Эдвард Лир - Чистый nonsense (сборник)

On the Coast of Coromandel
Where the early pumpkins blow,
In the middle of the woods
Lived the Yonghy-Bonghy-Bò.
Two old chairs, and half a candle, —
One old jug without a handle, —
These were all his worldly goods:
In the middle of the woods,
These were all the worldly goods,
Of the Yonghy-Bonghy-Bò,
Of the Yonghy-Bonghy-Bò.

Once, among the Bong-trees walking
Where the early pumpkins blow,
To a little heap of stones
Came the Yonghy-Bonghy-Bò.
There he heard a Lady talking,
To some milk-white Hens of Dorking, —
''Tis the lady Jingly Jones!
'On that little heap of stones
'Sits the Lady Jingly Jones!
Said the Yonghy-Bonghy-Bò,
Said the Yonghy-Bonghy-Bò.

'Lady Jingly! Lady Jingly!
'Sitting where the pumpkins blow,
'Will you come and be my wife?
Said the Yonghy-Bonghy-Bò.
'I am tired of living singly, —
'On this coast so wild and shingly, —
'I'm a-weary of my life:
'If you'll come and be my wife,
'Quite serene would be my life! —
Said the Yonghy-Bonghy-Bò,
Said the Yonghy-Bonghy-Bò.

'On this Coast of Coromandel,
'Shrimps and watercresses grow,
'Prawns are plentiful and cheap,
Said the Yonghy-Bonghy-Bò.
'You shall have my chairs and candle,
'And my jug without a handle! —
'Gaze upon the rolling deep
('Fish is plentiful and cheap)
'As the sea, my love is deep!
Said the Yonghy-Bonghy-Bò,
Said the Yonghy-Bonghy-Bò.

Lady Jingly answered sadly,
And her tears began to flow, —
'Your proposal comes too late,
'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!
'I would be your wife most gladly!
(Here she twirled her fingers madly,)
'But in England I've a mate!
'Yes! you've asked me far too late,
'For in England I've a mate,
'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!
'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!

'Mr. Jones – (his name is Handel, —
'Handel Jones, Esquire, & Co.)
'Dorking fowls delights to send,
'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!
'Keep, oh! keep your chairs and candle,
'And your jug without a handle, —
'I can merely be your friend!
' – Should my Jones more Dorkings send,
'I will give you three, my friend!
'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!
'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!

'Though you've such a tiny body,
'And your head so large doth grow, —
'Though your hat may blow away,
'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!
'Though you're such a Hoddy Doddy —
'Yet a wish that I could modi —
'fy the words I needs must say!
'Will you please to go away?
'That is all I have to say —
'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!
'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò! .

Down the slippery slopes of Myrtle,
Where the early pumpkins blow,
To the calm and silent sea
Fled the Yonghy-Bonghy-Bò.
There, beyond the Bay of Gurtle,
Lay a large and lively Turtle, —
'You're the Cove, he said, 'for me
'On your back beyond the sea,
'Turtle, you shall carry me!
Said the Yonghy-Bonghy-Bò,
Said the Yonghy-Bonghy-Bò.

Through the silent-roaring ocean
Did the Turtle swiftly go;
Holding fast upon his shell
Rode the Yonghy-Bonghy-Bò.
With a sad primæval motion
Towards the sunset isles of Boshen
Still the Turtle bore him well.
Holding fast upon his shell,
'Lady Jingly Jones, farewell!
Sang the Yonghy-Bonghy-Bò,
Sang the Yonghy-Bonghy-Bò.

From the Coast of Coromandel,
Did that Lady never go;
On that heap of stones she mourns
For the Yonghy-Bonghy-Bò.
On that Coast of Coromandel,
In his jug without a handle
Still she weeps, and daily moans;
On that little hep of stones
To her Dorking Hens she moans,
For the Yonghy-Bonghy-Bò,
For the Yonghy-Bonghy-Bò.

Как на взморье Коромандел,
Где от тыкв рябым-рябо,
Поживал в глуши лесов
Некий Йонги-Бонги-Бо.
Стула два, свечи полштучки
Да кувшин, лишённый ручки, —
Вот и всё, в конце концов,
Чем владел в глуши лесов
После дедов и отцов
Этот Йонги-Бонги-Бо,
Этот Йонги-Бонги-Бо.

Как-то по лесу плутая,
Где от тыкв рябым-рябо,
Кучку гальки, поражён-с,
Видит Йонги-Бонги-Бо.
Льётся Леди речь простая,
К белым курам долетая.
«Это Леди Джингли Джонс
Там, на гальке, – поражён-с! —
Вижу Леди Джингли Джонс!» —
Молвил Йонги-Бонги-Бо,
Молвил Йонги-Бонги-Бо.

«Леди Джингли! Леди Джингли!
Где в глазах от тыкв рябо,
Станете ли мне женой?» —
Молвил Йонги-Бонги-Бо.
«Я устал без половинки,
Жизнь пуста, в ней нет живинки,
Леди, сжальтесь надо мной:
Если станете женой,
Станет жизнь моя иной», —
Молвил Йонги-Бонги-Бо,
Молвил Йонги-Бонги-Бо.

«Здесь, на взморье Коромандел,
От жерух в глазах рябо
И цена креветкам грош, —
Молвил Йонги-Бонги-Бо. —
Стула два, свечи полштучки
И кувшин, лишённый ручки, —
Будут ваши, дар хорош
(Рыба тоже стоит грош),
От любви бросает в дрожь», —
Молвил Йонги-Бонги-Бо,
Молвил Йонги-Бонги-Бо.

Леди с грустью отвечала,
И от слёз в глазах рябо:
«Поздно, поздно, милый друг,
Мистер Йонги-Бонги-Бо!
Я б женой охотно стала
(Пальцы яростно ломала),
Только в Англии супруг!
Слишком поздно, милый друг,
Если в Англии супруг,
Мистер Йонги-Бонги-Бо,
Мистер Йонги-Бонги-Бо!

Мистер Джонс (сказать бы лучше —
Хэндел Джонс, Эсквайр, энд К°) —
Яйценоских кур развод,
Мистер Йонги-Бонги-Бо!
Берегите стулья, штучки
И кувшин, лишённый ручки.
Буду другом вам, вот-вот
Мне мой Джонс курей пришлёт,
Трёх отдам вам на развод,
Мистер Йонги-Бонги-Бо,
Мистер Йонги-Бонги-Бо!

Пусть вы карликова роста,
С головою, как жабо,
Ветер дунет – шляпа прочь,
Мистер Йонги-Бонги-Бо!
Пусть вы с виду чайник просто —
Рада бы, но я не в состо —
янье это превозмочь,
Посему подите прочь,
Этого не превозмочь,
Мистер Йонги-Бонги-Бо,
Мистер Йонги-Бонги-Бо!»

Вниз по скользким склонам Мёртла,
Где от тыкв рябым-рябо,
К морю устремил свой бег
Бедный Йонги-Бонги-Бо.
А в далёкой бухте Гёртла
Черепах лежал как мёртвый,
Но живой. «Вы мой ковчег.
В море устремим свой бег,
Черепах, вы мой ковчег!» —
Молвил Йонги-Бонги-Бо,
Молвил Йонги-Бонги-Бо.

Океан был тих, истошен,
Черепах поплыл резво;
В панциря вцепившись край,
Сверху Йонги-Бонги-Бо.
Первобытен и дотошен,
К островам закатным Боушен
Черепах летел, как в рай.
В панцирный вцепившись край:
«Леди Джингли Джонс прощай!» —
Пел наш Йонги-Бонги-Бо,
Пел наш Йонги-Бонги-Бо.

С побережья Коромандел
Леди отступить слабо;
На камнях ревмя ревёт
Всё о Йонги-Бонги-Бо.
И на кучке без отлучки
В тот кувшин, лишённый ручки,
Ежедневно слёзы льёт;
Куриц доркингских берёт
И пред ними слёзы льёт
Всё о Йонги-Бонги-Бо,
Всё о Йонги-Бонги-Бо.

The Pobble who has no toes
Had once as many as we;
When they said, ‘Some day you may lose them all;’
He replied, ‘Fish fiddle de-dee!’
And his Aunt Jobiska made him drink
Lavender water tinged with pink;
For she said, ‘The World in general knows
There's nothing so good for a Pobble's toes!’

The Pobble who has no toes,
Swam across the Bristol Channel;
But before he set out he wrapped his nose
In a piece of scarlet flannel.
For his Aunt Jobiska said, ‘No harm
Can come to his toes if his nose is warm;
And it's perfectly known that a Pobble's toes
Are safe – provided he minds his nose.’

The Pobble swam fast and well,
And when boats or ships came near him,
He tinkledy-binkledy-winkled a bell
So that all the world could hear him.
And all the Sailors and Admirals cried,
When they saw him nearing the further side, —
‘He has gone to fish, for his Aunt Jobiska's
Runcible Cat with crimson whiskers!’

But before he touched the shore, —
The shore of the Bristol Channel,
A sea-green Porpoise carried away
His wrapper of scarlet flannel.
And when he came to observe his feet,
Formerly garnished with toes so neat,
His face at once became forlorn
On perceiving that all his toes were gone!

And nobody ever knew,
From that dark day to the present,
Who had taken the Pobble's toes,
In a manner so far from pleasant.
Whether the shrimps or crawfish gray,
Or crafty Mermaids stole them away,
Nobody knew; and nobody knows
How the Pobble was robbed of his twice five toes!

The Pobble who has no toes
Was placed in a friendly Bark,
And they rowed him back, and carried him up
To his Aunt Jobiska's Park.
And she made him a feast, at his earnest wish,
Of eggs and buttercups fried with fish;
And she said, ‘It's a fact the whole world knows,
That Pobbles are happier without their toes.’

У Поббла без пальцев ног
Пальцы были в прежние дни;
Говорят ему: «Береги их, сынок»;
Он в ответ: «Ту-ру-ру ни-ни!»
И Тётка Джобиска поила его
Настойкой лавандовой – оттого
Что: «Мир ничего придумать не смог
Полезней для Поббловых пальцев и ног».

Тот Поббл без пальцев ног
Бристольский канал переплыл;
Но прежде добыл фланели кусок
И нос хорошо утеплил.
Твердила же Тётка: «Не свалится бед
На пальчики ножек, коль носик согрет.
Знает всяк, что не будет для пальцев угроз,
Коль Поббл бережёт и лелеет нос».

А Поббл плыл и плыл, быстро плыл,
И, видя идущее судно,
Он «дзынь-дрынь-ля-ля» в колокольчик звонил —
Не услышать его было трудно.
И каждый Матрос, Капитан, Адмирал,
Завидев его, восхищённо орал:
«Поплыл он за рыбкой для Киски,
Любимицы Тётки Джобиски!»

Но на берег ступить он не смог,
На берег того же канала, —
Дельфин голубой фланель уволок,
Что нос плывуна согревала.
Когда же он бегло взглянул на ступни,
Что пальцы красили в прежние дни,
Мгновенно лицо омрачила беда:
Все пальцы исчезли незнамо куда!

И тайны никто не прознал
С того и до этого дня,
Кто пальцы у Поббла отнял,
Глухое молчанье храня.
Креветок ли стая, рачок ли один,
А может, Русалки из тёмных глубин,
Не знает никто; только уж не сыскать
Тех пальцев украденных – дважды по пять!

И Поббла без пальцев ног
На Барк мимошедший – шварк,
Водою и сушей в короткий срок
В Джобискин доставив Парк.
Та, нажарив племяннику рыбы с яйцом
И цветочной приправой, блеснула словцом:
«И целый мир отрицать бы не мог,
Что Побблы счастливей без пальцев ног».