Я - его оруженосец. И, да, я девушка! Принц не в курсе! (СИ) - Луна Кармен
Мы собрались и выехали из амбара. Дорога обратно прошла в полном молчании. Принц ехал впереди, как статуя, а я плелась сзади, всё ещё чувствуя тепло его объятий и вкус несостоявшегося поцелуя.
Снорри трусил рядом с моей лошадью и время от времени бросал на меня укоризненные взгляды.
— Спасибо, — тихо сказала я ему, когда принц отъехал чуть вперёд.
— За что? — мысленно ответил Снорри.
— За то, что вовремя появился.
— Не за что. Но в следующий раз могу и опоздать. Так что поосторожнее с этими обнимашками. А то принц совсем разум потеряет.
А я боялась, что разум потеряю я. Потому что после сегодняшнего дня понимала — влюбилась окончательно и бесповоротно. В мужчину, который хочет поцеловать меня, думая, что я мальчик. В принца, который ищет девушку, не зная, что она рядом с ним.
И с каждым днём эта ложь становилась всё тяжелее.
— Снорри, — мысленно обратилась я к корги, — я не знаю, что делать.
— Знаешь, — ответил он в моей голове. — Просто боишься.
— Чего боюсь?
— Сказать правду. Потому что после правды уже нельзя будет притворяться, что ничего не происходит.
Он был прав. После правды всё изменится. Либо к лучшему, либо к худшему. Но точно изменится.
А пока я продолжала жить в этом странном мире, где была мальчиком для всех и девушкой только для себя. Где любила принца, который хотел поцеловать меня, не зная, кто я.
И с каждым днём этот мир становился всё более хрупким.
Как стекло, которое вот-вот разобьётся от одного неосторожного движения.
Глава 9
После вчерашней сцены в амбаре принц превратился в ходячую загадку с темпераментом взбесившегося маятника. То смотрел на меня с выражением человека, который увидел единорога в собственной спальне, то отворачивался, как будто я внезапно стал источником особо заразной чумы. То подходил ближе, чем требовали правила приличия, то держался на расстоянии пушечного выстрела.
В общем, бедный принц Арно окончательно съехал с катушек и теперь крутился вокруг меня, как мотылёк вокруг свечи — с тем же самым результатом: обжигался и не мог остановиться.
Снорри наблюдал за этим спектаклем с видом режиссёра, который смотрит, как актёры импровизируют сцену, не выучив текст.
— Он окончательно сошёл с ума, — мысленно сообщил мне корги, когда мы в очередной раз отправились на поиски меня самой. — А ты становишься всё более розовой при виде него. Ещё немного, и тебя можно будет использовать вместо маяка.
«Спасибо за моральную поддержку», — мысленно огрызнулась я, пытаясь не смотреть на принца, который ехал рядом и периодически бросал на меня взгляды, полные такого смятения, что впору было вызывать лекаря.
Сегодня мы направлялись в сторону леса — там, по слухам, видели подозрительную девушку в мужской одежде. То есть опять искали меня, но в другом месте. Ирония ситуации была настолько густой, что её можно было намазывать на хлеб.
— Мишель, — вдруг сказал принц, и его голос прозвучал так напряжённо, как струна перед разрывом, — вчера в амбаре…
— Что вчера? — быстро перебила я, не желая обсуждать тот момент, когда он едва не поцеловал меня, думая, что я мальчик.
— Ничего, — пробормотал он, но я видела, как напряглись его плечи под камзолом. — Забудь.
Забыть? Я могла бы скорее забыть, как дышать. Память об его объятиях, о тепле его тела, о том, как он смотрел на меня перед тем, как наклониться для поцелуя, засела в моей голове, как заноза, которую невозможно извлечь.
Мы ехали по лесной дороге, и я пыталась сосредоточиться на чём угодно, кроме широких плеч принца и его рук на поводьях. Не получалось. Мой мозг, видимо, решил устроить себе отпуск и теперь занимался исключительно созерцанием мужской красоты в исполнении Арно де Монталье.
И тут произошло нечто странное.
Лошадь принца — чёрный как ночь жеребец по кличке Солас — вдруг повернул голову и посмотрел прямо на меня. Не просто посмотрел — уставился с таким выражением, что я почувствовала себя под рентгеном.
А потом он заговорил.
Не ржанием, не фырканьем — человеческим голосом. Грубым, ироничным, с лёгким акцентом старого вояки, который повидал слишком много и удивить его уже невозможно.
— Ну наконец-то, — сказал Солас, не переставая идти ровной поступью. — Думал, никогда не услышишь меня, девочка.
Я чуть не свалилась с седла.
— Что… кто…? — пролепетала я, оглядываясь. Принц ехал рядом с каменным лицом, явно не слыша ничего необычного.
— Я, конечно, — фыркнул жеребец. — Солас. Конь его высочества. И, кстати, единственное разумное существо в этой компании, если не считать толстозадого корги.
Снорри оскорблённо тявкнул.
— Сам толстозадый! — возмутился он.
— А, — протянул Солас с удовлетворением, — значит, и пса слышишь. Отлично. Теперь можно поговорить по душам.
Я ехала, открыв рот, как рыба, выброшенная на берег. Лошадь. Говорящая лошадь. Которая называет меня девочкой и явно знает больше, чем должна знать.
— Как ты…? — начала я.
— Как я знаю, что ты девушка? — Солас повернул голову и подмигнул мне одним карим глазом. — Милая моя, я же не слепой. У тебя походка как у танцовщицы, руки как у пианистки, и пахнешь ты не мальчиком. А ещё ты краснеешь каждый раз, когда мой наездник снимает рубашку. Что, кстати, бесит его до чёртиков.
— Откуда ты знаешь, что его бесит? — удивилась я.
— Потому что он мне всё рассказывает. Думает, что я просто лошадь, и изливает душу. — Солас презрительно фыркнул. — Если бы ты знала, сколько раз он проклинал собственные чувства к «мальчику». Бедняга себя чуть ли не извращенцем считает.
Я покосилась на принца, который ехал с лицом, высеченным из мрамора. Значит, он действительно мучается? Винит себя за влечение ко мне?
— А почему я вас слышу? — спросила я тихо. — Снорри сказал, что это редкий дар.
— Редкий? — Солас презрительно храпнул. — Девочка, это дар твоего рода. Ленуары всегда слышали животных. Твоя мать разговаривала с птицами, твоя бабушка — с кошками. А ты унаследовала способность общаться с теми, кто тебе верен.
— То есть с вами и Снорри?
— Именно. Мы твои фамильяры, хотя формально я принадлежу принцу. — Солас усмехнулся, насколько это возможно для лошади. — Но кровь не обманешь. Я чувствую в тебе мою истинную хозяйку.
Моя истинная хозяйка. Значит, даже лошадь принца признаёт во мне Мэйрин де Ленуар. А сам принц ищет меня по всему королевству, не подозревая, что я еду рядом с ним.
— Солас, — тихо сказала я, — а ты знаешь правду о моих родителях?
Жеребец замедлил шаг, и его глаза стали серьёзными.
— Знаю, девочка. Знаю больше, чем хотел бы. Твоего отца убили не за измену. Убили за то, что он узнал правду о короле.
— Какую правду?
— Ту, что написана в письме твоей матери. Рикард де Монталье убил собственного брата ради трона. А твой отец это выяснил.
Значит, всё так, как я думала. Король — убийца и узурпатор. А семью Ленуаров уничтожили, чтобы скрыть это.
— А принц знает? — спросила я, глядя на Арно.
— Нет. И не должен знать. Пока не будет готов. — Солас покачал гривой. — Он слишком честный, слишком прямолинейный. Если узнает правду сейчас, может наделать глупостей.
— Каких глупостей?
— Пойти к отцу с обвинениями. Потребовать объяснений. — Жеребец фыркнул. — И тогда Рикард убьёт и его. Собственного сына. Потому что трон для него важнее крови.
Мороз пробежал по коже. Король может убить Арно? Собственного сына?
— Но Арно же его наследник!
— Арно — не его сын, — спокойно сообщил Солас.
Что?
Я чуть не упала с лошади.
— Как это не сын?
— А так. Рикард бесплоден. Арно — сын его покойной жены от её первого мужа. Официально усыновлён, но королевской крови в нём ни капли.
Голова шла кругом. Принц не сын короля? Тогда зачем Рикард его растил? Зачем делал наследником?
— Зачем? — спросила я вслух.
— Нужен был наследник для вида. А когда Арно подрастёт и женится, можно будет устроить несчастный случай. Якобы трагедия. А трон перейдёт к племяннику короля — Эдгару. Тот в курсе всех планов дядюшки.