Андре Бретон - Антология черного юмора
— Прежде всего, — начал Грифон, — все выстраиваются в ряд на морском берегу...
— В два ряда! — закричал Черепаха Квази. — Тюлени, лососи, морские черепахи и все остальные. И как только очистишь берег от медуз...
— А это не так-то просто, — вставил Грифон.
— Делаешь сначала два шага вперед... — продолжал Черепаха Квази.
— Взял за ручку омара! — закричал Грифон.
— Конечно, — подтвердил Черепаха Квази. — Делаешь два прохода вперед, кидаешься на партнеров...
— Меняешь омаров — и возвращаешься назад тем же порядком, — закончил Грифон.
— А потом, — продолжал Черепаха Квази, — швыряешь...
— Омаров! — крикнул Грифон, подпрыгивая в воздух.
— Подальше в море...
— Плывешь за ними! — радостно завопил Грифон.
— Кувыркаешься разок в море! — воскликнул Черепаха Квази и прошелся колесом по песку.
— Снова меняешь омаров! — вопил во весь голос Грифон.
— И возвращаешься на берег! Вот и вся первая фигура, — сказал Квази внезапно упавшим голосом. И два друга, только что, как безумные, прыгавшие по песку, загрустили, сели и с тоской посмотрели на Алису.
— Это, должно быть, очень красивый танец, — робко заметила Алиса.
— Хочешь посмотреть? — спросил Черепаха Квази.
— Очень, — сказала Алиса.
— Вставай, — приказал Грифону Квази. — Покажем ей первую фигуру. Ничего, что тут нет омаров... Мы и без них обойдется. Кто будет петь?
— Пой ты, — сказал Грифон. — Я не помню слов.
И они важно заплясали вокруг Алисы, размахивая в такт головами и не замечая, что то и дело наступают ей на ноги. Черепаха Квази затянул грустную песню.
Говорит треска улитке: «Побыстрей, дружок, иди!
Мне на хвост дельфин наступит — он плетется позади.
Видишь, крабы, черепахи мчатся к морю мимо нас.
Нынче бал у нас на взморье, ты пойдешь ли с нами в пляс?
Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты пуститься с нами в пляс?
Ты не знаешь, как приятно, как занятно быть треской,
Если нас забросят в море и умчит нас вал морской!»
«Ох! — улитка пропищала. — Далеко забросят нас!
Не хочу я, не могу я, не хочу я с вами в пляс.
Не могу я, не хочу я, не могу пуститься в пляс!»
«Ах, что такое далеко? — ответила треска.
Где далеко от Англии, там Франция близка.
За много миль от берегов есть берега опять.
Не робей, моя улитка, и пойдем со мной плясать.
Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты со мной пойти плясать?
Можешь, хочешь, хочешь, можешь ты пойти со мной плясать?»
— Большое спасибо, — сказала Алиса, радуясь, что танец, наконец, закончился. — Очень интересно было посмотреть. А песня про треску мне очень понравилась! Такая забавная...
— Кстати, о тресте, — начал Черепаха Квази. — Ты, конечно, ее видала?
— Да, — сказала Алиса. — Она иногда бывала у нас на обеде.
Она испуганно замолчала, но Черепаха Квази не смутился.
— Не знаю, что ты хочешь этим сказать, — заметил Черепаха Квази, — но раз вы так часто встречались, ты, конечно, знаешь, как она выглядит...
— Да, кажется, знаю, — сказала задумчиво Алиса. — Хвост во рту, и вся в сухарях.
— Насчет сухарей ты ошибаешься, — возразил Черепаха Квази, — сухари все равно смылись бы в море... Ну а хвост у нее, правда, во рту. Дело в том, что...
Тут Черепаха Квази широко зевнул и закрыл глаза.
— Объясни ей про хвост, — сказал он Грифону.
— Дело в том, — сказал Грифон, — что она очень любит танцевать с омарами. Вот они и швыряют ее в море. Вот она и летит далеко-далеко. Вот хвост у нее и застревает во рту — да так крепко, что не вытащишь. Все.
— Спасибо, — сказала Алиса. — Это все очень интересно. Я ничего этого о треске не знала.
— Если хочешь, — сказал Грифон, — я тебе много еще могу про треску рассказать! Знаешь, почему ее называют треской?
— Я никогда об этом не думала, — сказала Алиса. — Почему?
— Треску много, — сказал значительно Грифон.
Алиса растерялась.
— Много треску? — переспросила она с недоумением.
— Ну да, — подтвердил Грифон. — Рыба она так себе, толку от нее мало, а треску много.
Алиса молчала и только смотрела на Грифона широко открытыми глазами.
— Очень любит поговорить, — продолжал Грифон. — Как начнет трещать, хоть вон беги. И друзей себе таких же подобрала. Ходит к ней один старичок Судачок. С утра до ночи судачат! А еще Щука забегает — так она всех щучит. Бывает и Сом — этот во всем сомневается... А как соберутся все вместе, такой подымут шут, что кругом голова идет... Белугу знаешь?
Алиса кивнула.
— Так это они ее довели. Никак, бедная, прийти в себя не может. Все ревет и ревет...
— Поэтому и говорят «Ревет, как белуга?» — робко спросила Алиса.
— Ну да, — сказал Грифон. — Поэтому.
Тут Черепаха Квази открыл глаза.
— Ну хватит об этом, — проговорил он. — Расскажи теперь ты про свои приключения.
— Я с удовольствием расскажу все, что случилось со мной сегодня с утра, — сказала неуверенно Алиса. — А про вчера я рассказывать не буду, потому что тогда я была совсем другая.
— Объяснись, — сказал Черепаха Квази.
— Нет, сначала приключения, — нетерпеливо перебил его Грифон. — Объяснять очень долго.
И Алиса начала рассказывать все, что с нею случилось с той минуты, как она увидела Белого Кролика. Сначала ей было немножко не по себе: Грифон и Черепаха Квази придвинулись к ней так близко и так широко раскрыли глаза и рты; но потом она осмелела. Грифон и Черепаха Квази молчали, пока она не дошла до встречи с Синей Гусеницей и попытки прочитать ей «Папу Вильяма». Тут Черепаха Квази глубоко вздохнул и сказал:
— Очень странно!
— Страннее некуда! — подхватил Грифон.
— Все слова не те, — задумчиво произнес Черепаха Квази. — Хорошо бы она нам что-нибудь почитала. Вели ей начать.
И он посмотрел на Грифона, словно тот имел над Алисой власть.
— Встань и читай «Это голос лентяя», — приказал Алисе Грифон.
— Как все здесь любят распоряжаться, — подумала Алиса. — Только и делают, что заставляют читать. Можно подумать, что я в школе.
Все же она послушно встала и начала читать. Но мысли ее были так заняты омарами и морской кадрилью, что она и сама не знала, что говорит. Слова получились действительно очень странные:
Это голос Омара. Вы слышите крик?
— Вы меня разварили! Ах, где мой парик?
И поправивши носом жилетку и бант,
Он идет на носочках, как лондонский франт.
Если отмель пустынна и тихо кругом,
Он кричит, что акулы ему нипочем,
Но лишь только вдали заприметит акул,
Он забьется в песок и кричит караул!
— Совсем непохоже на то, что я читал ребенком в школе, — заметил Грифон.
— Я никогда этих стихов не слышал, — сказал Квази. — Но, по правде говоря, — это ужасный вздор!
Алиса ничего не сказала; она села на песок и закрыла лицо руками; ей уж и не верилось, что все еще может снова стать, как прежде.
— Она ничего объяснить не может, — торопливо сказал Грифон.
И, повернувшись к Алисе, прибавил:
— Читай дальше.
— А почему он идет на носочках? — спросил Квази. — Объясни мне хоть это.
— Это такая позиция в танцах, — сказала Алиса.
Но она и сама ничего не понимала; ей не хотелось больше об этом говорить.
— Читай же дальше, — торопил ее Грифон. — «Шел я садом однажды...»
Алиса не посмела ослушаться, хотя и была уверена, что все опять получится не так, и дрожащим голосом продолжала:
Шел я садом однажды и вдруг увидал,
Как делили коврижку Сова и Шакал.
И коврижку Шакал проглотил целиком,
А Сове только блюдечко дал с ободком.
А потом предложил ей: «Закончим дележ —
Ты возьмешь себе ложку, я — вилку и нож».
И, наевшись, улегся Шакал на траву,
Но сперва на десерт проглотил он...
— Зачем читать всю эту ерунду, — прервал ее Квази, — если ты все равно не можешь ничего объяснить? Такой тарабарщины я в своей жизни еще не слыхал!
— Да, пожалуй, хватит, — сказал Грифон к великой радости Алисы.
— Хочешь, мы еще станцуем? — продолжал Грифон. — Или пусть лучше Квази споет тебе песню?
— Пожалуйста, песню, если можно, — отвечала Алиса с таким жаром, что Грифон только пожал плечами.
— О вкусах не спорят, — заметил он обиженно. — Спой ей «Еду вечернюю», старина.
