интригами и смертельным приговором в случае малейшей ошибки. И мне нужно обмануть принца, который привык к своему пажу как к лучшему другу.
Просто новый обычный день в новой, совершенно безумной жизни.
Только бы принц меня не разглядел слишком внимательно. И только бы эти проклятые губы меня не выдали. Хотя бы сегодня.
— Кстати, — добавил Снорри, уже почти засыпая, — сегодня у принца Арно турнир. Ты должна помогать ему готовиться. Полировать доспехи, седлать коня, подавать оружие. И постарайся не упасть в обморок при виде крови. Мишель этого никогда не делал.
Прекрасно. Турнир. Кровь. Принц. Губы.
Что ещё может пойти не так?
Глава 3
Он вошёл, как входят только люди, уверенные в собственной власти, обострённом чувстве справедливости и умении одним взглядом вызывать у окружающих лёгкую потребность исповедаться, даже если грехов у них и не было. А у меня грехов была полная корзина: от подмены личности до непреодолимого желания поправить ему волосы, которые, по всей видимости, никогда в них не нуждались.
Арно де Монталье, наследный принц королевства Валансия, местная легенда с лицом, достойным старинных монет и при этом совершенно не предназначенным для поцелуев. Потому что от одного его взгляда хотелось не целоваться, а тихо выйти в окно, желательно не открывая ставни.
Он был высок. Не просто «высок», а как башня гордости, увенчанная шевелюрой цвета воронова крыла и льдом в глазах. Высокий — это когда ты смотришь снизу вверх и понимаешь, что даже на каблуках будешь выглядеть как ребёнок рядом с родителем. Широкие плечи, длинные ноги, точёная линия челюсти — всё это создавало ощущение, что природа не поскупилась на материалы, когда лепила будущего короля.
