Анастасия Акайсева - Куяшский Вамперлен
Вор не проявил интереса к моему предложению взять деньги и убраться восвояси, напротив, презрительно фыркнул и поудобней устроился в кресле.
— Кто, ты думаешь, я такой? — высокомерно спросил он.
Я не посмела ответить, мне казалось, что слова мои прозвучат как оскорбление и разозлят его.
— Что ж, намекну. — Он подался вперёд и заговорщически прошептал: — Возможно, у нас есть общие знакомые.
— Общие знакомые? — озадаченно пролепетала я, перебирая в голове свои скудные социальные связи.
— Слово "вамперлен" тебе о чём-нибудь говорит?
— Так вы друг Жозефа? — озарило меня. — Он узнал, что я не доехала до его квартиры, и отправил вас меня искать, потому как сам долго без крови не может? Он за меня волновался, да?
— А ты бы не волновалась на его месте?
Теперь я чувствовала себя полной дурой. Ну, как можно было принять друга Жозефа за домушника?
— Вы только не думайте, что я сбежала! — распалилась я. — Просто на вокзале у меня чемодан украли, а листок с адресом был в нём. К тоже же, по секрету между нами, уж лучше я дома отсижусь, чем в квартире болотного упыря, чей чокнутый папаша-писатель возжелал испить моей кровушки. И вообще пусть Жозеф сам разбирается с Николя, а меня не впутывает. В свою очередь клянусь, что никому не расскажу об их секрете, более того, постараюсь как можно скорее забыть о том, что случилось в Крутом Куяше.
Выговорившись, я с вызовом подняла глаза на нового знакомого. Он тоже смотрел на меня, и во взгляде его читалось напряжение:
— Никому не расскажешь об их секрете? Даже под пыткой?
Я испуганно сглотнула. А вдруг он решит проверить?
— Никому, обещаю.
Палец сидящего в кресле человека медленно скользнул вдоль губ. Мне показалось, что этот жест символизирует обезглавливание. Моё.
— А что, если я скажу, что тоже заинтересован в их секрете?
— Вы тоже вамперлен?
— А что, похож? — На лице приятеля Жозефа снова появилась дразнящая полуулыбка.
— Вы не такой бледный, как Версали и ваша кожа не просвечивает как у рыбы-хирурга, но я слишком мало знаю о вамперленах, поэтому не могу сказать наверняка. Простите… Так вы всё-таки человек?
Ухмылка его стала ещё нахальней. Новый знакомый встал с кресла и брезгливо посмотрел на меня с высоты своего роста. Он так и не ответил на вопрос — очевидно, играть со мной в кошки-мышки доставляло ему удовольствие, — но сказал нечто другое, окончательно повергшее меня в пучины отчаяния.
— Собирай вещи, мы едем в Крутой Куяш.
Глава 5
На сборы приятель Жозефа выделил мне всего пару часов, за которые мне предстояло убедить знакомого мастера встать пораньше ради солидного вознаграждения за срочную смену замка, написать для родителей подробное сочинение о том, зачем я сломала предыдущий (а заодно, чтобы их порадовать, и о том, как я провела лето), и договориться с соседкой о передаче нового ключа. Учитывая всё это, совсем не удивительно, что на встречу я сильно опоздала даже по меркам либерального арабского этикета, позволяющего, "если бог того пожелает", задержаться почти на час. В глубине души я надеялась, что провожатый махнёт на меня рукой и уедет один, так что, не заметив его в условленном месте, я уж было обрадовалась, но…
— Эй ты! — Тяжёлая рука с размаху опустилась мне на плечо, едва не сбив с ног.
Не удивительно, что я его не узнала. В бейсболке и тёмных очках друг Жозефа походил на что-то среднее между вышедшим на дело уголовником и шифрующейся от репортёров знаменитостью.
— Простите за опоздание, — сконфузилась я.
— Без вещей? — проигнорировав мои извинения, спросил провожатый.
— Как видите.
— Понесёшь чемоданы. — Он снял очки и махнул ими на два огромных баула позади себя.
Я не стала возражать: вот надорвусь сейчас ему назло, и пускай едет один. С видом ведомой на съедение дракону младой жертвенной девы, я подошла к поклаже и, ухватившись сразу за оба чемодана, рывком попыталась их поднять. Баулы даже не шелохнулись. Повторив сей манёвр ещё пару раз с тем же результатом, я многозначительно воззрилась на своего мучителя. Тот, демонстративно закатив глаза, навесил на меня свою ручную кладь (судя по ощущениям, там было как минимум три подарочных набора гирь), и занялся чемоданами сам. Выразительно поглядывая на меня, приятель Жозефа медленно, словно фокусник, перед началом номера демонстрирующий зрителям предмет, над которым будет совершаться манипуляция, взмахнул руками, указывая на багаж. Убедившись, что внимание зрителя, то бишь моё, в его распоряжении, он положил ладони на чемоданы и резким движением выдвинул из каждого по длинной ручке. Я, поддавшись настроению, едва не зааплодировала, но "фокусник" всем своим раздражённым видом дал понять, что представление окончено и, больше не обращая на меня ровным счётом никакого внимания, покатил багаж к платформе. Задыхаясь от тяжести и досады, я на полусогнутых дрожащих ногах засеменила следом. До нашего купе мне удалось доковылять исключительно благодаря силе воли, потому как всё остальное было сломлено под весом сумки с гирями.
— Кажется у меня грыжа, — рухнув на полку, простонала я.
Провожатый звучно выдохнул, демонстрируя дурное расположение духа, и погрузился в чтение газеты.
— Хоть бы спасибо сказал, — не смогла сдержать возмущения я.
— За что?
— За то, что я чуть не надорвалась, пока твою сумку тащила!
— Ты считаешь, я должен благодарить тебя за слабую физическую подготовку?
— А ты считаешь, что благодарить вообще не нужно?
— За добровольную дружескую помощь — нет.
— Дружескую? С каких это пор мы друзья? Я даже имени твоего не знаю!
— Ямато.
— Что? — не уловила чуждый уху набор звуков я.
Он посмотрел на меня со смесью сочувствия и отвращения, и ещё раз чётко, по слогам произнёс:
— Я-ма-да Я-ма-то. Ямада — фа-ми-ли-я, Ямато — и-мя. Яс-но?
Его слова прозвучали так обидно, что я не удержалась от ответной шпильки:
— Странное имечко.
— В Японии оно обычней некуда.
— Ты ещё и японец? — Я широко распахнула глаза, дивясь, до чего же мне везёт на иностранцев.
— Формально, уже нет.
— То есть?
— Умри в догадках.
— Ну, и ладно. Было бы чем голову забивать.
Разговор прервался, и до конца поездки никто из нас не проронил больше ни слова.
Едва поезд остановился, я выскочила из вагона и быстрым, пружинящим шагом двинулась к тётиному дому, ни разу не обернувшись на брошенного попутчика. Погода опять испортилась: на этот раз в лицо мне дул шквальный ветер, а на макушку сыпались мелкие горошины града. Впрочем, по сравнению с бурей, бушевавшей в моей душе, ураган казался прохладным, лёгким бризом, шаловливо расплескивающим брызги океана. Надоело, всё надоело! Надоели эти непонятные разъезды, надоели новые знакомства, не несущие ничего хорошего, надоело постоянно находиться в страхе перед тем, чего, по логике вещей, вообще не должно существовать в природе.
Плохое настроение, однако, улетучилось, стоило мне принять ванну. Горячая вода успокоила мои расшалившиеся нервы, и, когда внизу хлопнула дверь, а затем раздался весёлый женский голос, возвещавший о возвращении тёти, я в самом прекрасном расположении духа поспешила в прихожую, готовая упасть в объятия родственницы и поведать, как мне её не хватало. Желание это, увы, так и осталось неисполненным. Тётя была не одна. Рядом с ней, опершись на один из своих необъятных чемоданов, стоял приятель Жозефа… Ямато. Задохнувшись от возмущения, я собралась обрушить на незваного гостя ушат праведного гнева, но тётя опередила меня.
— Анечка, и не стыдно тебе бросать жениха мокнуть под дождём?
Открытый для словоизлияния рот так и остался незакрытым.
— Я понимаю, поссорились. Дело молодое, с кем не бывает? Но оставлять человека в незнакомом месте, да ещё в такую погоду… Не ожидала от тебя, право не ожидала. Разочаровала ты меня, девочка моя.
— Чего? — только и сумела протянуть я, переводя ошарашенный взгляд с тёти на друга Жозефа и обратно. Не похоже было, чтобы меня разыгрывали.
— Ну, полноте вам обоим. — Тётя приобняла нас с "женихом" и легонько подтолкнула к лестнице. — Ступайте наверх и помиритесь, а я пока комнату приготовлю.
— Чего? Чего?! Чего?!! — только и успевала, как заводная кукла, повторять я, пока Ямато настойчиво увлекал меня за собой.
