Ольга Куно - Торнсайдские хроники
– Признаться, я и сам был этому удивлен, – заметил Рейвен. – Скажи-ка, правильно ли я понял: в этой статье ты делаешь вывод, что деятельности описываемых тобой женщин следует придать легальный статус?
– Я не делаю однозначного вывода, – возразила я. – Но безусловно, эти женщины были бы рады такому развитию событий.
– И ты считаешь, что мне следует пойти им навстречу?
– Ваше сиятельство, – покачала головой я, – кто я такая, чтобы считать, что вам следует или не следует делать?
«Я, например, считаю, что вам вовсе не следует подсыпать зелья девушкам в вино, – мысленно добавила я. – И что, разве вас это останавливает?»
– И все-таки, что бы ты сказала, если бы я спросил у тебя совета? – настаивал он.
Я поджала губы.
– Если вам так уж интересно знать мое мнение, то почему бы им не посодействовать? Это практически ничего не будет вам стоить. Зато добавит вам популярности.
«Которая в последнее время очень сильно хромает, и целиком и полностью по вашей вине», – заметила я, опять-таки мысленно.
– Добавит, но в очень специфических кругах, – усмехнулся он.
– И что с того? – пожала плечами я. – Популярность – она популярность и есть. Лишней никогда не бывает, не важно, в каких кругах.
– Что ж, – Рейвен смотрел на меня не без любопытства. – Я взвешу твой совет. А пока скажи-ка: ты еще не надумала прийти ко мне в замок?
– Представьте себе, нет, – ледяным тоном отрезала я.
Не слишком подобающее поведение с человеком его положения. Но есть вопросы, в которых необходимо сразу ставить точки над «и», не оставляя ни малейшей почвы для сомнений. А я, похоже, и так успела затянуть с этим вопросом, прежде чем толком разобралась что к чему.
– Ну что ж, по-видимому, придется тебя к этому подтолкнуть, – констатировал он.
– Не стоит. Я не из тех, кто играет в подобные игры.
– А я обожаю игры, – улыбнулся граф. – И всегда выигрываю.
– А что, вы и на этот раз захватили с собой вино? – с вызовом спросила я.
– Еще одно правило: я крайне редко повторяюсь.
Эту словесную перепалку пора было завершать, тем более что граф смотрел на меня пристальным взглядом голодного удава. Но если от подобных разговоров с Кентоном я, что греха таить, получала определенное эстетическое удовольствие, то данный диалог был слишком опасен, и слишком многое зависело от того, на какой именно ноте он завершится.
Но эту ноту суждено было сыграть не графу и не мне. Разговаривая, мы немного отступили от прилавка, и внезапно старушка-нищенка, сидевшая на мостовой, вскочила на ноги и закричала со всей той громкостью, какую позволяли ее старческие легкие:
– Убийца! Убийца, негодяй!
Ее вытянутая рука не оставляла сомнений в том, кому были адресованы эти нелицеприятные слова.
Один из охранников Рейвена подошел к нищенке и резким ударом швырнул ее на мостовую. Охнув, женщина вытянула перед собой морщинистые руки, но они не могли защитить ее от удара ногой по ребрам. И еще одного.
– К вопросу о популярности, – повернулась я к Рейвену. – Почему бы вам не придержать своих псов? Они одурели от запаха крови, а между тем никакой опасности эта нищенка не представляет.
Рейвен равнодушно пожал плечами, но крикнул своим людям, чтобы заканчивали. Те отошли, а старушка осталась корчиться на мостовой. Подойти к ней и оказать помощь в присутствии графа никто не решился.
– Помни: я жду.
С этими словами Рейвен развернулся и зашагал прочь в сопровождении своих охранников. Горожане предупредительно расступались, не желая оказаться у него на пути.
Прошло еще два дня, прежде чем «новые веяния» докатились и до меня. Я сидела в редакции и набрасывала на листе бумаги вопросы для очередного интервью, когда в дверь громко, по-хозяйски постучали. Мири пошла открывать.
На пороге стоял служащий охранного отделения низшего ранга, вероятнее всего, посыльный.
– Я разыскиваю госпожу Абигайль Аткинсон, – с важным видом произнес он и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату.
В охранном отделении даже самые мелкие сошки чувствуют себя вершителями судеб.
– Вы ее разыскали, – отозвалась я со своего места. – Что вам угодно?
– Я уполномочен вручить вам повестку. – Он протянул мне сложенный вчетверо лист желтоватой бумаги. – Вам надлежит незамедлительно отправиться на беседу в охранное отделение.
– Это с какой еще радости? – нахмурилась я.
– Согласно предписанию, – ровным голосом ответил пришедший.
– Хорошо, я приду.
– Прошу прощения, но в повестке сказано: «Незамедлительно», – настойчиво повторил он. – Мне предписано сопроводить вас до места.
– Ну что ж, – я обменялась многозначительным взглядом с секретарем, – раз так предписано, то идемте.
До охранного отделения было недалеко, поэтому мы отправились туда пешком. Точнее сказать, отправилась туда я, а посыльный шел за мной следом, неизменно поддерживая дистанцию ровно в три шага. Я это пару раз проверяла, то начиная двигаться со скоростью черепахи, то пускаясь почти бегом.
В охранке меня проводили в небольшой, но аккуратный кабинет, обставленный сугубо функциональной мебелью без малейших излишеств. Единственным украшением этой комнаты можно было бы назвать оригинальный письменный прибор, выполненный в форме изысканного цветка, с сосудом для чернил в виде бутона. Я пригляделась, склонив голову набок. Прямой бронзовый стебель вместе с бутоном немного походили на трубку.
Пока я разглядывала чернильницу, застывший на пороге чиновник с не меньшим вниманием разглядывал меня. Я спиной чувствовала его присутствие, но виду не подавала и даже вздрогнула, якобы от неожиданности, когда он заговорил. Почему бы не сделать человеку приятное?
– Абигайль Аткинсон? Беседчица из недельника «Торнсайдские хроники»? – бесцветным голосом спросил он.
Я обернулась.
– Да, это я.
Мужчина неспешно прошел на свое рабочее место за столом. Я осталась сидеть на стуле для посетителей, напротив него. Чиновник был каким-то невзрачным – среднего роста, в форменной одежде, незапоминающиеся черты лица, невыразительные глаза. Словом, эдакий усредненный человек. Такой же бесцветный, как и эта комната. Вот только любопытно, был ли в нем какой-нибудь неожиданный и оригинальный штрих, аналогичный столь запоминающейся чернильнице?
– Вы догадываетесь, почему мы вас сюда пригласили? – осведомился чиновник ровным, обычным, ничем не запоминающимся голосом.
– Не имею ни малейшего представления, – почти честно ответила я, изобразив при этом на лице всю гражданскую сознательность, на какую была способна.
– Надо же, – без малейшего удивления в голосе произнес он, заглядывая в какие-то бумаги.
Я молча ждала, напустив на себя скромный и почтительный вид. В свое время Люк тщательно проинструктировал меня на предмет того, как следует себя вести на подобных беседах. На всякий случай. Вот и пригодилось.
– Вы являетесь автором статей о странствующих артистах, менестрелях, восточных шаманах, коллекционерах оружия и продажных женщинах? – спросил он тоном прокурора, перечисляющего грехи обвиняемого на Страшном суде.
– Совершенно верно, – скромно кивнула я и многозначительно добавила: – а также автором биографии господина графа Торнсайдского и отчета о нововведенном налоге.
– Я в курсе, – кивнул чиновник, не особо впечатленный. – Что вы можете сообщить о своих коллегах по работе?
– О моих коллегах? – Я изобразила нескрываемое изумление. – А разве о них можно сообщить что-нибудь, для вас интересное?
Чиновник оторвался от бумаг и пристально посмотрел мне в глаза.
– Вот именно это мы и хотим от вас узнать.
Я огорченно развела руками.
– Боюсь, что не могу вам рассказать ровным счетом ничего, что было бы достойно вашего внимания.
– То есть вы утверждаете, что все ваши коллеги – люди благонадежные?
– Бесспорно.
Нашел тоже стукача.
– Даже Лукас Гринн?
Чиновник поправил съезжающие с носа очки.
– А что не так с Лукасом Гринном?
– Я полагал, именно вы нам об этом и расскажете. Он когда-нибудь высказывал недовольство властями? Подбивал своих читателей к бунту? Распространял ложную информацию о вышестоящих?
– Всю информацию, которую он распространял в недельнике, вы можете прочитать в любой момент, – заметила я.
Вне всяких сомнений, они давно это сделали. И не нашли там ничего, к чему можно было бы всерьез прицепиться, иначе не беседовали бы сейчас со мной, а Люк давно уже прохлаждался бы в застенках Стонрида.
– И вы не можете сообщить нам ничего сверх этого?
– Я всего лишь коллега Лукаса. Мы не являемся близкими друзьями, так что он не стал бы доверять мне какие бы то ни было секреты, даже если бы они у него были.
– Неужели? А у нас как раз совсем другая информация.
– Ваша информация ошибочна. И Лукас, и я – люди общительные, таковы издержки нашей профессии, но не более того. Я не знаю о нем ничего такого, что не было бы известно всем шапочным знакомым.
