Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

Тавран народное блаженство защищает,
Ворам, мошенникам он казни избирает.
Но больше б он тогда блаженство защитил,
Когда бы к казни сам себя приговорил.

                       Сим объявляется
                       И повторяется,
Что Римския том перв истории Роллена
Да и по-русскому — какая о премена! —
В продаже есть на том дворе, где сам толмач
Живет, что преж сего стихов был русских ткач;
                       Дом — краска зелена́
                       В двенадцатой лине́и
                       Покажет, а цена —
                       Вот вам, о благодеи!
Бумаге на простой — рубль пол и гривны три,
На чистой — два рубли кто даст, тот и бери.

Бомбаст на всякий день книг по сту покупает,
Чтоб тем о знании своем уверить свет.
Он не обманет нас: он ничего не знает;
Не любит книг совсем, но любит переплет.

Всадника хвалят: хорош молодец!
Хвалят другие: хорош жеребец!
Полно, не спорьте: и конь и детина
Оба красивы; да оба — скотина.

Коль безрассуден ты и нерадив собою,
Фортуны, коей нет, не называй слепою.

Чти малое большим и малым чти большое,
Не будешь алчным слыть и падким на чужое.

Чрезмерну роскошь брось, родится зависть злостна,
Которая хотя не вредна, но несносна.

Богатства не жалей, чтоб не прослыть скупягой:
Что в нем, коль с нищим ты равняешься бродягой?

Двукратно не сули, что в силах сделать махом,
Чтоб вместо доброго не слыл ты вертопрахом.

Не зная дела в-точь, не спорь с великим жаром.
Не может истины зреть ум во гневе яром.

Что заслужил, сноси то само терпеливо.
Сама себя раба бьет, если жнет лениво.

Жги ладан богу в честь, тельца оставь для пашни.
Тем не спасешься, что заколешь скот домашний.

Имей то в голове, чтоб смерти не бояться.
Хотя она горька, но бедства прекратятся.

Сноси язык жены честно́го поведенья:
Порочно не молчать и не иметь терпенья.

На ту же лошадь сесть боится всякий боле,
Которая ногой ударила дотоле.

Ходила на часах беременна жена,
И уж совсем родить должна была она,
Затем что ей пора урочна миновала.
Металась по полу и тяжко воздыхала.
Просил муж, чтоб жена на мягкий одр легла,
На коем бы родить удобнее могла.
На то жена ему ответствовала прямо:
«Не мню, чтоб помогло мне то же место само
И от болезни чтоб моей я там спаслась,
Где прежде оная, как знаешь, началась».

Понеже говорят подьячие в приказе:
Понеже без него не можно им прожить,
Понеже слово то показано в указе,
Понеже в выписке оно имелось быть,
Понеже секретарь им сделался в заразе,
Понеже следует везде его гласить.
Понеже состоит вся сила в их понеже,
Затем и не живет у них понеже реже.

Кто никогда души спокойства не имеет,
Тот думает: для всех на свете счастье ложно.
Однако лишь ему найти его не можно,
Затем что он сносить напасти не умеет.

Игрушки свойственны во время первых лет,
И свойственно любить, когда любить прилично,
А умными тогда бываем мы обычно,
Как свет оставит нас и мы оставим свет.

Разумные дела себе ты ставишь в смех
И говоришь, что ты умнее в свете многих;
Не спорю я с тобой: умнее ты и всех,
Да только не людей, а всех четвероногих.

            Хоть я бранен везде тобою,
            А ты хвален повсюду мною,
Имеем оба мы несчастьем общим то:
Ни в первом, ни в другом не верит нам никто.

Почтенный Стародум,
Услышав подлый шум,
Где баба непригоже
С ногтями лезет к роже,
Ушел скорей домой.
Писатель дорогой!
Прости, я сделал то же.

Конечно, у тебя пустая голова,
Что на сто слов моих одним ты отвечаешь.

Болтают вздор один, а говорят слова.
Я мало говорю, а много ты болтаешь.

Я знаю, что ты мне, жена, весьма верна,
Да для того, что ты, мой свет, весьма дурна!

            Коль справедливо то сказанье,
Что терпим за дела мы предков наказанье,—
За прародительски, конечно, ты грехи
           Писать охотник стал стихи.

Искусные врачи хвалимы должны быть,
Что могут в крайностях они нам пособить.
Ты хочешь, и тебя чтоб также похвалили,
Что многим пользою твои рецепты были.
        Хвалю. Кому ж явил ты пользу ону?
Себе, аптекарям, церковникам, Харону.

Искусный медик ты, мы все о том слыхали.
Которые в твоих руках ни побывали,
Те после никогда в болезни не впадали
Затем, что уж они с постели не вставали.

Поветрие, война опустошают свет,
А более всего рецепты да ланцет.

Пив много, пьяница в велику немощь впал.
Чтоб боль свою прервать, он медика призвал
И говорит ему: «Я лихорадкой стражду,
Причем безмерную всегда имею жажду».
Чтоб медику болезнь по правилам лечить,
Хотел он наперед в нем жажду утолить.
Больной ему на то: «Лечи мое ты тело,
А жажду утолять мое то будет дело».