Эдвард Лир - Чистый nonsense (сборник)

He lived at Dingle Bank – he did; —
    He lived at Dingle Bank;
And in his garden was one Quail,
    Four tulips, and a Tank;
And from his windows he could see
The otion and the River Dee.

His house stood on a Cliff, – it did,
    In aspic it was cool;
And many thousand little boys
    Resorted to his school,
Where if of progress they could boast
He gave them heaps of buttered toast.

But he grew rabid-wroth, he did,
    If they neglected books,
And dragged them to adjacent cliffs
    With beastly Button Hooks,
And there with fatuous glee he threw
Them down into the otion blue.

And in the sea they swam, they did, —
    All playfully about,
And some eventually became
    Sponges, or speckled trout; —
But Liverpool doth all bewail
Their Fate; – likewise his Garden Quail.

Он жил в местечке Дингл-Бэнк,
В Дингл-Бэнке жил всегда;
В саду тюльпаны, штуки три,
И Перепел, ну да;
Из окон видел впереди
Он акиан и речку Ди.

Дом на скале стоял, ну да,
Туда под тёплый кров
Сходились толпы сорванцов,
Смышлёных школяров;
И каждый разумом крепчал
И тосты с маслом получал.

Но если некий ученик
Бежал от книг, тогда
Учитель в ярость приходил,
Тащил его, ну да,
И радостно с окрестных скал
В лазурный акиан спускал.

И неучи в морских волнах
Барахтались, ну да,
Форелью пёстрой становясь
Иль губками, беда;
Весь Ливерпуль о них скорбел —
И Перепел печально пел.

Papa once went to Greece,
     And there I understand
He saw no end of lovely spots
     About that lovely land.
He talks about these spots of Greece
     To both Mama and me
Yet spots of Greece upon my dress
     They can’t abear to see!
I cannot make it out at all —
     If ever on my Frock
They see the smallest Spot of Greece
     It gives them quite a shock!
Henceforth, therefore – to please them both
     These spots of Greece no more
Shall be upon my frock at all —
     Nor on my Pinafore.

Был в Греции Папа,
И там, я поняла,
Он видел пятна красоты,
Которым несть числа.
О них он только и твердит
Обеим нам с Мама,
Но пятна грецкие на мне
Выводят их с ума!
Бывает, пятнышко одно
Украсит мой наряд —
Родители – все из себя,
Ругаются, корят!
И впредь – чтоб старшим угодить,
На платье ни одно
Не заведётся у меня
Красивое пятно.

‘Beneath these high Cathedral stairs
Lie the remains of Susan Pares.
Her name was Wiggs, it was not Pares,
But Pares was put to rhyme with stairs.’

«В соборе сем в тени ступеней
Почиет в мире Сьюзан Пеней.
Звалась при жизни Уиггз, не Пеней,
Но Пеней – рифма для ступеней».

ONCE on a time a youthful cove
     As was a cheery lad
Lived in a villa by the sea. —
     The cove was not so bad;

The dogs and cats, the cows and ass,
     The birds in cage or grove
The rabbits, hens, ducks, pony, pigs
     All loved that cheery lad.

Seven folks – one female and six male, —
     Seized on that youthful cove;
They said – ”To edjukate this chap
     Us seven it doth behove.”

The first his parrient was, – who taught
     The cove to read and ride,
Latin, and Grammarithemetic,
     And lots of things beside.

Says Pa, “I’ll spare no pains or time
     Your school hours so to cut,
And sqare and fit, that you will make
     No end of progress – but —,”

Says Mrs. Grey, – ”I’ll teach him French,
     Pour parler dans cette pays —
Je cris, qu’il parlera bien,
     Même comme un Francais – Mais – ”

Says Signor Gambinossi, – ”Si
     Progresso si farà,
Lo voglio insegnare qui,
     La lingua mia, – ma,” —

Says Mr. Grump, – ”Geology,
     And Mathetics stiff
I’ll teach the cove, who’s sure to go
     Ahead like blazes, – if – ”

Says James – ”I’ll teach him everyday
     My Nastics: now and then
To stand upon his ‘ed; and make
     His mussels harder, – when” —

Says Signor Bianchi, – ”Lascia far; —
     La musica da me,
Ben insegnata gli serà; —
     Farà progresso, – Se – ”

Says Edmund Lear – ”I’ll make him draw
     A Palace, or a hut,
Trees, mountains, rivers, cities, plains,
     And p’rapps to paint them – but – ”

So all these 7 joined hands and sang
     This chorus by the sea; —
“O! Ven his edjukation’s done,
     By! Vot a cove he’ll be!”

Когда-то недоросль один,
И весел, и пригож,
В усадьбе возле моря жил
И был вполне хорош.

Коровы, кошки, псы, ослы,
Лошадка и овца,
И птицы в клетке и в лесу —
Любили все мальца.

Решили как-то шесть мужей
И дама, всемером:
«Должно нам парня абучать,
Пока не грянул гром».

Радитель научал его
Читать, писать, щитать,
Латини, Граммаалгебре,
Слагать и отымать.

Па молвит: «Сил не пощажу,
Но только всё равно
Ты, парень, станешь у меня
Мужом учёным – но…»

«Французский! – молвит Миссис Грей. —
Pour parler dans cette pays —
Je cris, qu’il parlera bien,
Mệme comme un Francais – Mais…»

Синьор же Гамбиносси: «Si
Progresso si farà,
Lo voglio insegnare qui,
La lingua mia, – ma…»

Тут Мистер Грамп: «Ботании
И Матике к тому ж
Мальца я научу, и он
Вперёд рванётся – уж…»

А Джеймс: «Его я научу
Мойнастике: тогда
Стоять он будет на главе
И мышц крепить – когда…»

Синьор же Бьянки: «Lascia far; —
La musica da me,
Ben insegnata gli serà; —
Farà progresso, – Se…»

И Эдмунд Лир: «Он малевать
Дворец, избу, гумно,
Деревья, горы, города
Враз наловчится – но…»

И, взявшись за руки, они
Запели всемером:
«О! Станет юный недоросль
Абученым мужом!»

Mrs Jaypher found a wafer
Which she stuck upon a note;
This she took and gave the cook.
Then she went and bought a boat,
Which she paddled down the stream,
Shouting, ‘Ice produces cream,
Beer when churned produces butter!
Henceforth all the words I utter
Distant ages thus shall note —
‘From the Jaypher Wisdom-Boat.”

Mrs Jaypher said, ‘It’s safer
If you’ve lemons in your head;
First to eat, a pound of meat,
And then to go at once to bed.
Eating meat is half the battle,
Till you hear the Lemons rattle!
If you don’t, you’ll always moan,
In a Lemoncolly tone;
For there’s nothing half so dread —
Ful, as Lemons in your head.’

Миссис Джейфер видит в сейфе
Пачку пухлую банкнот;
В краткий срок берёт челнок
И гребёт на нём вперёд,
И, гребя вперёд, орёт:
«Сливки порождает лёд,
Масло – коль взбивают – пиво!
Слово каждое красиво —
И пускай хранят века
«Мудрость Джейфер-челнока».

Миссис Джейфер: «Коль не дрейфя
Держишь в голове лимон,
Ты допрежь фунт мяса съешь,
И марш в постель, и сразу в сон».
Кушай мясо упоённо,
Слушай перестук лимонный!
А не будешь слушать коль,
В грусть впадёшь и в лимонхоль;
Хуже нету умилён —
Но в башке держать Лимон».

O my aged Uncle Arly!
Sitting on a heap of Barley
     Thro’ the silent hours of night, —
Close beside a leafy thicket: —
On his nose there was a Cricket, —
In his hat a Railway-Ticket; —
     (But his shoes were far too tight.)

Long ago, in youth, he squander’d
All his goods away, and wander’d
     To the Tiniskoop-hills afar.
There on golden sunsets blazing,
Every morning found him gazing, —
Singing – “Orb! you’re quite amazing!
     How I wonder what you are!”

Like the ancient Medes and Persians,
Always by his own exertions
     He subsisted on those hills; —
Whiles, – by teaching children spelling, —
Or at times by merely yelling, —
Or at intervals by selling
     “Propter’s Nicodemus Pills.”

Later, in his morning rambles
He perceived the moving brambles —
     Something square and white disclose; —
‘Twas a First-class Railway-Ticket;
But, on stooping down to pick it
Off the ground, – a pea-green Cricket
     Settled on my uncle’s Nose.

Never – never more, – oh! never,
Did that Cricket leave him ever, —
     Dawn or evening, day or night; —
Clinging as a constant treasure, —
Chirping with a cheerious measure, —
Wholly to my uncle’s pleasure
     (Though his shoes were far too tight.)

So for three-and-forty winters,
Till his shoes were worn to splinters,
     All those hills he wander’d o’er, —
Sometimes silent; – sometimes yelling; —
Till he came to Borley-Melling,
Near his old ancestral dwelling; —
     (But his shoes were far too tight.)

On a little heap of Barley
Died my aged uncle Arly,
     And they buried him one night; —
Close beside the leafy thicket; —
There, – his hat and Railway-Ticket; —
There, – his ever-faithful Cricket; —
     (But his shoes were far too tight.)

О мой Арли незабвенный!
Ночью на копне ячменной
Он сидел в тени ольхи:
На носу – Сверчок дотошный,
Шляпа, железнодорожный
В ней билет пустопорожний
(Жутко жали башмаки).

В юности, давно когда-то,
Жил он праздно и богато,
Всё спустил, побрёл к Холмам.
Там прижился, наблюдая
Ход светил и распевая:
«Солнце! Сфера золотая!
Ты загадка!» – по утрам.

Словно перс или мидянин,
Он трудился, неустанен,
Чтобы жить среди Холмов —
Детям знанья отдавая,
Временами завывая
И недужным продавая
Груды разных порошков.

Как-то на прогулке ранней
Углядел квадратик странный —
На земле билет белел;
Дядя Арли встрепенулся
И поднять его нагнулся,
Тут Сверчонок подвернулся,
Прыг – и на нос Арли сел.

Так они и задружились —
Пили, ели, спать ложились
Неразлейные дружки;
Пел Сверчок не умолкая,
Вкусу дяди потакая,
Арли нравилась такая
Жизнь (хоть жали башмаки).

Сорок три зимы и лета
Он бродил по белу свету,
Башмаки стирая в прах;
И пришёл – то напевая,
То молча, то завывая —
На порог родного края
(В жутко жмущих башмаках).

Ночью на копне ячменной
Умер Арли незабвенный,
Погребён в тени ольхи;
С ним Сверчок его надёжный,
Шляпа, железнодорожный
Тот билет пустопорожний
(Жали жутко башмаки).