Игорь Иртеньев - Стихи мои, простые с виду…

Такого кризиса
Еще не видел свет.
Пиздец уж близится,
А кризиса все нет.

В лазурь залива солнце село,
Стояли вы, глаза закрыв,
Я вашу руку взял несмело,
Сдержать не в силах свой порыв.

Пьянящий аромат азалий
Все тайной наполнял вокруг.
Вы с дрожью в голосе сказали:
— Я умоляю вас, без рук.

Волна ласкала, набегая,
Покров прибрежного песка.
И я ответил: — Дорогая,
То лишь рукав от пиджака.

Вы мне в лицо захохотали,
Сверкая золотом зубов:
— А я-то думала вначале,
Что вы способны на любов.

Вам не хватает безрассудства,
Вас не манит страстей игра.
Нет, я не верю в ваше чувство,
К тому же мне домой пора.

Блестело море под луною,
Молчал о чем-то кипарис.
Я повернулся к вам спиною,
И мы навеки разошлись.

На столе часы стоят,
Но на первый только взгляд.
На второй они идут,
Отмеряя ход минут.

Отмеряя ход минут,
По столу часы идут,
Вот до краешка дойдут
И оттуда упадут.

На пол часики упали
И лежат. На третий взгляд.
А на первый, как вначале
Было сказано, стоят.

Это что ж это такое?
И на что ж это похоже?
Ведь лежать не можно стоя
И стоять не можно лежа.

Можно ж нервный тик
Заработать так.
Тик-
Так.

Только было мы настроились
Запасать себе гробы,
Братья-сербы успокоились,
Слава Богу, без пальбы.

Но опять запахло порохом
Посреди планеты всей —
Это снова дал всем шороху
Наш старинный друг Хусейн.

Просто жить уже не хочется.
Так достали, что беда.
И когда ж все это кончится…
Да, боюсь, что никогда.

Только сел — звонят. Давай скорее.
Тут у нас такое — обалдеешь.
Я такси хватаю. Мчимся пулей.
По дороге мужика сбиваем.

Приезжаем. Вроде все нормально.
Ну не то, чтоб прямо все в ажуре,
Но, по крайней мере, чисто внешне,
Чисто визуально, как обычно.

Я, как идиот, обратно еду.
По дороге в самосвал въезжаем.
Хорошо еще таксист был пьяный.
А иначе б — страшно и подумать.

Слава богу, жив еще остался,
Но пока мотался по больницам,
Дочка замуж вышла. За румына.
Только нам румынов не хватало.

Мы живем недалеко,
Нас найти совсем легко.
Сперва направо вы пойдете,
Потом налево повернете,
И прямо тут же, за углом,
Семиэтажный будет дом.
Такой большой красивый дом,
Но только мы живем не в нем.
Потом войдете вы во двор
И там увидите забор.
В заборе этом есть дыра,
Ее мы сделали вчера.
Но через эту дырку лезть
Старайтесь осторожно,
Там потому что гвозди есть
И зацепиться можно.
Потом свернете резко вправо
И упадете там в канаву.
Пугать вас это не должно,
Поскольку так заведено.
В нее все падают всегда,
Но вылезают без труда.
Потом на землю нужно лечь
И метров сто ползти,
Потом придется пересечь
Трамвайные пути.
А дальше будет детский сад,
А рядом с садом автомат,
Где вам по номеру 05
Помогут адрес наш узнать.
Ведь мы живем недалеко
И нас найти совсем легко.

Трудно тем на свете очень,
У кого сосед маньяк,
Всю дорогу озабочен —
Где, когда, кого и как.

Тем живется много проще,
У кого сосед енот,
И мозги он прополощет,
И рубашку простирнет.

У кого сосед японец,
Тем легко на свете жить,
Можно запросто червонец
У японца одолжить.

У кого сосед Каспаров,
Тем не жизнь, а благодать,
Ведь с Каспаровым на пару
Можно партию сгонять.

Лучше всех тому живется,
У кого майор сосед,
Если вдруг война начнется,
Всех убьет, майора — нет.

Тут как-то раз мне дали в глаз,
Вот, собственно, и весь рассказ.

Ты куда бежишь, нога,
Поздней ночью
От родного очага,
Крыши отчей?

Из домашнего тепла
И уюта
Босиком одна ушла
Почему ты?

Или чем тебя, нога,
Кто обидел,
Что пустилась ты в бега
В голом виде?

Иль нездешние блага
Соблазнили?
Иль чужие берега
Поманили?

Будь там Лондон, будь Париж,
Будь хоть Штаты,
От себя не убежишь
Ни на шаг ты.

Ты ж не баба, не Яга
Костяная,
Ты как есть моя нога,
Коренная.

Так зачем тебе чулки
Да колготки,
Пропадешь ты от тоски
Да от водки.

Костер пылающий угас,
Его судьба задула злая.
Я больше ненавижу вас,
Я знать вас больше не желаю.

Моей любви прервался стаж,
Она с обрыва полетела,
И позабыл я голос ваш,
Черты лица и форму тела,

И адрес ваш, и телефон,
И дату вашего рожденья
Я вычеркнул из сердца вон
С жестоким чувством наслажденья.

Любовь исчезла без следа,
Хотя имела в прошлом место.
Прощаясь с вами навсегда,
Хочу сказать открытым текстом:

— Пусть любит вас теперь другой,
А я покой ваш не нарушу.
С меня довольно. Ни ногой
К вам не вступлю отныне в душу.

Каждый вечер регулярно
Кто-то, крадучись тайком,
Ходит с лестницей пожарной
И огромным молотком.

Из бездонного кармана
Вынимает горсть гвоздей
И в ночное небо прямо
Забивает их, злодей.

А наутро, взявши клещи,
Выдирает их, ворча.
Удивительные вещи
Происходят по ночам!

Уронил я в унитаз
Как-то тут намедни
Свой любимый карий глаз.
Правый. Предпоследний.

Глянул он прощальным взором,
Голубиным оком
Прямо в душу мне с укором,
Уносясь потоком.

И с тех пор все снится мне
Ночью в тишине,
Как он там ресницами
Шевелит на дне.

Уход отдельного поэта
Не создает в пространстве брешь,
В такой большой стране, как эта,
Таких как мы — хоть жопой ешь.

Не лейте горьких слез, мамаша,
Жена, не бейся об порог,
Тот, кто придет на место наше,
Создаст вакансию в свой срок.

И снова, натурально, слезы,
Транспортировки скорбный труд,
Друзей искусственные позы,
Шопен, опять же, тут как тут.

Но не прервется эстафета
И к новому придет витку,
В такой большой стране, как эта
(см. четвертую строку).

И новым женам и мамашам
Настанет свой черед рыдать…
А мы не сеем и не пашем,
За это можно все отдать.

Пока душа не отлетела,
Как светло-белый самолет,
Она имеет форму тела,
Внутри которого живет.

Метафизического газа
Полна телесная сума,
И это не пустая фраза,
А вывод крепкого ума.

Все, чем, считается от века,
Богат и славен индивид,
Есть эманация молекул,
Душа из коих состоит.

Амбивалентная по сути,
Она из множества путей
Себе избрала перепутье
Свободы, Славы и Страстей.

В координатной этой точке
Пересечения всех драм
Душа, расставшись с оболочкой,
Стартует вверх
К иным мирам.

И там,
Во мраке вечной ночи,
Не зная отдыха и сна,
Она рыдает и хохочет,
Надежд несбывшихся полна,

Поправ физические нормы,
Экстраполирует в века,
Как символ неизбывной формы
Существования белка.

Ходил недолго в президентах
Михал Сергеич Горбачев.
Но был на разных континентах
Любим при этом горячо.

Простые люди всей планеты —
Я сам свидетелем тому —
Дарили мелкие предметы
На день рождения ему.

Он наихудшую систему
Из существующих систем
Разрушил, как тараном стену
До основанья, а затем

На радость порешил потомкам
Построить мир, где все равны,
Но тут придавлен был обломком
Той самой рухнувшей стены.

А дальше баррикады, танки,
Героев жуткое число…
Три дня трясло нас в лихоманке,
Но, слава Богу, пронесло.

А вскоре с гиканьем и плясом,
Под троекратное „ура“,
Смещен был лысый седовласым
По наущению двора.

Так и сошел со сцены Горби,
Так и покинул пьедестал.
Предметом всенародной скорби
Его уход отнюдь не стал.

И все ж сказать ему спасибо,
Хотя б подать ему пальто
Вполне мы, думаю, могли бы.
Да воспитание не то.