Игорь Иртеньев - Стихи мои, простые с виду…

Я не ханжа, не фарисей
И твердо заявляю это —
Мы впереди планеты всей
Не только в области балета.

Чтоб не прервалась жизни нить,
Чтоб не накрыться медным тазом.
Мы пили, пьем и будем пить
Наперекор любым указам.

Ввиду отсутствия дорог,
Метафизическое пьянство
Есть не общественный порок,
Но пафос русского пространства.

Мы проспиртованы насквозь,
Внутри нас все перебродило,
Но знаменитое „авось“
Ни разу нас не подводило.

По улице идет автобус,
В нем едет много человек.
У каждого — свои заботы,
Судьба у каждого — своя.

Вот инженер тире строитель.
Он строит для людей дома,
И в каждый дом, что им построен,
Души частицу он вложил.

А рядом с ним в большой зюйдвестке
Отважный едет китобой.
Он кашалотов беспощадно
Разит чугунным гарпуном.

А рядом с ним стоит рабочий.
Его глаза огнем горят.
Он выполнил четыре нормы,
А захотел бы — смог и шесть.

А рядом женщина рожает,
Еще мгновенье — и родит!
И тут же ей уступят место
Для пассажиров, что с детьми.

А рядом — футболист известный
С богиней Никою в руках.
Под иберийским жарким небом
Ее он в честном взял бою.

А рядом — продавщица пива
С косою русою до пят.
Она всех пивом напоила,
И вот теперь ей хорошо.

А рядом в маске Дед Мороза
Коварный едет контролер.
Ее надел он специально,
Чтоб всеми узнанным не быть.

Но этой хитрою уловкой
Он не добьется ничего,
Поскольку есть у всех билеты,
Не исключая никого.

Американская эскадра,
Всего живого злейший враг,
Грозится ядерные ядра
Обрушить снова на Ирак.

Она в Персидского залива
Затем вошла в морскую гладь,
Чтоб нефть багдадского разлива
В свой Вашингтон по трубам гнать.

Нет, господа, у вас не выйдет,
Придется вам умерить прыть.
Народы мира правду видят,
Ее ничто не в силах скрыть.

И вместе с вашим Пентагоном
Вы зарубить себе должны —
Ирак не станет полигоном
Для новой ядерной войны.

Дадим друзья, отпор разбою
Со стороны отдельных стран.
Народ Ирака, мы с тобою.
Аллах акбар! Но пасаран!

На небе звезд довольно много,
Примерно тысяч двадцать пять,
В одном созвездьи Козерога
Их без очков не сосчитать.

Трудна работа астронома —
Воткнув в розетку телескоп,
В отрыве от семьи и дома
Он зрит светил небесных скоп.

Приникнув к окуляру глазом,
Забыв про сон, за часом час,
Терзает он свой бедный разум,
Постичь картину мира тщась.

Ну что ему земные беды,
Когда он видит Млечный Шлях,
Когда туманность Андромеды
Родней жилплощади в Филях.

Гордись полночный соглядатай,
Своей нелегкою судьбой.
Пускай в разладе ты с зарплатой,
Зато в гармонии с собой.

Ах, отчего на сердце так тоскливо?
Ах, отчего сжимает грудь хандра?
Душа упорно жаждет позитива,
Взамен „увы“ ей хочется „ура!“.

Повсюду смута и умов броженье,
Зачем, зачем явился я на свет —
Интеллигент в четвертом приближеньи
И в первом поколении поэт?

Безумный брат войной идет на свата,
И посреди раскопанных могил
На фоне социального заката
Библиофила ест библиофил.

Быть не хочу ни едоком, ни снедью,
Я жить хочу, чтоб думать и умнеть,
На радость двадцать первому столетью
Желаю в нем цвести и зеленеть.

Неужто нету места в птице-тройке,
Куда мне свой пристроить интеллект?
Довольно быть объектом перестройки,
Аз есмь ея осознанный субъект!

Ах, что за женщина жила
У Курского вокзала,
Она и ела, и пила,
И на трубе играла.

Ходила голая зимой,
Любила Вальтер Скотта
И открывала головой
Никитские ворота.

Паря меж небом и тюрьмой,
Она в любом контексте
Всегда была собой самой,
Всегда была на месте.

Мы с нею не были близки
И рядом не летали,
Она разбилась на куски
И прочие детали.

А я, я что, я вдаль побрел,
Ушибленный виною,
Ее тифозный ореол
Оставив за спиною.

За высоким за забором
Гордый рыцарь в замке жил,
Он на все вокруг с прибором
Без разбора положил.

Не кормил казну налогом,
На турнирах не блистал
И однажды перед Богом
Раньше времени предстал.

И промолвил Вседержитель,
Смерив взглядом гордеца:
— С чем явился ты в обитель
Вездесущего отца?

Есть каналы, по которым
До меня дошел сигнал,
Что ты клал на все с прибором.
Отвечает рыцарь: клал!

Клал на ханжеский декорум,
На ублюдочную власть
И ad finem seculorum[1]
Собираюсь дальше класть.

Сохранить рассудок можно
В этой жизни только так,
Бренна плоть, искусство ложно,
Страсть продажна, мир — бардак.

Не привыкший к долгим спорам,
Бог вздохнул: ну что ж, иди,
Хочешь класть на все с прибором,
Что поделаешь, клади.

Отпускаю, дерзкий сыне,
Я тебе гордыни грех,
С чистой совестью отныне
Можешь класть на все и всех.

И на сем визит свой к Богу
Гордый рыцарь завершил
И в обратную дорогу,
Помолившись, поспешил.

И в земной своей юдоли
До седых дожив годов,
Исполнял он Божью волю,
Не жалеючи трудов.

Москве товарищ Каганович
Нанес неслыханный урон,
И за сто лет не восстановишь
То, что разрушил за год он.

Привык он действовать нахрапом,
Колол рукою кирпичи,
Недаром сталинским сатрапом
Его дразнили москвичи.

Давно его истлели кости
В могиле мрачной и сырой,
Гуляет ветер на погосте
Ненастной зимнею порой.

Но раз в году, в глухую полночь,
Нездешней силою влеком,
Встает из гроба Каганович,
Железный сталинский нарком.

Встает буквально раз за разом
Покойный член Политбюро,
И всякий раз подземным лазом
В метро ведет его нутро.

Вот в освещенные просторы
Ступает он из темноты,
К нему привыкли контролеры,
Его не трогают менты.

Ему спуститься помогают.
— Здорово, деда, — говорят.
Его уборщицы шугают
И добродушно матерят.
Глядит вокруг суровый Лазарь,
Волнения не в силах скрыть,
Ведь это он своим приказом
Народ метро заставил рыть.

Кто, как не он, рукой железной
Людские массы в бой ведя,
Осуществил сей план помпезный,
Дабы порадовать вождя.

Глуша коньяк, дрожа от страха,
Тащил свой груз он как ишак,
Не раз ему грозила плаха,
Не раз светил ему вышак.

Кто укорить его посмеет,
Что избежал он топора?
А что он с этого имеет?
Участок два на полтора.

Он, лбом своим пробивший стену,
Согнувший всех в бараний рог,
Дал имя метрополитену,
Но, правда, отчества не смог.

…Вновь погружается в потемки
Наркома черная душа,
Вокруг товарищи потомки
Спешат, подошвами шурша.

Их дома ждет холодный ужин
И коитус, если повезет.
И, на хер никому не нужен,
Нарком на кладбище ползет.

Вечером очень поздно,
Под самый под Новый год
Четыре Деда Мороза
В дальний собрались поход.

Не тратя даром минуты,
Вместе вошли в метро
И там решили маршруты
Выбрать по розе ветров.

— С детства путем караванным
Мечтал пройти я Восток,
Мне снились дальние страны,
Пустынь горячий песок,

Багдада пестрые рынки,
Древний, как мир, Тибет.
Поеду-ка я в Кузьминки, —
Первый промолвил дед.

— Отправился бы с охотой
В Кузьминки я хоть сейчас,
Если б не знал, что кто-то
На Западе нужен из нас.

Так что чиста моя совесть,
У каждого жребий свой —
С такими словами в поезд
До Тушинской сел второй.

— А мы на Север поедем, —
Третий вздохнул тогда. —
К свирепым белым медведям,
В царство вечного льда.

Звезды холодные светят,
Полярная ночь тиха.
Право же стоит за этим
Махнуть на ВДНХ.

Четвертый сказал: — Отлично,
Достался мне, кажется, Юг.
Не знаю, кто как, но лично
Я подустал от вьюг.

Поеду в Беляево — это
Хотя и не Индостан,
Но все ж по соседству где-то
Находится Теплый Стан.

Вечером очень поздно
Зашли с четырех сторон
Четыре Деда Мороза,
Каждый на свой перрон.

В жизни каждому надо
Правильный выбрать путь.
Об этом моя баллада,
А не о чем-нибудь.