Анастасия Акайсева - Куяшский Вамперлен
— Преподобная Мика! — Я в панике вскочила, но тут же, скрученная тисками боли, опустилась обратно на пол.
— Осторожней, — Жозеф помог мне сесть и протянул бутылку с неприятного болотно-зелёного цвета жидкостью.
— Настой куяшских трав, — ответил он на мой немой вопрос. — Лучше всякого лекарства помогает.
Я послушно взяла бутыль и, зажмурившись, сделала пару глотков. На вкус пойло оказалось гораздо приятней, чем на вид.
— А насчёт преподобной Мики не волнуйся, — успокоил меня Жозеф. — Она со вчерашней ночи гоняется за Николя. Сейчас это самое безопасное место: ни она, ни отец не додумаются искать нас тут.
— Что случилось после того, как я убежала? — осторожно спросила я, надеясь, что мои собственные воспоминания ни что иное, как галлюцинация, возникшая на почве злоупотребления алкоголем, и сейчас Жозеф со смехом расскажет, как я, возвращаясь с приема, по пьяни налетела на забор.
Лицо красавца, однако, вопреки ожиданиям помрачнело.
— Отец было погнался за тобой, но на твои вопли примчалась преподобная Мика. Эта полоумная ведет на нас охоту с тех пор, как вызнала где-то, что мы церковных благовоний не выносим. Раньше-то мы всегда ей усы утирали, а вчера ты отца так разозлила, что он напрочь бдительности лишился и сам сиганул под ее кадило. Конечно, такая маленькая доза фимиама его не убьет, но вот побегать от этой психопатки, пока силы не восстановятся, придется.
— Значит, прошлая ночь всё-таки не сон, — расставшись с надеждами на нереальность собственных воспоминаний, простонала я.
— Ежа мне под босу ногу, надо было сказать, что тебе все приснилось! — схватился за голову Жозеф.
— Надо было, — угрюмо согласилась я. — Может, попробуешь?
— Не получится, я уже вслух сказал, что надо было сказать, что тебе все приснилось. — Красавец спрятал лицо в ладонях и сокрушённо вздохнул. — Вот ведь подстава, кота мне в штаны…
— Может, не надо кота в штаны? — Как ни странно, даже в такой ситуации я сохранила способность шутить.
— Да это выражение такое просто. Все ковбои на Диком Западе раньше так говорили.
— На Диком Западе?
— Да. Я там вырос.
— Так ты отважный ковбой с Дикого Запада, прилетевший в Крутой Куяш на машине времени?
— Я не ковбой, я вамперлен.
— Ещё лучше. А вообще замечательно стало бы, если бы ты признался, что вы с отцом — психи. Бежали из клиники втроем: ты, пресвятой Николя и преподобная Мика.
— Что?! — Судя по гримасе, исказившей лицо красавца, моя безобидная подколка оскорбила его до глубины души. — Сама ты психованная! Видела же, что с нашей кожей творится, если кровь долго не пьём. И чуть не обделалась со страху, когда Николя на тебя посмотрел — а он ведь даже силу свою почти не использовал. Ну ладно, сейчас я тебе покажу, какой я псих…
Жозеф зло выдохнул сквозь зубы и пристально посмотрел мне в глаза. В комнате как будто потемнело. Едва различимые ранее дымчатые тени зашевелились и потянули ко мне свои уродливые серые щупальца. Меня, как и накануне, начали затягивать зыбучие пески ужаса, при свете дня всего пару минут назад казавшиеся такими далекими и нереальными.
— Я верю, верю, что ты вамперлен! Пожалуйста, прекрати!
Наваждение отступило.
— То-то же, — назидательно сказал Жозеф.
— И какой был смысл разоблачать себя, если я отчаянно желала остаться в неведении и даже сама предложила разумное объяснение? — апатично промямлила я, пытаясь смириться с мыслью, что моя жизнь уже никогда не станет такой, как прежде.
— Удава мне на шею! — искренне огорчился Жозеф. Вся его фигура казалась такой потерянной и жалкой, что мне стало смешно. Я должна была быть ошеломлена, озадачена, напугана, но вместо этого залилась неукротимым, задористым смехом. Жозефу следовало удивиться, разозлиться, обидеться, но он просто засмеялся вместе со мной.
Я умолкла первой, поскольку ко всем остальным напастям добавился заболевший от хохота живот. Впрочем, настойка уже начала действовать, так что чувствовала я себя куда лучше, чем по пробуждении. Жозеф еще некоторое время похрюкивал, но, заметив, что компанию ему больше никто не составляет, тоже успокоился.
— Ты уж не обижайся, что всё так получилось, — после минутного молчания, снова нарушил тишину красавец. — И о том, где спрятаться, не волнуйся: я тебе дам ключи от своей городской квартиры.
— Зачем мне прятаться?
— Лучше тебе не попадаться отцу на глаза, пока он не отойдёт. Отец в ярости плохо себя контролирует и может глупостей понаделать: он хороший человек, только импульсивный слишком.
— Может, мне тогда насовсем уехать, раз такие дела?
— Да нет, отец отойдёт, — заверил меня Жозеф. — Я ещё и свою долю внесу: скажу, что ты пьяная была и не помнишь ни шиша.
— Угу, ни шиша не помню, а в город сбежала? Он сразу догадается.
— Ёжкин конь, и то верно. Что ж тогда делать… О, точно! Честно признаюсь, что сам тебя отослал: боялся, как бы отец глупостей сгоряча не понаделал.
— А я якобы такая тупая, что поехала непонятно куда непонятно зачем по первому твоему слову? — с сарказмом спросила я.
— Ага, — радостно ляпнул Жозеф. — Отец в курсе, что ты в меня влюблена и что не слишком умная, так что всё в порядке.
Слова Куяшского Аполлона вызвали во мне целый калейдоскоп эмоций: злость (это кто это здесь не слишком умный?), удивление (так он знал о моих чувствах?), смущение (так он знал о моих чувствах…) и обиду (как он мог с таким пренебрежением сказать о моих чувствах?).
— Но ты всё равно классная девчонка, — подумав, добавил красавец.
Теперь смущение затмило остальные эмоции и победно обосновалось на моём лице, приблизив его по тону к китайскому флагу.
— И когда ты хочешь, чтобы я уехала? — запинаясь, спросила я.
Жозеф задумался.
— Чувствуешь себя лучше?
Я осторожно встала и с удивлением осознала, что тело почти не болит. Настойка и впрямь оказалась чудодейственной: ссадины выглядели так, словно им было уже несколько дней, а синяки пожелтели и ощущались только при сильном надавливании.
— Так как чувствуешь себя-то? — отвлёк меня от самообследования Куяшский Аполлон.
— Хорошо, — неуверенно, всё ещё ожидая какого-нибудь подвоха ответила я.
— Тогда постараемся успеть на утренний поезд: он как раз через час. Собраться успеешь?
Я обречённо кивнула: можно подумать, у меня был выбор.
В дальнейшем события развивались сумбурно и слишком стремительно для моего изнурённого организма: Жозеф привёл меня к дому какими-то кустами, я объяснила тёте, что уезжаю в город навестить родителей, покидала в чемодан первое, что подвернулось под руку: зубную щётку, плед и молоток, а остаток отведённого мне на сборы времени потратила на то, чтобы привести, наконец, в порядок лицо (вернее, располагавшийся теперь на его месте размалёванный косметикой синяк), а заодно и тело.
На вокзал мы успели ровнёхонько к приходу поезда.
— Вот держи, — перекрикивая грохот прибывающего состава, Жозеф сунул мне в руки увесистый свёрток, перевязанный разорванным старым носком. — Здесь ключи и деньги на еду.
Времени отнекиваться и изображать оскорблённую гордость не оставалось: поезд с протяжным свистом остановился у края платформы и распахнул двери, приглашая меня нырнуть в своё железное чрево.
— Спасибо, — поблагодарила я Жозефа одновременно и за деньги, и за то, что помог занести чемодан внутрь.
— Ну, ты это, береги себя, — напутствовал меня красавец.
— Ты тоже, — борясь с внезапно подступившим к горлу комком, выдавила я.
Куяшский Аполлон кивнул и улыбнулся той обезоруживающей улыбкой, от которой несколько недель назад моё сердце впервые пропустило удар, а разум отказался думать о чём-либо, кроме него. Я почувствовала, что сейчас расплачусь, и, не говоря больше ни слова, отступила в тень тамбура. Жозеф остался на перроне, а через пару минут поплывший за окном пейзаж унёс от меня его силуэт.
Глава 4
Городской вокзал напоминал разворошённый муравейник: люди куда-то бегут, толкаются, теснят друг друга, будто от этого зависит их жизнь, и, если кто-нибудь остановится на минуту, с неба низвергнется гигантская нога и раздавит нерасторопного бедолагу.
Пока я подбирала аллегории, наилучшим образом отражающие смехотворность вокзальной суеты, от меня сбежал чемодан. Удрал дезертир, естественно, не один, а в компании толстого, кривоногого мужика в потёртой фуфайке. Поднимать тревогу из-за багажа, которому самое место на свалке, я постеснялась, решив считать грабителя сотрудником бюро добрых услуг, любезно взявшемуся помочь мне с его утилизацией. Ну и вытянется же, наверное, лицо ворюги, когда он обнаружит, что рисковал свободой, а может быть даже и жизнью, ради молотка, старого пледа и размочаленной зубной щётки. Возможно, он даже пересмотрит после этого свои жизненные ценности и исправится… Единственная загвоздка — в чемодане осталась бумажка с адресом Жозефовой квартиры. Но, если посмотреть под другим углом, это даже к лучшему: я с самого начала не хотела прятаться в незнакомом месте, но Жозеф взял с меня слово отправиться именно к нему. Теперь же у меня появился достойный повод нарушить обещание и поехать домой, благо ключи я от своей квартиры я захватила.
